Сокровища негуса

– Быстрее, быстрее!

Бедра ее ходили без остановки взад и вперед, а черный шелк под ними шелестел ласково и прохладно. Принцесса вонзилась ногтями в покрывало, бормоча какие-то слова на своем языке, которые, вероятно, не были предназначены для чужих ушей... Малко не раз чувствовал, что принцесса была близка к оргазму. Тогда она отталкивала его, затихая на несколько секунд, и снова притягивала к себе. И так могло бы продолжаться до бесконечности, если бы Малко не прильнул горячими губами к углублению между ее мраморными грудями.

Руки Чевайе мгновенно обвились вокруг головы Малко, как щупальца, плотно прижав его лицо к упругому, гладкому шелку ее тела. Малко потерял контроль над собой. Забыв о нежности, он безудержно заходил взад и вперед, не щадя ее. Запах пота и духов разжигал Малко. Иногда он, скользнув по шелку покрывал, выходил из нее. Они катались друг на друге, скользили, не находя точки опоры. Шелк делал свое дело.

Наконец ему удалось зацепить ноги за сбившееся третье покрывало, найдя прочную точку опоры. Теперь он смог еще более яростно овладеть ею. Казалось, принцесса только и ждала этого момента. Она обвила и сцепила свои ноги вокруг ног Малко, как змея. Теперь они скользили но шелку, сцепившись друг с другом в неистовой страсти. Ее груди прижались к грудной клетке Малко. Губы Чевайе искали лицо Малко, ее горячий язычок нашел его ухо, и электрический ток прошел по всему его телу. Теперь любовную игру вела она. Останавливаясь на мгновение, когда дрожь пронзала их тела, заставляла вибрировать даже кости. Два борющихся питона – сиамские близнецы. Внезапно низ живота Чевайе завибрировал. Малко закричал от боли: принцесса вонзилась ногтями ему в спину. На ласку это не походило: дикий зверь приканчивал свою добычу. Жгучая боль ползла теперь по лопаткам Малко вниз, по мере того, как ногти принцессы сдирали с него кожу, опускалась вдоль спины. Когда наступила разрядка, принцесса уже не мяукала, а урчала. Оргазм ее был подобен цепной реакции, взрывы следовали один за другим, мощные, глубокие. Чевайе приподняла Малко как соломинку, ногти вонзались все глубже в его кожу, до самых костей. Она с силой сжимала его член, выдавливая всю пряную жидкость до последней капли. Всё. Они упали, обессиленные, опустошенные, едва дыша.

Благовонные палочки догорели. Сердце Малко – дикий зверь, рвущийся из клетки, бешено билось в груди, не подчиняясь ему. Вялые ноги Чевайе все еще обвивались вокруг ног Малко. Она убрала руки с его спины. Малко с трудом подавил крик: кровавые полосы, словно от хлыста, оставленные десятью ногтями принцессы, доставляли жгучую боль.

Чевайе Меконнен, вдова одного из внуков эфиопского короля, была определенно сделана из дерева, из которого делали принцесс.

Стоя на коленях перед нолем боя из двухцветного шелка, Чевайе, прикрыв глаза, покачивала торсом в ритме амхарской песни. Малко лежал на животе (спину жгло нестерпимо), отдыхал, набираясь сил и приводя в порядок мысли. Время от времени принцесса склонялась над Малко, касаясь сосками грудей кровавых следов на его спине, оставленных ее коготками. Успокоившись, Малко вспомнил, что сюда, в Аддис-Абебу, его направило лондонское отделение ЦРУ, а не бюро путешествий. В зеленой папке, где хранилось досье, лежал подготовленный в Вашингтоне заместителем руководителя африканского отдела приказ об этой операции. С некоторой долей грусти Малко подумал, что, возможно, и это восхитительное соитие тоже было запланировано чиновником африканского отдела. Тем, кто готовил операцию.

– О чем вы думаете? – неожиданно спросила Чевайе.

Несмотря на близость, они оставались на «вы».

– О вашей сестре, – ответил Малко. – Я в восторге, что она направила меня к вам.

Сестра Чевайе, находящаяся в изгнании в Лондоне, вручила Малко письмо. Что-то вроде «Сезам, откройся!» и даже больше, чем Малко мог надеяться... Малко познакомился с ней на коктейле, устроенном эмигрантами, которым ЦРУ тайно оказывало материальную помощь. Коктейль проходил в «Дорчестере». Там Малко оказался «по счастливой случайности»...

– Вы неплохо живете, несмотря на революцию, – заметил он. – Эта студия очень уютна.

Черные зрачки Чевайе потемнели еще больше.

– Вы считаете, что этого недостаточно! – взорвалась она. – Военные уничтожили половину нашей семьи, мой дядя уже восемнадцать месяцев в тюрьме «Старый Гебби». Его держат в подвале вместе с тридцатью другими заключенными. Они почти голодают... Если бы у меня был паспорт, я бы немедленно уехала к сестре.

Малко устыдился своих слов. Чевайе принадлежала к старой династии, безжалостно уничтоженной ВВАС,[1]военной хунтой, пришедшей к власти в Эфиопии после свержения императора 12 сентября 1974 года. Хунта управляла страной, вдохновляясь принципами Убу и Кафки, не задумываясь уничтожая своих же. Из ста двадцати офицеров и унтер-офицеров, начинавших путч, осталось семьдесят.

– А вы не можете получить паспорт?

Чевайе горько усмехнулась.

– Нет, могу. Надо только заплатить «выкуп»: семьдесят тысяч эфиопских долларов.[2]

Малко оглядел шикарную студию, где они находились. В такой стране, как Эфиопия, эти шелковые простыни и покрывала, вероятно, ценились на вес золота.

– Вы могли бы собрать эту сумму?

Чевайе опустила глаза.

– Могла бы, наверное. Но они спросили бы, откуда она у меня. А чтобы получить ответ, они держали бы меня в Четвертой дивизии и насиловали бы до тех пор, пока я не умерла. Вы не знаете, что они сделали с одной моей кузиной?

– Нет.

Чевайе села, воинственно выставив груди. Капельки пота блестели на светлой коже. Как у большинства амхаров, у нее была очень светлая кожа. Хотя африканцы считают Эфиопию фашистской страной, они выбрали Аддис-Абебу для штаб-квартиры Организации Африканского Единства, потому что у эфиопов такой цвет кожи, о котором мечтают все африканцы.

– Однажды они пришли за ней, – начала свой рассказ Чевайе глухим голосом, – и увели туда. Она дала пощечину офицеру, который хотел ее изнасиловать. Они ее тут же застрелили. Потом потребовали у семьи пять долларов за пулю и двенадцать долларов за хранение тела. Сказали, что революция бедная!

Пролетел призрак Убу, потирая руки. В бидонвиле залаял койот. Стало жутко. Чевайе склонилась к Малко, выпустив дым сигареты прямо ему в лицо.

– А пока я жива, я курю, пью, отдаюсь.

– Вам не докучают военные? – спросил Малко.

Чевайе чуть-чуть напряглась.

– Пока нет. Ну, во всяком случае, не очень. Месяц назад они вызвали меня и обвинили в том, что я якобы задолжала арендную плату за квартиру за год. Где-то две тысячи эфиопских долларов. Сказали, если я не уплачу, они вышвырнут меня на улицу. Все национализировано! Даже бидонвили! Моя бедная кормилица работала всю жизнь, чтобы купить себе домик! И теперь он принадлежит государству!

– Вы заплатили?

– Да. Они знают, что я работаю в «Зебра-клубе». Как все мои подруги. Мы работаем танцовщицами, приглашаем клиентов на танец. А остальное – по желанию, за триста долларов.

– Вы хорошо зарабатываете на жизнь? – спросил Малко ровным голосом.

Чевайе не заметила метаморфозу, происшедшую с Малко: взгляд стал ледяным, безмятежности как не бывало. Теперь он опять стал непревзойденным тайным агентом. Он начал работать. Иногда, ощутив в себе эту перемену, он приходил в ужас, но это стало его второй натурой. Он повернулся, приподнялся и сел, опершись на локти. В таком положении он чувствовал себя увереннее.

– Вы думаете, что я проститутка? – спросила принцесса Чевайе жалобным тоном, способным растопить айсберг.

– В вашем положении в этом нет ничего предосудительного, – сказал он мягко.

Чевайе приблизилась к нему, почти касаясь своим лицом лица Малко, и спросила твердым голосом:

– И сколько я только что заработала?

1

Временный военно-административный совет.

2

Примерно тридцать пять тысяч долларов США (или сто семьдесят пять тысяч французских франков).