Бабочка под стеклом

- Не сама, Вера, уборщицу вызови.

Секретарша поправила очки в элегантной оправе, и как Дмитрию показалось, чуть прищурилась, к нему приглядываясь.

- Дмитрий Алексеевич, вы хорошо себя чувствуете?

Он брови сдвинул.

- А что?

Вера тут же смутилась и глаза опустила.

- Ничего, просто… Может, вам кофе сварить?

- Можно кофе. – Дима потёр горло, которое странно саднило. – С коньяком.

- Хорошо.

В дверь коротко постучали, а затем в кабинет заглянула Наталья.

- Привет. К тебе можно?

Гранович кивнул, правда, без всякого энтузиазма. Вернулся к столу и сел. А Наталья подошла ближе, секретаршу глазами проводила, потом кивнула на скрепки.

- Промахнулся?

- Наташ, тебе что-то нужно?

- О, мы опять не в настроении. – Она напротив него присела, подала документы. – Вот, подпиши. Стеклов когда приедет? Может, стоит поторопить бухгалтерию с отчётами?

- Поторопи, - согласился Дима. Плечами повёл и кашлянул в кулак.

- Ты заболел?

- Нет.

- У тебя глаза странно блестят.

- И что, из этого следует, что я болен?

От его тона Наталья даже поморщилась, и рукой на него махнула.

- Ладно. Если ты не хочешь, чтобы я к тебе лезла, то так и скажи. Что ты рычишь на всех?

- Я не рычу.

- Конечно. А люди мимо двери твоего кабинета на цыпочках бегают. Дим, ну в самом деле!

- Что?!

Вера постучала и вошла с подносом.

- Дмитрий Алексеевич, кофе.

- Спасибо. – Он с нетерпением наблюдал за тем, как секретарша наливает в его чашку кофе. Хлебнул горячего и блаженно зажмурился. А Наталья ногу на ногу закинула и послала Вере выразительный взгляд, от которого та тут же сникла и поспешила удалиться.

- Документы подпиши, - напомнила ему Наталья.

Гранович ещё глоток сделал, чашку поставил на стол и придвинул к себе бумаги. А пока глазами текст пробегал, поинтересовался:

- Как ты устроилась?

- Хорошо устроилась. – Наташа вполне довольно улыбнулась. – Квартирка уютная, и район неплохой.

- Очень за тебя рад.

- Приезжай вечером, сам увидишь.

Он облизал сухие губы. Кинул на девушку быстрый взгляд исподлобья.

- Может быть, как-нибудь.

- Как-нибудь, - повторила она и усмехнулась едва заметно. На Грановича посматривала, ладони на своей коленке сложила, приняв вызывающую позу. – Ну что ж, как-нибудь, так как-нибудь. Только не забудь меня предупредить заранее, чтобы я подготовилась.

- Это как? Готовить научишься?

- А что, хороший ужин теперь входит в твою обязательную программу? Ресторанная еда не подойдёт?

Дима ладонью страницу разгладил, медленно рукой провёл, а после попросил:

- Наташ, не начинай.

- Просто я тебя не узнаю. Ты должен был думать о последствиях, я тебя, между прочим, предупреждала. Она – дочь Стеклова, Дим. А тебе ещё работать в этой компании.

- Это ты о чём?

- Сам понимаешь, - огрызнулась она. – Ты сам всё прекрасно понимаешь. Сейчас папа начнёт дочку жалеть, а крайним кто окажется?

- Так. – Дима бумаги со стола торопливо собрал, вышло неаккуратно, но он всё равно сунул их в руки Натальи. – Ты высказалась? Очень тебе за это благодарен. А теперь иди… Работай.

- Господи ты Боже мой, - пробормотала она в раздражении. Бумаги в папку сложила и поднялась. – Но ты ведь знаешь, что я права.

- Ничего я не знаю, - пробормотал Дима, когда в кабинете один остался. На «паркер» свой любимый посмотрел, который до сих пор в руке держал, заметил на колпачке следы маленьких кошачьих зубов, оставленные нахальным Семёном, и ручку в раздражении на стол бросил.

Ему уже неделю не работалось. Да и вообще, не жилось спокойно. Уехал тогда молча, и уже по дороге в Москву в этом успел раскаяться, и только из-за собственного упрямства не вернулся. А ведь мог бы. Сколько раз за прошедшие дни он думал о том, как всё было бы, если бы вернулся? Как бы Марина его встретила, о чём бы они поговорили. Наверное, договорились бы о чём-нибудь, ведь взрослые люди оба. Но внутри жил страх, предательский страх перед расставанием, вот так, глаза в глаза. Когда уходить бы пришлось не из офиса, а из дома. Вещи собирать, с детьми прощаться, а потом выходить за дверь, закрывать её за собой… Однажды Дима уже так уходил, от жены, но ничего похожего на страх тогда не испытывал. Скорее уж облегчение. А тут настоящий ужас скрутил.

Он ведь позвал её с собой, так хотел, чтобы она согласилась, а вместо этого увидел в глазах Марины изумление и совсем не приятное. И мужа бывшего сразу вспомнила, его образ, как чёрт из табакерки выскочил, встал между ними, и Дима снова начал с ревностью вглядываться в лицо Марины, в глазах её искал отражение вины или сожаления. Но спустя минуту стыдно стало, и от этого противно, на самого себя. Вспоминалось, как увидел Игоря на кухне, такого успокоившегося и вроде бы на своём месте. Он детей – своих детей! – завтраком кормил, а Дима, глядя на это, не знал, что сказать и как себя вести. Нет, конечно, он не верил, что в его отсутствие между Игорем и Мариной могло что-то случиться, но сам факт того, что Игорь рвётся обратно в её жизнь, говорил о многом. А она его не прогоняла. У Марины вечно находились какие-то оправдания и объяснения его присутствия. Даже когда Игорь не хотел, она продолжала подтягивать его ближе, детей к нему выталкивала, а сама пряталась. И при этом Диму убеждала, что давно простила и забыла все обиды.

Забыла она!.. Да как такое забыть можно? Да ещё за какие-то считанные месяцы? Это только Дима старательно делал вид, что не думает об этом, чтобы Маринке лишний раз не напоминать, а, если честно, он бы мужу её бывшему кое-что объяснил. Например то, что от таких женщин только дураки отказываются. Другие их всю жизнь ищут, а некоторые, что слишком привыкли получаться всё легко, не ценят и уходят. Дмитрий об этом много раз думал, а несколько дней назад, сидя в одиночестве в своей пустой квартире, вдруг понял, что тоже в дураках оказался. Ведь он уехал, он непонятно по какой причине, решил дать Марине право самой принять решение. Решение вернуться к бывшему мужу, к отцу её детей, раз она по-другому успокоиться не может. Ведь если бы остался, на пушечный выстрел его не подпустил, а так, наверное, неправильно. Она сама должна подумать и решить. Без лишних разговоров, не думая о том, что между ними было, об их совместной жизни в последние месяцы. А вдруг на самом деле почувствует облегчение от того, что он уехал? Поначалу в шоке будет, а вот потом…

Гранович головой тряхнул, потому что думать об этом было невыносимо.

Кажется, его эксперимент по внедрению в семейную жизнь удался. Даже с лихвой. И вот он теперь в Москве, один, в своём доме, в привычной для себя жизни, а его всё не устраивает и раздражает. Тишина дома, суета на работе, и что самое ужасное – даже позвонить некому. Вот просто позвонить в минуты передышки, поговорить ни о чём, и мысли все далеко от Москвы, и всё представить пытается что там и как. Вспоминают ли о нём, скучают ли. Хотя, конечно, не должны скучать. Если он хочет, чтобы у них без него всё было хорошо, то скучать не должны. От этих мыслей внутри всё узлом закручивалось, но он терпел. И представить пытался, как дальше жить будет, ведь по-прежнему уже не станет, и делать вид, что его одинокая жизнь устраивает – не получится. И проблема встаёт огромная, ведь однажды, в какой-то вечер, он неожиданно решил, что Марина – единственная женщина, рядом с которой ему может быть тепло. А если она не с ним, если чужая? И как выяснилось, он очень многого ей не сказал.

Или к лучшему, что не сказал? Кому бы от этого легче было?

А пару дней назад ему Стеклов позвонил. И всё, на что Наташка намекала, и озвучил. Или почти всё. Начал страшным голосом и сразу ответа потребовал:

- Ты что творишь? Ты идиот?

Гранович едва удержался, чтобы трубку не бросить. Сказать ему было нечего. И поэтому молчал. На кресле откинулся и молчал, ждал, что отец Марины ему скажет. А у того много слов для него нашлось, но самое главное, которое он не раз повторил, – дурак. А это Дима про себя и так знал.