Страница 16 из 42
Мы ложимся далеко заполночь. Мама стелет мне на диване, сама пытается улечься на раскладушке. Решительно отбираю у нее жуткую конструкцию, объясняю, что не усну, если родная мать будет мучиться на этом пыточном ложе. Сам укладываюсь на полу. Так мне привычнее и спокойнее. Да чего там — я с детства любил спать на жестком.
Когда выключается свет, я долго лежу с открытыми глазами, смотрю на голубые тени, бродящие по потолку. На короткий миг убеждаю себя, что ничего не было, все — сон, бред, галлюцинации, а на дворе июль семьдесят девятого, и я дома, в Казани.
Но это самообман, конечно же. Все было. И все будет. Поэтому надо забыть про лирику и подумать о реальных вещах. Мне предстоит нелегкое путешествие через полстраны, а потом — через время. Нужно как следует подготовиться. Одежда, снаряжение, продукты, оружие. С последним понятно — у меня два пистолета. Патронов, правда, не густо. К маме сумку, где лежит весь этот арсенал, я не повез, сдал на вокзале в камеру хранения. Завтра перед поездом заберу. А до того мне придется совершить продолжительный рейд, великий поход по магазинам.
Мысленно составляю список. Он начинается с рюкзака, палатки и заканчивается антибиотиками. Конечно, целебная плесень, которой лечил меня старик-знахарь в Махандари, штука действенная, но если вдруг я снова не вовремя заболею, то пусть под рукой будет хорошая аптечка с самыми современными лекарствами.
Современными… Будущее для меня, похоже, наступило. Но разве таким мы его представляли? Я уже достаточно много знаю о мире девяносто четвертого года, чтоб сделать однозначный вывод: жить в этой стране я не хочу. И дело даже не в том, плохо здесь или хорошо — кому как, наверное. Что-то наверняка стало лучше, да и у нас в Союзе совсем не рай земной был. Но я — Артем Новиков, русский, несудимый, беспартийный — я лично здесь — чужой. Мне нет места в этом будущем, я даже у матери остаться не могу, чтобы не навести беду на ее новый дом. Этот мир выталкивает меня из себя, как живой организм — занозу.
Чужой в чужой стране, точно. Это не моя родина и люди вокруг — не те люди, что были раньше. Их всех поразила какая-то болезнь. Вирус. Точно, на российских просторах случилась эпидемия! И теперь их населяют люди с вывихнутыми мозгами. В их сознании все перевернулось с ног на голову. Или даже хуже — никаких ног, никакой головы. Просто серый туман, похожий на тот, что сползает с гор в долину Махандари по утрам.
Балансируя на грани сна и яви, я мысленно переношусь в зеленую долину, где обитают маханды. Изумрудная трава, усеянная цветами. Бурлящие потоки, несущиеся по склонам. Облака в вышине. Облитые льдом вершины гор, позолоченные солнцем. Благословенная земля! И лицо Телли, обрамленное пламенеющими ромашками. Ее глаза, бездонные, как небо над горой Буй-сар.
А что, если нам с Телли поселиться там? Перевезти маму, выстроить дом… После битвы с кашгарцами мой авторитет, авторитет пророка Пилилака, вырос настолько, что я легко могу стать правителем этого народа.
Стальные тиски, сдавившие душу после того, как дед Чага открыл страшную правду о времени, в которое я попал, чуть-чуть разжимаются. Мне видятся картинки будущего: в потаенную долину приходит цивилизация. У махандов появляются орудия, технологии, медикаменты. Все очень дозировано, чтобы не нарушить той удивительной гармонии с природой, той чистоты помыслов, которыми отличаются эти дети гор.
По берегам ручьев бегают счастливые дети. Наши с Телли малыши — среди них. У нас трое детей. Нет, пятеро! Три мальчика и две девочки. Веселые, умные, послушные. Они будут счастливы в Махандари. Я сам дам им образование, сам научу всему, что необходимо.
Махандари… На полях трудятся крестьяне, пастухи гонят отары с пастбищ, над крышами домов поднимаются дымы — хозяйки пекут хлеб. Старики греются на солнышке.
Идиллия.
И я на высоком утесе, с верной винтовкой СВД в руках, зорко охраняю покой моих подданных. Чтобы никто, ни один человек с туманом в голове не проник в этот рай на земле, не нарушил его покой.
А можно еще надежнее, еще лучше — отправиться в долину Неш, разыскать черные камни, доставить их в Махандари и расставить на склонах окрестных гор. Чтобы время там навеки остановилось!
Никто не сможет помешать мне сделать это. Правда, майор Бейкоп рассказывал о каких-то прозрачных, вроде бы являющихся хозяевами камней, но разве смогут они остановить меня? Я — владыка перевалов и круч, властелин горных троп, великий пророк Пилилак! Я создам царство божье на земле, претворю в жизнь великую мечту человечества о золотом веке!
Претворю, как же… Следом за радужными мыслями приходят другие, тяжелые, словно отлитые из чугуна. Если начистоту, то настоящие хозяева гор — это как раз неведомые прозрачные. Если они могут устраивать такие вещи, как хроноспазм, если это они придумали линзы, то страшно подумать, на что еще способны эти существа.
Я не вступал с ними в прямой конфликт, я лишь краем коснулся их мира — и потерял четырнадцать лет жизни. Как мотылек, неосторожно подлетевший к костру, я опалил крылья, упал и теперь ползаю во тьме среди червей, личинок, всякого мусора, пытаясь снова взлететь.
А ведь все это время жизнь в долине махандов не стояла на месте! Что произошло с Телли за эти годы? С тех пор, как мы с Нефедовым оказались в хроноспазме, я не разрешал себе думать о девушке, но сейчас ничего не могу поделать — разогретый, раззадоренный мечтаниями мозг мой не может остановиться и начинает выдавать варианты — один чернее другого.
Телли вышла замуж. Погоревала, поспорила с отцом, но в итоге смирилась и стала женой какого-нибудь… Свадьба, пир, танцы… Брачная ночь… Заплаканное лицо девушки…
А потом — годы жизни с нелюбимым мужем, обреченность и потухшие, тоскливые глаза.
Или еще хуже: она сумела переупрямить отца. Телли чуть младше меня, сейчас ей около тридцати. Старая дева, вечно в черном, одинокая тень, избегающая людей. На нее показывают пальцами, ею пугают ребятишек.
И во всем этом виноват я.
Наконец, в мою измученную голову приходит совсем черная мысль: а вдруг Телли умерла? Да я ведь даже не знаю, сумела ли она освободиться от веревок! Конечно, мною руководили благие побуждения, когда я привязывал девушку к столбу, обозначающему границы владений махандов. Я спасал ее.
Но вот спас ли?
…Просыпаюсь от того, что плачу. Вся подушка в слезах. По потолку все так же бродят голубые тени. Всхлипываю, слышу ровное дыхание мамы. Надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Я все исправлю. Я не просто доберусь до Махандари, я обязательно вернусь в то время, в восьмидесятый. Я изменю будущее!
Слишком много я… Слишком мало дела.
И тут откуда-то из глубины поднимается злость. Она всплывает, как большая черная рыба, обитатель таинственных океанских глубин. Зубастая, пучеглазая, злость буквально подбрасывает меня, заставляет откинуть одеяло, подняться и прошлепать босыми ногами на кухню.
Ух, если бы все мои — нет, наши, общие! — беды персонифицировались в конкретном человеке! С каким удовольствием, с какой мстительной радостью я набил бы ему морду!
Но такого человека нет. Зато есть другое…
Конь!
Это он во всем виноват!
Срываю фигурку с шеи. Кожаный шнур, изделие махандов, лопается, точно шерстяная нитка. Я знаю, что надо делать. И как же эта мысль не приходила мне в голову раньше? Сейчас, сейчас…
Света я не включаю, чтобы не потревожить маму. Выдвигаю ящик с вилками и ложками. Там у нас обычно всегда лежал напильник, старый, с мелкой насечкой. Мать точила им ножи и я, еще пацаном, не раз использовал этот невероятно твердый инструмент для изготовления всяких поделок. Однажды, помню, даже распилил им стальную линейку напополам.
Стараясь не шуметь, шарю в ящике. Ложки, вилки, ножи, открывалка для консервов, штопор, чайные ложечки… Есть! Напильник на месте. Кладу фигурку на краешек стола. Конь красив. Его пропорции, соразмерность форм и плавность линий завораживают. Неведомый мастер, изготовивший эту вещь, был гением. Но чувство прекрасного — не самая главная моя добродетель. Да и бушующая во мне холодная ярость гораздо сильнее любой эстетики. Я в таком состоянии и Венеру Милосскую готов разнести вдребезги!