Менялы

— Все это понятно, — откликнулся Иннес с оттенком раздражения.

— Так вот, с одним из служащих нашего банка именно это и произошло. — Он кивнул Гейну, и тот перевернул несколько погашенных чеков, до сих пор лежавших лицом вниз.

— Как видите, эти чеки были выписаны на имя трех различных финансовых компаний. С двумя из них мы успели связаться по телефону — выплаты были сильно просрочены. Есть все основания полагать, что утром то же самое нам ответят и в третьей компании.

Причем эти чеки только за текущий месяц. Завтра мы проверим микрофотокопии за последние несколько месяцев.

Чрезвычайно важно еще одно обстоятельство, — продолжал начальник ревизионной службы. — Человек, о котором идет речь, не мог выплатить обозначенные здесь суммы, — он указал на чеки, — из своего банковского жалованья, которое нам хорошо известно. А потому мы стремились найти доказательства внутрибанковских хищений, и нам это удалось.

Гейн вновь начал раскладывать на столе какие-то бумаги.

“…доказательства внутрибанковских хищений.., нам это удалось…” Больше Эдвина почти ничего не слышала, она впилась глазами в подпись, стоявшую на каждом чеке, — подпись, которую она видела изо дня в день и которую так хорошо знала — четкую и стремительную. Сейчас эта подпись ее ужаснула и.., опечалила.

Подпись принадлежала Истину, молодому Майлзу, который был ей так симпатичен, всегда безотказный и неутомимый, он прекрасно справлялся со своими обязанностями, и не далее как на этой неделе Эдвина решила назначить его на место Тотенхо, когда тот уйдет на пенсию.

Начальник ревизионной службы продолжал:

— Наш подлый воришка занимался тем, что “доил” “забытые” вклады. Раскрыв эту схему на одном примере, нетрудно было выявить и остальное.

Все тем же менторским тоном он разъяснил фэбээровцам, что значит “забытый” вклад. Так назывался долгосрочный, или текущий, счет, которым вкладчик почти или вовсе не пользовался. У каждого банка были клиенты, по тем или иным причинам не трогавшие своих счетов в течение долгого времени — иногда по многу лет, — и там скапливались весьма крупные суммы.

Когда в банке замечают, что текущий счет остается без движения — деньги на него не кладут и не снимают, — то выписка из счета посылается клиенту не ежемесячно, а раз в год. Порою даже такие конверты возвращаются обратно с отметкой “изменено местожительство, новый адрес неизвестен”.

Существует целый ряд мер по предотвращению незаконного использования “забытых” вкладов. Лицевые счета таких вкладчиков хранятся отдельно, и если вдруг происходит движение денег, то его законность тщательно проверяется исполнительным директором. Подобные меры себя оправдывают. Майлз Истин, будучи заместителем исполнительного директора, обладал полномочиями санкционировать движение денег на таких счетах. Прикрываясь своим служебным положением, он беззастенчиво обворовывал “забытые” вклады.

— Истин подходил к делу с умом — он выбирал наиболее безопасные счета. У нас тут есть несколько фальшивых расходных ордеров, по которым деньги переводились на его счет, открытый на вымышленную фамилию, — правда, подделаны они не очень-то искусно: без труда прослеживается его почерк. Сходство почерка налицо и здесь, хотя для официального заключения без экспертов не обойтись.

Каждый из присутствующих по очереди сличал расходные ордера с чеками, которые были предъявлены раньше. Несмотря на все старания хитреца, сходство в почерке сразу бросалось в глаза.

Все это время второй агент ФБР Далримпл делал подробные записи.

— А чему равна общая сумма? — спросил он, подняв голову.

— На сегодняшний день, — ответил Гейн, — по нашим подсчетам, она составляет приблизительно восемь тысяч долларов. Однако завтра мы получим доступ к микрофотокопиям и компьютеру с банком данных за более длительный период, и не исключено, что сумма окажется больше. Когда мы предъявим Истину уже имеющиеся доказательства его вины, он может облегчить нашу задачу, сознавшись во всем. Иногда таким способом удается вывести растратчиков на чистую воду.

“Как же он упивается своей ролью”, — подумала Эдвина; почему-то ей стало обидно за Майлза Истина.

— Как по-вашему, сколько времени он этим занимался? — спросила она.

— Судя по тому, что нам удалось обнаружить, — ответил Гейн, — где-то с год, а то и больше. Эдвина повернулась к Хэлу Бернсайду:

— Значит, во время прошлой проверки вы это прозевали. Разве ревизия “забытых” вкладов не входит в вашу компетенцию?

Она словно наступила Бернсайду на больную мозоль. Он сделался пунцовым и признал поражение.

— Выходит. Но искусному мошеннику иногда удается даже нас обвести вокруг пальца.

— Понятно. Хотя минуту назад вы утверждали, что почерк выдает его с головой.

Иннес прервал воцарившееся молчание:

— Однако это обстоятельство не проливает свет на то, куда делись пропавшие в среду деньги.

— Разве что теперь главным подозреваемым лицом становится Истин, — откликнулся Бернсайд. Он был рад сменить тему разговора. — Не ровен час, он сам признается в краже.

— Ни за что он не признается, — рявкнул Нолан Уэйнрайт. — Слишком уж он хитер. А потом, с какой стати? Мы так толком и не знаем, как он это обстряпал.

Хэл Бернсайд поднялся и закрыл “дипломат”.

— Ревизоры свою миссию выполнили, теперь — очередь блюстителей закона.

— Нам понадобятся эти бумаги и подписанные вами показания, — сказал Иннес.

— Здесь остается мистер Гейн, он полностью переходит в ваше распоряжение.

— Еще один вопрос. Истин не мог заподозрить, что его разоблачили?

— Вряд ли. — Бернсайд взглянул на своего помощника, который отрицательно помотал головой.

— Уверен, что нет. Мы постарались скрыть от него истинный объект поиска и для отвода глаз задавали другие вопросы.

— Мне тоже кажется, что нет, — подтвердила Эдвина. Она с грустью вспомнила, с какой жизнерадостной неутомимостью Майлз Истин работал весь сегодняшний вечер. Зачем он это натворил? О Боже, зачем?

Иннес одобрительно кивнул:

— Тогда давайте поступим следующим образом. Как только закончим с формальностями, допросим Истина, но предупреждать его заранее нельзя. Он все еще в банке?

— Да, — сказала Эдвина. — Уж нас-то он точно дождется, а кроме того, он всегда уходит одним из последних.

— Внесите в план поправку, — неожиданно вмешался Нолан Уэйнрайт. — Задержите его как можно дольше. А потом пусть отправляется домой, ничего не подозревая.

Присутствующие с недоумением и испугом взглянули на шефа службы безопасности. Особенно пристально смотрели на него оба агента ФБР. Похоже, они молча обменялись какой-то информацией.

После некоторых раздумий Иннес согласился:

— Хорошо. Пусть будет так. Через несколько минут Эдвина и Бернсайд спускались в лифте.

— Прежде чем вы начнете писать показания, — вежливо обратился к оставшемуся в комнате ревизору Иннес, — не могли бы вы ненадолго оставить нас одних?

— Разумеется. — И Гейн вышел.

Иннес в упор взглянул на Нолана Уэйнрайта:

— Вы что-то задумали?

— Да. — Уэйнрайт помолчал в нерешительности. Опыт подсказывал ему, что улики против Истина изобиловали пробелами, которые следовало заполнить. Это означало, что вопреки его же собственным принципам закон придется немного потеснить. — Вы уверены, что вам следует об этом знать?

Они смотрели друг другу в глаза. Агенты работали с Уэйнрайтом ни один год и питали к нему уважение.

— Добиться показаний в наше время — дело непростое, — сказал Иннес. — Мы не можем позволить себе того, что позволяли в прежние времена, иначе нам же и не поздоровится.

— Скажите только то, что считаете нужным, — произнес второй агент ФБР после некоторого молчания. Уэйнрайт нервно сцепил пальцы рук:

— Ну ладно. У нас достаточно улик, для того чтобы упрятать Истина за решетку по обвинению в воровстве. Допустим, общая сумма хищений составляет приблизительно восемь тысяч долларов. Сколько, по-вашему, ему присудят?