Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 48



Я не собирался повторять свою ошибку и, хотя открытая коробка с конфетами лежала перед нами, пока мы играли в шахматы, запретил рукам тянуться к ним.

— Угощайся, — повторила Изабель, заметив, что я не прикасаюсь к конфетам, — они все равно засохнут или я безобразно растолстею.

С одной стороны, обильное слюноотделение побуждало меня принять это предложение, с другой — мне хотелось получить больше информации, точно выяснить, какие конфеты Изабель по душе, и сделать из этого (не забывая также о лимонном мороженом) опосредованный вывод о том, какова же сама Изабель.

В коробке лежала маленькая табличка, где были перечислены названия сортов и наполнители конфет, так что я прервал нашу игру, чтобы провести надлежащее расследование

— Ну хватит, — прервала мой эксперимент Изабель. — Не пора ли вернуться к игре? Если твой конь в опасности, это еще не значит, что нужно вовсе забыть о нем.

— Но все-таки, что ты скажешь насчет "Завитков Цвингли"? Конфеты на основе пралине, ароматизированные коньяком…

— Фу, я ненавижу коньяк и хочу закончить игру до того, как начнется передача "Сад и огород".

Я неохотно вернулся к тяжкому труду по спасению коня, но ни беспримерная доблесть, ни черные доспехи не защитили всадника, так что он пал под ударом пешки за десять минут до начала упомянутой выше передачи.

Но что же все это значило — шоколад и все остальное? Меня обуревала та же биографическая страсть, что и Хименеса Доудана, мечтавшего узнать, сколько соли Цезарь сыпал на яйца; вот только мог ли шоколад рассказать мне о том, что за человек Изабель? Какие выводы сделал бы Доудан, если б выяснил, что Цезарь солил яйцо дюжиной крупинок, а не одиннадцатью или даже десятью?

Если еду рассматривать с точки зрения психологии, легко выдвинуть множество теорий, трактующих ее значение. Съедобные продукты тут же перестают относиться к юрисдикции здравого смысла; так, любовь к редиске становится не просто желанием сжевать корешок огородного растения, а поднимается на символический уровень, где (в зависимости от аналитических склонностей теоретика) может оказаться признаком хладнокровия, паранойи или широты взглядов.

Изабель никогда не систематизировала свои теории о связи между едой и личностью, но была уверена, что тут есть о чем подумать. Делая покупки в супермаркете, она развлекалась тем, что подвергала людей "тележечному тесту": на основании продуктов, положенных в тележку, судила о человеке, который ее толкал.

— Взгляни-ка на этого извращенца, — шепнула она мне через несколько дней после нашего шоколадного примирения, когда мы стояли в очереди к кассе позади высокого усатого господина, купившего тюбик пасты из анчоусов и бутылочку масла из грецких орехов. — Определенно любитель детской порнографии — ну, знаешь, все эти фантазии с лишением девственности… а в обычной жизни наверняка придерживается ультраправых взглядов и, может быть, даже выступает за смертную казнь для тех, кто ворует магнитолы из автомобилей.

— Ш-ш-ш, не так громко.

— Ерунда, он не слышит. А посмотри назад — вот уж кто будет до последней капли крови оборонять свое добро!

Покупательница, о которой шла речь, поставила пластиковый барьер с надписью "СЛЕДУЮЩИЙ КЛИЕНТ", чтобы защитить две банки консервированных помидоров, шесть луковиц, три банки тунца и бутылочку соуса "Эйч-пи".[41] Всякий раз, когда резиновая лента продвигалась к лазерному сканеру, женщина переставляла одну из своих покупок и ревниво следила, чтобы продукты, купленные Изабель, не пересекали установленную границу.

— Но нельзя же судить о людях так поспешно, — запротестовал я.

— Почему нет?

— Ты можешь ошибиться.

— Ну и что?



— А тебе бы понравилось, если б кто-нибудь оценивал тебя по тому, что ты ешь?

— Я бы не возражала. Еда, возможно, лучший способ узнать человека.

Изабель терпеть не могла отвлекаться от еды на что-либо, за исключением беседы. Она с негодованием относилась к людям, которые во время еды смотрят телевизор, а ее страх перед бездетным браком символически выражался в предчувствии, что "в старости нам с мужем останется только сидеть в своем бунгало и смотреть выпуск новостей с "телеужином"[42] на коленях". Я слышал, как она с осуждением сказала о приятеле своих родителей, что это "человек, читающий журналы за обедом", и пренебрежительно отозвалась о бывшем бойфренде, который во время завтрака пролистывал спортивный раздел газеты. Даже в одиночестве, приготовив себе легкий ужин, она отказывалась делить внимание между гренком и прогнозом погоды на завтра. Ее отличал эстетический подход к еде, а функциональное значение приема пищи — получение организмом жизненно необходимых веществ и калорий — отходило на второй план. По этой причине она презирала рестораны быстрого обслуживания — не за качество стряпни (кое-что ей даже нравилось, например, картофель-фри с кетчупом), а потому, что в этих заведениях люди, как правило, просто набивают живот.

Но даже в области аппетита есть как значимые факторы, так и чисто случайные. Первое впечатление о людях редко бывает осмысленным; мы можем сделать интуитивный вывод о том, что наш собеседник, должно быть, не любитель вечеринок, но обычно не догадываемся, с чего мы это взяли, пока более опытный наблюдатель не напомнит, что этот человек, здороваясь с нами, сперва предложил руку для рукопожатия и щеку для поцелуя, а затем, в самый неподходящий момент, отдернул и то, и другое.

Я знал, что Изабель нетерпелива; она была из тех, кто проглатывает, а не разжевывает таблетку витамина С, но самое убедительное доказательство этой черты ее характера я получил, когда мы ужинали в пиццерии. Если я придерживался стандартного подхода к пицце: вырезал сегмент, съедал, а потом отрезал следующий, то Изабель набросилась на самое вкусное, выела середину, а оставшуюся корочку великодушно пододвинула ко мне со словами: "Еще одна крошка, и я просто лопну".

В продуктовой корзинке Изабель не было ничего, что могло бы поведать о сложных и продолжительных кулинарных процедурах — ни пакетиков с ванилью, ни полуфабрикатов для выпечки кексов, ни сырого мяса. Нетерпеливый повар не верит, что время работает на нас; для него промедление лишь увеличивает риск неудачи. Возможно, этим объяснялась любовь Изабель к макаронным изделиям, которая выразилась в покупке трех пачек спагетти. Посетовав, что в макаронах совершенно не чувствуется помидорный вкус, она щедро добавила туда томатной пасты, так что в готовом блюде ее оказалось чуть ли ни втрое больше, чем свежих помидор. Сознавая, что погрешила против рецепта, Изабель очень беспокоилась, каким получится это блюдо (кстати, не будучи особенно уверенной в своих кулинарных талантах, она всегда заранее предупреждала об этом, чтобы добиться похвалы, если результат все-таки окажется вполне съедобным).

Когда Изабель не ела макароны, она частенько ела себя.

— Что ты делаешь? — спросил я, заметив, что она запустила в рот чуть ли не всю кисть (в это время мы собирались ехать на Хай-стрит).

— Ничего, — ответила она, поспешно пряча руку за диванной подушкой.

Я на минуту вышел из комнаты — и, когда вернулся, увидел то же самое, только теперь разглядел, что она глодала конкретное местечко между двумя пальцами на левой руке.

— Что у тебя там, волдырь какой-нибудь? — спросил я.

— Просто участок сухой кожи, — ответила Изабель, чуть покраснев.

В двух местах — на каждой руке у основания указательного пальца — у нее были островки сухой кожи, которую она покусывала, когда в голову лезли неприятные мысли (какие именно, это другой вопрос. Похоже, все тревоги Изабель делились на следующие разновидности:

1. Уродлива ли она, и если да, то до какой степени? Время от времени она переживала кризисы, связанные с весом (как правило, если перед этим давно не ходила в бассейн). Я с удивлением узнал, что одной мысли о лишнем весе бывает достаточно, чтобы испортить ей целый день.

41

Соус "Эйч-пи" (HP, Houses of Parliament) — пикантный соус производства одноименной фирмы (на этикетке изображено здание парламента).

42

"Телеужин" — упакованный в фольгу или пластик полуфабрикат: мясное или рыбное блюдо с гарниром, которое можно подогреть в микроволновой печи и съесть, сидя перед телевизором.