Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 92

Я кинулся к ней и одновременно услышал звук заводящегося двигателя. Я уже понимал, что сейчас должно произойти, так как вперед машине проехать было некуда. Машина дернулась от переключения коробки передач, так что мне даже некогда было притормозить. Я просто кинулся ласточкой на асфальт, одновременно сгреб девчонку в охапку и прокатился с ней по инерции между колес – слава богу, там было небольшое углубление в асфальте. Я успел только крикнуть ребенку:

- Лежи! – и придавил ее головку к земле.

В общем, мы вдвоем, как партизаны под танком, лежали под рычащей машиной, и я молился, чтобы шофер не стал выворачивать руль сразу от платформы. Но все обошлось: девочка испуганно прижалась ко мне, а машина проехала над нами, так как ей особо и разворачиваться в этом тупике было негде.

Я начал подниматься, когда грузовик остановился, и из кабины выскочил шофер, начиная декламировать на народном языке:

- Ой, е-мое! Да как же вы тут оказались?..

Я не обращал на него никакого внимания. Мне было хорошо, как никогда – я успел! На последней секунде, но успел! Взяв совсем притихшую от страха девчушку за плечики, поставил ее на ноги, поправил платьице и внимательно осмотрел. Все, вроде, было на месте, только запачкалась немного, да ссадина на локотке появилась. Все-таки я успел подставить свою руку под нее, чтобы малышка не ушиблась об асфальт.

- Цела, мышка-норушка? – я спросил все еще молчащего ребенка и начал читать лекцию о вреде пряток под колесами. – Нельзя так…

Мою пламенную речь прервал трубный глас девчонки. Это она, наконец, отошла от шока и начала реагировать на происшествие.

- Ори, милая, ори! – весело подмигнул я малышке, понимая, что сейчас не время для внушений.

- Етит… так скажешь ты, как вы тут оказались? – опять раздалось над ухом.

- Радуйся, что тут, а не под колесом! – весело крикнул я, пытаясь перекрыть звонкий голос девочки, рыдавшей у меня в объятиях. – Смотреть надо, когда назад сдаешь.

- Так, я… тут… ничего ж не видно. Место – не повернешься, еще и дети вокруг! – судя по тому, как у шофера затряслись руки, стало понятн, что надо еще и того успокаивать.

В общем, театр только начинал свою работу. Начали подходить зрители и новые действующие лица – послышались причитания, и какая-то женщина выдернула из моих рук ребенка. По ее бурной реакции можно было судить, что это наверно мамаша, и я поспешил ретироваться со сцены.

Меня тормознул шофер:

- Смотри, у тебя вся рука в крови

Оказалось, что я, подстраховывая девочку, умудрился содрать кожу на кисти и только после этого возгласа заметил неполадку в собственном организме. Шофер не растерялся и затащил меня в кабину, где отремонтировал мою руку с помощью йода и пластыря из аптечки.

- Слушай, давай сваливать отсюда потихоньку, - предложил я. – Заодно и меня увезешь от рассерженной толпы.

Парень оказался сообразительным, сказал всем, что меня нужно срочно везти к доктору, завел машину и, перепроверив все под машиной, осторожно выехал со двора. И вовремя сделал, так как я уже нутром чуял, что публика перешла от вопроса «Что случилось?», к вопросу «Кто виноват?» и уже начала выбирать козла отпущения. Понятно, что ни мне, ни шоферу такими козлами быть не хотелось…

Мы колесили по проспекту в неизвестном мне направлении. Никакие попытки шофера меня подвезти ни к чему не привели: я никуда не спешил, мне ничего не было нужно, и даже на вопрос «Кто ты, вообще, такой?», честно ответил:



- Не знаю, надеюсь, что человек…

Поэтому мы двигались к очередной точке его разгрузки или погрузки, а в кабине воцарилась недоуменная тишина. Вот эту тишину и нарушил очередной приступ отчаянности, стоило мне погрузиться «в себя».

- Тормози! – истошно завопил я, понимая, что не успеваю.

Ну почему эти сигналы приходят, когда событие уже почти неминуемо? Водитель испугано вильнул к обочине и нажал на тормоза, даже не успев ничего спросить. Я же крикнув: «Спасибо!», хлопнул дверцей и уже несся назад вдоль шоссе.

«Вот, там это место!» - промелькнула у меня мысль, когда я увидел, остановившийся у остановки автобус. Я летел со всех ног, но чувствовал – опаздываю. Парень – вот он быстро пошел перед автобусом на шоссе. «Идиот, зебра перехода сзади автобуса!» - я в панике соображал, что предпринять и просто заорал:

- Стой! Куда?!

Парень не реагировал – из его ушей висели проводки наушников. Я понял, что он ничего не слышит, а этот олух уже приближался к краю автобуса. Тогда я, как мельница, замахал руками и заорал еще громче:

- Стой, идиот!

Парень притормозил, начав оборачиваться, но уже вылез на проезжую часть, и его сбила-таки проезжавшая легковушка. Тело резко крутануло вслед за рукой и бросило на асфальт перед автобусом. Оказавшись на месте происшествия почти одновременно с падением пешехода, я понял, что все-таки успел, и парень жив, и даже очень жив! Он орал благим матом. А я нес какую-то ханжескую лабуду:

- Вот, теперь отспешил и музыки наслушался вдоволь? – а сам осмотрел парня. У него была сломана рука, а у машины зеркало, как это выяснилось из слов подоспевшего водителя легковушки.

Я понял, что мне больше там нечего делать и даже несколько опасно оставаться, если дело дойдет до милиции и дачи свидетельских показаний. Что это такое я тоже не помнил, только знал, что там нужен все тот же паспорт, которого у меня и не было. Так что при первой же возможности незаметно смылся и пошел опять топтать тротуар…

***

Я опять не смотрел по сторонам, уже по привычке углубившись в самого себя и «прослушивая» все вокруг. Мой недолгий опыт научил меня ловить отголоски эмоций или событий, и особенно отрицательных, когда происходило что-то плохое, и где могла бы понадобится моя помощь. Мне не нравилось мое дурное пристрастие помогать людям, но я, как завзятый алкоголик, ничего не мог с собой поделать и сейчас опять начал вслушивался, будто только что не наворотил «добрых дел» на полсудьбы вперед.

Однако ничего больше такого рядом не происходило, мирная жизнь текла своим чередом, и я попытался усилить свое восприятие. Я замер где-то на полдороги в никуда, погружаясь в себя и вслушиваясь в призывы о помощи. Мне это удалось, но лучше бы не удавалось. Вместо легкого давящего ощущения я ощутил сотни «воплей» и отголосков трагедий, бисером рассыпанных по огромному городу. Нужно было мчаться в десятки мест одновременно, и я понял, что просто ничего не могу с этим поделать, а тревожные ощущения просто разрывают мою психику на части.

Тогда я решил попробовать нащупать хоть что-нибудь хорошее в этом городе и, перестроившись на мажорный лад, с облегчением почувствовал радость играющих неподалеку детей, парочку влюбленных, старичков беседующих на скамеечке во дворе дома. Мне понравилось это занятие, и я решил прочувствовать положительные эмоции всего города. Это мне почему-то не удалось, но я наткнулся на очень странный сигнал.

Этот сигнал был очень слабым, так как шел откуда-то из другого конца города. Но в нем было нечто особенное, как тогда, когда отследил дочку Михалыча. Но это не была она, а никого другого близко я не знал. И тем не менее, этот кто-то должен был быть мне чем-то знаком, больно уж приятные ощущения от него исходили. Я решил не гадать, а выяснить, что бы это могло быть? И поскольку других предложений не было, пошел прямо на этот сигнал.

Только спустя полкилометра такого движения я понял, что так никогда не достигну цели, так как ощутил, как точка довольно быстро переместилась, и мне было нужно свернуть с проспекта в сторону. Тогда я вспомнил свой недавний опыт путешествия на метро и попытался представить огромную подземную паутину. Одна из веток проходила совсем недалеко от меня, и я направился прямо к ней.

Когда я дошел до нее, оказалось, что поблизости нет станции. Делать было нечего, и я пошел вдоль подземного пути. Моя цель тоже перемещалась далеко вдоль одной из веток метро и остановилась где-то в центре всей паутины. Не знаю, сколько я так брел, поскольку совершенно не понимал, какое сейчас время суток. Одно было понятно: солнце уже давно прошло зенит, а я забыл, когда мне в последний раз хотелось есть. Я все шел, пока, наконец, не увидел перед собой вожделенную букву М.