Параллельно любви

- С этим я ничего поделать не могу.

- Правда? Не можешь или не хочешь?

- И не хочу, - подтвердила Марина. – Потому что, как ты правильно сказала, это твой муж. И если ты не найдёшь правильных слов…

- Вот только не нужно меня учить! – довольно резко оборвала её Соня. – Я к тебе не за советом пришла!

- А зачем? Потребовать то, что я не могу выполнить? Ты сюда пришла, разве ты застала здесь Алексея? Нет. Ты видишь здесь его вещи? Нет. И я не тяну его к себе, зря ты так думаешь.

- Тогда выгони его, - выпалила Соня. – Вот придёт он и выгони!

Марина с удивлением на неё воззрилась.

- Выгнать? Если его выгнать, он вообще не уйдёт. Это же Лёшка.

Соня презрительно скривилась.

- Господи, о чём я думала, когда шла сюда? Надо быть полной дурой, чтобы поверить тебе.

- Я тебе ещё ничего не обещала.

- Тебе не стыдно?

Марина улыбнулась, правда, улыбка получилась так себе, губы дрожали, и Соня это наверняка заметила.

- А мне стыдиться нечего, моя совесть чиста.

- А ещё меня актрисой называет. Слова-то какие – совесть чиста! Мужа из семьи увести, по-твоему, нормально?

- Уходи из моего дома. Ты скандалить пришла, а не говорить, а мне это не нужно.

- Я пришла не скандалить, я пришла сказать тебе, что ничего у тебя не выйдет. Думаешь, я не понимаю ничего? Ты специально его к себе привязываешь, - почти прошипела Соня. – Даже ребёнок этот… Ты же специально!

- Замолчи немедленно! – Они встретились взглядами и застыли друг перед другом. – Теперь я тебе говорю – ребёнка моего не трогай!

- Не затыкай мне рот, я всё равно всё тебе скажу. Ты никто ему, всего лишь бывшая жена, и ребёнок твой… Она не имеет отношения к нашей семье, она не Асадова, понятно? И ты не его жена! Это ты ей эту фамилию дала, но это ничего не значит.

- А ты Асадова? Фамилия тоже ничего не значит, Соня, зря ты так за неё держишься.

- Да неужели? Ты что-то не поторопилась её сменить после развода!

- О боже… - Марина устало махнула на неё рукой. – Уходи. Уходи, и думай, что хочешь. Мне всё равно.

Соня выскочила из кухни, а Марина даже следом за ней не пошла. Стояла, привалившись к стене и ждала, когда хлопнет дверь. Но так и не дождалась. Соня вернулась, уже одетая, посмотрела на неё и сказала:

- Ему я нужна, я. Я это знаю, я живу с ним. И если бы ты перестала его держать… если бы тебя не было, он бы давно это понял. А он всё виноватиться перед тобой, как же – ты же несчастная, у тебя такое горе в жизни!.. А ты и рада, ты ведь даже о нём никогда не думала. Тебе плохо – он к тебе бежит, ты успокоилась – вон пошёл. А он не ест, не спит, всё думает – как там моя бедная Мариночка? А я как же? Я тоже его люблю, я, как могу, стараюсь… Чёрт возьми, да я же лучше тебя! Я красивее, я моложе, я ему сына родила, а ты нет. А он всё равно к тебе бежит! Но он не любит тебя, слышишь? Ему со мной хорошо, и если бы тебя не было… Ему просто жалко тебя! Жалеет, жалеет, и остановиться никак не может! А ты и этому рада, да? – Соня резким движением закинула шарф за плечо, а на Марину взглянула с ненавистью. – Как не стыдно только… У него сын есть, а ты ему чужого ребёнка подсовываешь! – У неё тоже голос задрожал, даже слёзы потекли, но Марина этого не видела. Стояла, уставившись в одну точку, напряжённая до предела, и видеть ничего не могла, перед глазами стояла пелена.

После ухода Сони не сразу пришла в себя. Но затем опомнилась и кинулась в ванную. Умылась холодной водой, хотя на самом деле очень хотелось сунуть под холодную воду голову, чтобы немного остудиться и забить рвущиеся наружу рыдания. Было такое ощущение, что у неё температура резко поднялась и непонятно – то ли стыдно, то ли тошно, то ли злость душит. Перед зеркалом замерла надолго, вглядывалась в своё лицо, потом навалилась на раковину и глаза закрыла.

- Не буду, не буду, - зашептала она, - не буду… из-за неё… Не буду.

В дверь осторожно поскреблись.

- Мама, мам, ты чего?

Ещё разок плеснула в лицо холодной водой, утёрлась полотенцем и открыла дверь.

- Что такое, солнышко? Испугалась?

- А ты зачем здесь заперлась? Ты плачешь?

Марина присела перед девочкой на корточки, даже улыбнулась, а когда Юля спросила, почему она плачет, слёзы снова потекли. Марина в ребёнка вцепилась, поцеловала, а потом слёзы вытерла.

- Не буду больше.

Юля разглядывала её пристально и серьёзно, а потом спросила:

- У тебя не получились плюшки?

Марина кивнула и снова обняла её, чтобы Юля её слёз не видела.

- Не получились.

- Ну, ничего, мы варенье с хлебом поедим, это тоже вкусно. Ты только не плачь, мам.

Ребёнка удалось успокоить быстрее, чем успокоиться самой. Они с Юлей поужинали, попили чая с вишнёвым вареньем, посмотрели сказку, а потом Марина уложила её спать. Долго сидела у детской кровати, девочка уже давно спала, а Марина всё сидела в темноте и думала, думала… О чём-то липком и неприятном. О ненависти и беспомощности.

О том, чтобы просто лечь спать и речи идти не могло. Долго ходила по квартире, от стены к стене, у окошка стояла, и всё вспоминала этот разговор, а точнее Сонины слова, обида душила, хоть Марина и понимала, что права на неё, по сути, не имеет. Но всё, что Соня сказала, казалось таким… таким несправедливым, горьким, незаслуженным.

Или всё-таки заслуженными?

Господи, где спрятаться-то от всех этих мыслей?

Снова подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу и выдохнула:

- Жалеет… - И тут же головой покачала, наблюдая за своим отражением в стекле. – Неправда.

Телефон зажужжал на журнальном столике, Марина посмотрела на него, потом на часы. Для простого звонка было уже слишком поздно. Обида вновь накатила, задушила, Марина даже засомневалась, стоит ли к телефону подходить, но потом всё же ответила.

- Зачем ты звонишь? – глухо поинтересовалась она.

- Открой мне дверь, - попросил Алексей.

Марина выключила телефон. Замерла, прижав мобильник к груди, но спустя минуту всё же отправилась в прихожую.

- Я не стал в дверь звонить, - сказал Асадов, входя в квартиру. – Юлька спит?

- Спит, - отозвалась Марина и ушла в комнату, даже не взглянув на него толком. Когда Алексей появился в гостиной, она собирала со стола Юлины карандаши. А Асадов вошёл и остановился в нерешительности, поглядывая на неё.

- Как ты? – спросил он тихо.

- Всё хорошо. – Она на него не посмотрела, убрала карандаши в коробку и занялась детскими книжками, складывая их в ровную стопку на краю стола.

Лёшка опустил голову, задумавшись.

- Что она тебе наговорила?

- Интересно… Она что же, похвасталась перед тобой?

- Нет.

- Тогда что?

- Марин, если хочешь, накричи на меня, но в себя опять не прячь.

- Я ничего не прячу! – громким шёпотом проговорила она. – И нечего строить из себя… знатока моей души! Зачем ты пришёл?

- Потому что я за тебя беспокоился.

- Не стоит.

Марина на него не смотрела, очень старательно избегала его взгляда, что-то делала, лишь бы не останавливаться. Пыталась успокоиться, но лишь для того, чтобы Асадова выгнать. Она не хотела его видеть, сегодня уж точно. До его прихода настолько замучила себя мыслями о его жалости, что, казалось, сейчас посмотрит на него и, не дай бог, эту самую жалость в глазах его увидит, и тогда с ума сойдёт. Тогда уж точно ничего не вернёшь, не изменишь, не исправишь…

- Уходи… Ты знаешь, который час? В такое время по гостям не ходят.

- Ну что ты говоришь?

- Ничего. Я звала тебя? Нет. Вот и уходи… - Остановилась наконец, прижала к горящим щекам холодные ладони и призналась: - Я сама виновата.

- Да ни в чём ты не виновата, - в раздражении начал он, но Марина его перебила:

- Нет, виновата. Виновата. Я знала, что нельзя тебя близко подпускать, что тебе не место тут, но настоять не смогла!

Он подошёл и хотел положить руки ей на плечи, но Марина отступила в сторону.

- Не трогай меня!