Бабочка под стеклом

Тома насторожилась.

- Кого, эту?

- Любовницу свою бывшую! – невольно повысила Марина голос, но опомнилась и рот себе ладонью зажала. – Наталью эту. Умницу, красавицу…

Тома по руке её шлёпнула.

- Да прекрати ты. Он точно с ней уехал?

Марина слёзы вытерла и носом шмыгнула, успокаиваясь.

- Она мне похвасталась, случая не упустила!

- Ой, что делается… - Тамара головой покачала. – Марин, ну ты не расстраивайся так. Пошли они, мужики эти. Что им надо, кто поймёт?

Не расстраивайся… А Марина не могла не расстраиваться. Она покой, после отъезда Грановича, потеряла. По дому ходила, потерянная, и всё думала, что сделала не так. И прав ли Димка в своих обидах и обвинениях. Может, она чего-то не понимает в этой жизни, и из-за этого всё наперекосяк? Первые дни ещё пыталась ему дозвониться, бессчетное количество раз его номер набирала, а когда поняла, что отвечать Гранович ей не собирается, в настоящее отчаяние впала. Правда, сделала над собой усилие, заставила себя успокоиться, испугавшись настоящей истерики. Отец и дети только этого от неё ещё не видели, а Димка… Димка если уехал… с этой, то убиваться по нему она не будет. Уж как-нибудь переживёт. И детям объяснит, что ждать дядю Диму больше не стоит. Вот только пока духу для таких разговоров и выводов не хватает. По дому ходила, а взгляд сам собой натыкался на вещи, которые сразу напоминали о Диме. На дверь кабинета, который дети считали его территорией, на Димкины вещи, оставшиеся в шкафу, на экономические и спортивные журналы на столе в гостиной. За такой короткий срок он стал неотъемлемой частью её семьи, а она ему сказать об этом не успела. Даже в любви не призналась ни разу, всё боялась, тянула, была уверена, что они всё успеют. Хотела, чтобы Димка оттаял и про семейные отношения перестал говорить с цинизмом и насмешкой. Марина была уверена, что почувствует эту важную перемену в нём, и тогда признается и поговорит, и не отпустит никуда. Но получилось так, что не успела. Тоже сама виновата? Наверное. Оказывается, что она очень плохо знает мужчин, раз они настолько часто способны её удивить.

Однажды всё-таки не выдержала, подсмотрела в бумагах отца телефонные номера московского офиса и позвонила. Какая-то девушка долго выспрашивала у неё, кто она такая и что ей нужно от Дмитрия Алексеевича, а потом с притворным сожалением сообщила, что на месте Грановича нет, предложила позвонить попозже или сообщение оставить. Марина сразу трубку положила, и несколько минут сидела над телефоном, разглядывала его, а в висках кровь колотилась, разволновалась неожиданно. И понятно, если бы Димка трубку взял, а то с секретаршей его поговорила, а уже сама не своя. И тогда уже, после звонка, задумалась о том, что сказать ему собиралась. Это был спонтанный порыв, просто очень захотелось услышать его голос, тоска заела, а что сказать ему, не знала. И страшно оттого, что в его голосе не услышит привычных тёплых ноток. Наверное, она до конца его так и не узнала за эти месяцы. Иначе не удивилась бы такой бурной реакции, его срыву и отъезду, и знала бы чего ждать, смогла бы сгладить обострившуюся ситуацию. А она в полной растерянности пребывала долго, и это была огромная ошибка с её стороны. Она больше думала о том, что может сделать Игорь, его поступки предугадать пыталась, надеясь избежать проблем, а на Димку, наверное, слишком много всего переложила, все свои неприятности и тревоги, и настолько привыкла, что он её поддерживает и советы даёт, не предъявляя никаких претензий, и не ожидала, что в этот раз его ревность, которую он в себе копил уже некоторое время, через край перельётся. И ругала себя прежде всего за то, что просмотрела, не почувствовала, не поняла и, в итоге, он уехал от неё.

Без него было страшно. Вдруг вернулось чувство одиночества, и пусть рядом был отец, дети, но без тёмных серьёзных глаз, которые следили, казалось, за каждым её шагом, чтобы не дай бог она где не споткнулась и не упала, стало пусто. И хотелось кричать и плакать, и за слабость свою стыдно не было. Страх одолел, с отчаянием перемешался, и Марина копила его внутри, как Гранович до этого свою ревность, и боялась теперь только одного – того момента, когда всё это наружу вырвется. Что она тогда сделает? Возненавидит его или поедет в Москву, чтобы в глаза ему посмотреть и сказать всё, что думает? Возможно, давно поехала бы, но останавливали опасения по поводу Натальи. Она так сильно из-за этого переживала, что даже отцу проговорилась, а тот не на шутку удивился.

- Наталья? Это какая, блондинка, что ли?

Марина поневоле усмехнулась.

- Ты её тоже приметил?

Он тут же оправдываться принялся.

- Мне простительно, я блондинками болею, а вот Димка нет.

- Да? Мне стало легче, спасибо.

Стеклов сконфуженно фыркнул.

- Да ладно, Мариш. – А потом его осенило. – Давай я сейчас позвоню в офис и узнаю, кто её в Москву перевёл!

- Не трудись, я и так знаю этого человека. Хочешь, подтвердить мои мысли?

- Маринка. – Николай Викторович к ней подошёл и за плечи её взял. Наклонился и губами к её виску прижался. – Маринка, перестань придумывать проблемы. Любит он тебя. Он ведь ожил рядом с тобой, а ты рядом с ним. И даже я в это поверил, представляешь? Давно не верю, а вот в вас поверил. Вам только поговорить надо. И я этого добьюсь, ты меня знаешь. Я вас лбами всё-таки столкну.

- Лбами?

- А почему нет? Поорёте друг на друга, но зато пар выпустите и заживёте дальше.

- Пап, - у неё вдруг губы затряслись. – Он меня в Москву позвал.

Стеклов руками развёл.

- А тогда почему ты здесь до сих пор?

Она повернулась, на отца посмотрела, но промолчала. А вечером, после ужина, сидя рядом с детьми на диване, думала о том, что отец сказал. А на самом деле, почему она ещё здесь? Опять осторожничает? А вот когда в Грановича влюбилась, не осторожничала, вообще ни о чём не думала, и так много получила от него, так чего боится? Он не Игорь, в этом она уверена на сто процентов, Дима никогда через неё не перешагнёт. Если, конечно, она вернуть его сможет.

- Мне плохо без тебя… - тихо проговорила она в тишине спальни.

С каждым днём всё хуже. А он, неужели не чувствует? Неделя молчания, Дима ни разу не позвонил. Марина даже в кафе урывками ездила, боялась от телефона отойти. Мобильный из рук не выпускала, и на домашний телефон постоянно кидала взгляды, полные надежды. И в голове те самые слова из старой песни, которые, как оказалось, самые правильные в жизни, самые нужные. Позвони мне, позвони…

- Мама, ты что делаешь?

Марина на голос сына оглянулась, посмотрела на него испуганно, а потом сумку, в которую какие-то свои вещи собирала, в сторону отложила. Волосы от лица отвела и постаралась улыбнуться, потому что сын наблюдал за ней с явной тревогой. Наверное, она по комнате, как сумасшедшая металась.

- Ничего, Антош, так… Прибираюсь.

- Ты уезжаешь?

- Я? – Она снова на сумку посмотрела.

- Между прочим, Василиска просила не опаздывать сегодня.

Марина кашлянула, когда горло спазмом перехватило.

- Куда?

- На родительское собрание, мам!

- А, да, собрание…

Антон ещё минуту смотрел на неё с прищуром, а когда из спальни её вышел, Марина на постель медленно опустилась, а потом сумку с вещами и документами в сердцах на пол столкнула. Она ведь уже решилась…

А вчера вечером Элька снова затемпературила, никак не хотела засыпать, капризничала и даже рыдала некоторое время, уткнувшись в подушку. Марина весь вечер сидела рядом с ней, по голове дочку гладила, успокаивала, и не сразу справилась с собой, когда Эля спросила у неё про Диму. С этого слёзы и начались, и что бы Марина ей в ответ не говорила, Эля только большим количеством вопросов её засыпала. Когда приедет, что привезёт, что они делать будут, когда Дима вернётся, пойдут ли в цирк. И, наверное, заметила, что мать нервничает и ответы находит с трудом, поэтому и расплакалась. Даже Стеклов ситуацию не спас, так и уснула зарёванная. А Марина потом до поздней ночи в её комнате сидела, и слёзы глотала. И всё упрекала себя, что вовремя не сказала Димке всего три слова. Ну и пусть бы он не ответил, но он бы знал! И, возможно, тогда бы не уехал, попытался её понять, и тогда бы точно ему не пришла в голову глупость о том, что она к Игорю вернуться хочет.