Параллельно любви

Нет, не раз в полгода, конечно, но редко. Общение намеренно сведено к минимуму, только от этого ничего не меняется. Как бы намекнуть Асадову, чтобы прекратил к её родителям ездить? Своих ему мало, что ли?!

Некстати припомнив свой недавний обед с бывшей свекровью, приуныла. Вот разве так люди разводятся? Даже ненавидеть некого, даже с бывшими родственниками отношения не испорчены, вспомнить нечего плохого. Только хорошее. А так ещё тяжелее.

Ровно в восемь хлопнула входная дверь. Хлопнула довольно громко, что было несколько удивительно и свидетельствовало о раздражённом состоянии пришедшего. Марина как раз выискивала брильянтовые серьги в шкатулке, надевала их довольно редко, но они чрезвычайно шли к выбранному ею на сегодня костюму стального цвета, а повод выделиться у неё сегодня был – ей предстояло произвести впечатление на занудливого клиента. А как дверь хлопнула, она прислушалась, поиски оставила и выглянула в коридор.

- Что случилось? – поинтересовалась она несколько встревожено. – У нас проблемы?

- Проблемы наши начались ещё неделю назад! – громогласно провозгласила Калерия Львовна, встряхивая своё промокшее пальто и вешая его на плечики. – Этот негодяй Томилин, из пятнадцатой квартиры, отказывается пускать к себе слесаря! Я вызвала, я заплатила, пришла к нему, а он меня не пустил!.. Где это видано? Я ему тогда и сейчас сказала – в суд подадим! Вот только потечёт его дурацкая труба ещё раз – и точно подадим! А вы не смейте отмахиваться от меня, Марина Анатольевна! Это очень серьёзно!

Марина поспешно скрылась в спальне, вернулась к поискам серёжек, и свою домработницу, признаться, слушала не очень внимательно. За последнюю неделю тема протечки поднималась раз за разом, Калерия требовала от неё подтверждения, что «примем меры, будем отстаивать свои права, что так жить нельзя» и выспрашивала телефоны знакомых юристов. Марине даже жалко было бедного соседа Томилина, который просто до конца ещё не понял, с кем связался. С Калерией Львовной, которая пятнадцать лет проработала начальником пионерского лагеря. То есть, после такого долгого и близкого общения с детьми, терпения и упрямства ей было не занимать. Калерия кого угодно переупрямит, если ей нужно. За это Марина была спокойна.

Когда Калерия Львовна появилась в их доме, а случилось это лет пять назад, после нескольких неудачных попыток обзавестись хорошей домработницей, после неприятного опыта, Марина и к этой грузной женщине с суровым выражением лица и хитрецой во взгляде, отнеслась насторожено. Даже рискнула намекнуть мужу, что может и сама с домашней работой управиться, лишь бы не впускать в дом ещё одного чужого человека, но понимания у него не нашла. А Калерия появилась в их доме, благодаря протекции свекрови, принесла с собой огромный фикус, который без лишних вопросов и разрешений с их стороны, задвинула в угол на просторной кухне, да так и осталась. Через пару месяцев Марина и вспомнить не могла, как без неё обходилась. Калерия так быстро вписалась в их жизнь, что даже мама заревновала в какой-то момент и зачастила к ним в дом, и принялась подозрительно к домработнице присматриваться. Марина занервничала слегка, но после того, как застала мать и Калерию на кухне, перелистывающих свои тетради, заполненные всевозможными рецептами, успокоилась. Подружились.

Марина знала, что своих детей у Калерии нет, есть племянники и дети племянников, которые жили не в Москве, и выбиралась она к ним раз в год, в отпуск. А всё своё время отдавала им с Алексеем. За что им такое счастье выпало – никто никогда не узнает, но ведь выпало! Вытащили козырную карту, и уже через пару недель после того, как Калерия принялась хозяйничать на их кухне, Асадов из Алексея превратился для неё в Алёшу, она кормила его пирогами с яблоками, а Марину ругала за лёгкую курточку – ведь на улице ветер! – и за маленькое пятнышко на её, Калерии, любимой Марининой юбке. И всё это воспринималось как само собой разумеющееся, и даже Антонина Михайловна утверждала, что теперь у неё сердце на месте, есть кому за «детьми» присмотреть, а отец и свёкр, одинаково робели перед Калерией Львовной, которая говорила с ними ровным, чуть снисходительным тоном, как со своими воспитанниками. И даже когда в этом доме стало пусто, когда Лёшка ушёл, а Калерия собирала его вещи, именно она не позволила Марине сойти с ума. Она чуть ли с ложечки её не кормила, поднимала с постели, выбирала ей костюм и гнала на работу, приговаривая:

- Это надо же выдумать, из-за мужика так убиваться! В постели до обеда лежать и реветь! Ты что, недотёпа какая беспомощная, не справишься без него?

Калерия сама решала, когда обращаться к ней на «вы», а когда на «ты». Алексея всегда называла Алёшей, словно нянчила его с младенчества, а вот к ней частенько обращалась – Марина Анатольевна. Марина поначалу пыталась спорить – раз уж Асадова Алёшей зовут, то чем она, собственно, хуже? – но у Калерии была теория о «хозяйке в доме» и спорить с ней было невозможно. С Калерией вообще спорить невозможно, как сейчас, например.

Вплыла в комнату, - именно вплыла, по-другому Калерия из-за своей внушительной комплекции попросту не умела, - и потрясла телефонной книжкой.

- Вот, нашла. Прохоров Геннадий, и даже написано – адвокат. Рукой Алёши написано!

Марина захлопнула шкатулку с драгоценностями.

- Калерия Львовна, это адвокат по бракоразводным делам.

- Какая разница? Он что, не может этого негодяя засудить? – И без паузы подозрительно поинтересовалась: - Ты хочешь надеть эти серёжки?

Маринины руки замерли.

- Да, а что?

- Очень хорошо. Они тебе идут.

Марина выдохнула.

- Что ж вы так пугаете?

- Так мы будем звонить этому Прохорову?

- Толку от этого не будет, я вас уверяю. Он даст вам тот же совет, что и я.

- А какой совет ты мне дала?

- Позвонить в домоуправление.

Калерия фыркнула так громко и так пренебрежительно, что Марина даже обернулась на неё.

- Этим бездельникам? Пришёл вчера их слесарь, щуплый, как комар. Я ему говорю – звоните этому бесстыжему в дверь и требуйте вас пустить, а он мне – частная собственность, частная собственность!..

- Вообще-то он прав, - осторожно заметила Марина, а Калерия оскорбилась.

- Он прав? А я, значит, не права? А когда с потолка – кап-кап, и плинтус отстаёт – это как называется?

Марина благоразумно промолчала, надела вторую серёжку и отступила на шаг, оглядывая себя в зеркале. Калерия Львовна подошла, одёрнула ей пиджак и сдула с плеча невидимую пылинку.

- Красавица.

Марина рассмеялась.

- Да уж…

- Ты позавтракала?

- Да, - соврала она, не моргнув глазом.

- Завтра приду пораньше и сварю тебе кашу.

Это была открытая угроза. Есть манную кашу в этом доме, мог только бывший муж, а когда он это делать, по определённым причинам, не смог, и осталась только Марина, кормить Калерия взялась её, не обращая внимания на муку в её взгляде, появляющуюся при виде тарелки с манной кашей.

- Посмотрим, - неопределённо отозвалась она, надеясь, что домработница позабудет о данном обещании.

- Испеку вам пирог с капустой, - говорила домработница, наблюдая, как Марина надевает пальто в прихожей. – Или с мясом хотите?

- Никакой не хочу. Я на диете.

- На какой такой диете? – нахмурилась Калерия. – Опять подружка ваша приходила со своими безумными идеями?

- Никто не приходил, - заверила её Марина. – Просто моё кашемировое платье некрасиво морщится на животе.

Калерия Львовна упёрла руки в бока.

- Так правильно – морщится! Потому что в химчистке нашей одни идиоты работают! Испортили платье!

- Не придумывайте.

- Вот ещё!

- Не хочу пирог! Хочу цветную капусту и рыбу на пару.

Калерия недовольно разглядывала её из-под аккуратно выщипанных бровей, затем расстроено покачала головой, но согласилась:

- Хорошо. Будет вам рыбка на пару, любимая ваша. А пирог я всё-таки испеку, вдруг в гости кто-нибудь зайдёт, родители ваши, например.