Страница 34 из 41
19. Жан Ануй
Непосредственный контакт со зрителем и непредсказуемость театра всегда привлекали отца. Он высоко ценил таких великих классиков, как Мольер, но любил и Ануя. Он прыгал от восторга, когда в 1955 году получил роль Машетю в пьесе Ануя «Орнифль, или Сквозной ветерок». В ней он играл с одним из великих актеров того времени, «священным чудовищем», Пьером Брассером. Очаровательный и смешной, тот не скупился на советы:
— Поступай, как я, Луи. Приходи на спектакль за два часа до поднятия занавеса, чтобы проникнуться атмосферой театра, прислушаться к скрипу половиц, вдохнуть запах кулис… После третьего звонка ты перевоплотишься в своего героя, и память никогда не сыграет с тобой злую шутку.
У Пьера Брассера была пагубная привычка после спектакля обходить соседние бистро. Отец вежливо отклонял приглашения пойти вместе с ним. Однажды вечером, обидевшись на его постоянные отказы, актер позволил себе следующее замечание:
— Тебя что, дома благоверная дожидается?
Не допускавший малейшей критики в адрес своей жены, отец решил ему отомстить и на другой день трижды заставил смеяться на сцене своим импровизациям. Брассер все понял, и в дальнейшем больше ничто не омрачало их отношений.
Десять лет спустя, после выхода «Разини», Жан Ануй написал отцу:
«Дорогой Луи де Фюнес,
Я был заворожен вашим Машетю и часто смеялся наедине с собой, вспоминая его и подражая вам, но никогда не смел вам это сказать. Когда я думаю об «Орнифле», я тотчас вспоминаю вас, испытывая такое же удовольствие, как за вкусной трапезой».
Он выразил желание написать для него пьесу, но в другом письме признался в своей неудаче:
«Вероятно, я так люблю вас, что сочинял реплики, прислушиваясь к тому, как вы их произнесете. И это, в конце концов, мешало мне».
Тогда он вспомнил пьесу «Вальс тореадоров», написанную много лет назад: ее поставили в Лондоне, где она имела средний успех.
«Я перечитал ее и в восторге подумал о том, как вы сыграете главного героя, которого я обожаю и который никогда не жил во Франции. Я испытываю ностальгию по «Вальсу», и мне хочется, чтобы эта пьеса ожила, чему способствовать можете только вы».
Пьеса была сыграна на сцене «Комеди де Шанз-Элизе» 19 октября 1973 года.
— Я никогда не видела папу таким счастливым! — признавалась не так давно маме Коломб Ануй.
— Представляю выражение его лица при виде Луи, выкатившего Люс Гарсиа-Вилль в тачке, вместо того чтобы внести на руках, трудно забыть! Находя свою партнершу слишком тяжелой, Луи придумал этот трюк.
— Да, папа был потрясен! Он умирал от смеха, когда рассказывал обо всех находках вашего мужа. «Представляешь себе, Коломб, — говорил он мне, — Луи сегодня схватился за двойной занавес и едва не сорвал его!»
У Фредерика Шопена был слабенький рояль, и он не имел счастья услышать свои вальсы, сыгранные на инструменте великого Стейнвея. Жану Аную повезло больше: он услышал свой вальс преображенным благодаря игре моего отца.
— Папу всегда беспокоило, что спектакль каждый вечер становился все длиннее, — продолжала Коломб. — Рабочие сцены даже жаловались директору театра!
Мама тогда же рассказала дочери Жана Ануя один случай, весьма характерный для понимания характера ее отца:
— Однажды ваш отец пришел и застал нас за уборкой. Он очень помог мне в споре с Луи.
«Вы пришли как раз вовремя, Жан. Разрешите наш спор. Я унаследовала от тетки комнатку для прислуги в Париже. Кузина захотела купить ее у меня для сына. Я готова продать, но муж хочет, чтобы я ее подарила».
Нисколько не раздумывая, ваш отец ответил:
«Мой дорогой Луи, если вы ей сделаете подарок, она вам этого никогда не простит!»
— Как это похоже на папу! — засмеялась Коломб. — И что ответил ваш муж?
— Он сказал: «Вы, как всегда, правы, Жан». Луи неизменно восхищался вашим отцом, испытывая к нему огромное уважение.
Играя «Вальс тореадоров», отец купил новую машину «Фиат-650» для поездок в театр. Он считал ее весьма практичной и совершенно неприметной: никто бы не признал в неловком водителе этой малышки Луи де Фюнеса! Однажды он затормозил немного поздно и услышал от шофера такси: «Ты чего, папаша! Смазываешь тормоза вареньем?» Эта фраза стала в нашей семье образчиком народного юмора.
С «фиатом» связаны и другие памятные события. Например, однажды Мария Каллас давала гала-представление в «Театре Шанз-Элизе». Пока она шла через толпу поклонников к своему «Мерседесу-600», уставший после спектакля в театре «Комеди де Шанз-Элизе» отец направлялся к своему «фиату». Черный лимузин певицы мешал ему выехать из тупичка между двумя театрами. Прощания дивы под вспышками фотографов затянулись на четверть часа. Но публика обнаружила Луи де Фюнеса, который ожидал, когда ему освободят выезд, барабаня по баранке своей машины. Когда вокруг него образовалось скопление зевак, он жестами попросил шофера машины Каплас освободить ему проезд. Эти жесты сопровождались громким хохотом и аплодисментами. То был еще один спектакль для зрителей обоих театров на авеню Монтеня.
20. Инфаркт, или как мама дважды спасла ему жизнь
Вкладывая огромные суммы в фильмы с участием Луи де Фюнеса, продюсеры щедро страховали его. Если бы он оказался не в состоянии сниматься, то мог бы получить все сполна, и даже больше. Из осторожности страховая компания посылала его на обследование к самым знаменитым специалистам.
— Мой дорогой, у вас детское давление! Вы в потрясающей форме!
— Но, доктор, меня подчас беспокоят боли в груди…
— Это у вас что-то с пищеводом! Отрыгните, и все будет нормально.
С каждым визитом к врачу отец становился все моложе! Похоже, что он нашел секрет бессмертия. Когда после успеха «Раввина Якова» у Жерара Ури возник проект «Крокодила», уровень бдительности страховщиков усилился. Они понимали, какого труда ему будет стоить картина. В этой новой авантюре отцу предстояло играть южноамериканского диктатора-реакционера. Свергнутый своим соперником, заключенный в тюрьму, он бежит, скрывается и, наконец, возглавляет орду леваков-партизан, чтобы с их помощью вернуться к власти. Разумеется, в сценарии были предусмотрены трюки, требующие большой физической нагрузки. Шутки в сторону, его следовало отправить к хорошему кардиологу!
— Мой дорогой, у вас сердце юноши! — сказал специалист, бросив взгляд на электрокардиограмму. — На всякий случай вот мой телефон.
Три дня спустя, мартовским утром 1975 года, сильная боль в груди приковала отца к постели. Не будучи неженкой, на сей раз он схватился обеими руками за грудь. Мама тотчас позвонила кардиологу.
— Успокойтесь, мадам, это все пищевод!
Не дожидаясь, пока муж посинеет, она вызывает на помощь пожарных. Не обученные на медфаке, они тем не менее сразу понимают, в чем дело, и звонят в «скорую», которая прибывает через пять минут.
Это инфаркт. Чтобы облегчить боль, принимаются меры на месте. Затем отца везут в больницу и помещают в отделение интенсивной терапии, где опутывают электродами и трубками. Клинике не доставляет никакой радости иметь дело с такой знаменитостью: им приходится все время отбивать атаки журналистов. Чтобы от них избавиться, запираются все выходы. Фото актера в реанимации уже стало бы их большой удачей, а если случится непоправимое, ему и вовсе бы не было цены.
В тот же день я приехал в больницу, где дежурный практикант, зная, что я медик, заговорил в мудреных медицинских терминах об ишемической болезни сердца…
— Послушайте, — говорю я ему, — я не разбираюсь в кардиологии. Я — рентгенолог и занимаюсь лечением женских грудей. С этим насосом для перекачки крови я не на «ты». Вы хотите сказать, что он не выкарабкается?
— Нет. Мы контролируем ситуацию. Но он не должен нервничать.