Страница 83 из 88
Как, оказывается, внимательны и трогательно предупредительны бывают люди! Но это лишь при условии, что твои поступки отвечают их представлениям о жизни и не противоречат устремленности к радости.
Унылые телохранители, сидевшие поодаль в костюмах, тоже воспряли и, сбросив одежду, полезли в воду.
Ах, это так приятно — ничего не делать, не забивать голову заботами, а просто — купаться, лежать на пляже, загорать.
Я видел, я чувствовал: мир вращается вокруг меня и по моему велению. Зеленели пальмы, море лениво лизало камни, светило жаркое солнце, и градусы чувствовались не только алкогольные…
Интересные вещи происходили с моим лицом в эти дни: оно обретало нормальный облик, последовательно отражая все стадии моей прошлой жизни: бледнело, старело, покрывалось морщинами — и, лишь последовательно пережив эти превращения, принимало здоровый вид, возвращало себе цветущую пленительность: полнело, розовело, меняло выражение, морщины разглаживались, а глаза блестели. Моя кожа под влиянием ласковых лучей и соленой влаги становилась гладкой. Сон делался крепким. Вино напоминало о себе не утренней головной болью, а приятно обволакивающей дымкой блаженства. И тело мое набирало силу, я приходил в себя, начинал отлучаться из гостиницы на короткие прогулки. Токи жизни начинали свое движение во мне. Я думал: нет, не все еще потеряно, ничто еще не закончено, я еще могу начать другое, новое бытие — если не с самого начала, то хотя бы с середины.
Сколько же радостей и удовольствия я упустил по собственной глупости!
Вот как это бывало.
С трудом довлачив свое обессилевшее тело до отпуска, я уезжал в загородный санаторий. (Если вообще позволял себе взять отпуск.) Где полностью расслаблялся, вернее, мой организм сам делал это, не спрашивая моего разрешения. Я не просто спал, а впадал в забытье, пробуждаясь лишь для того, чтобы пойти в столовую и проглотить пищу, после чего снова вырубался.
На самом деле отдыхать надо не так. Не так…
Я либо сладко задремывал, либо выходил на балкон, где свежий ветерок овевал меня, либо спускался на пляж, к морю.
Я поражался далекому и точно рассчитанному замыслу судьбы. Каким долгим, запутанным путем она вела меня к постижению смысла жизни!
Закон колодца верен для всех времен и народов:
* ЧЕМ БОЛЬШЕ ОТДАШЬ, ТЕМ БОЛЬШЕ ПОЛУЧИШЬ.
Чем больше из тебя вычерпают, тем скорее снова наполнишься.
Тратьте время и деньги, не считая. Раздавайте все, что имеете, а лучше — то, чего не имеете (это всегда предпочтительнее).
* ПОЗВОЛЯЙТЕ СЕБЕ ТО, ЧЕГО НЕ ПОЗВОЛЯЮТ ДРУГИЕ. ЧУВСТВУЙТЕ СЕБЯ КОРОЛЕМ — И ВАМ БУДЕТ ПОЗВОЛЕНО ВСЕ.
Кормите окружающих ужинами и обедами. Проигрывайтесь в карты. Транжирьте и проматывайте последнее. Делайте дорогие подарки. И вам воздается. Все вернется. И еще с какими процентами! И во сколько раз преумноженное!
Ранним утром охранники предложили мне сесть в ожидавшую меня машину. И мы помчали по узенькому шоссе. Дорога тянулась вдоль моря. Ближе к берегу оно было темным, а дальше — такой невообразимой дымчатой голубизны, что я испытал восторг, который уже давно не посещал мою душу. Подумать только, я мог умереть, я собирался умереть — и, значит, никогда не увидел бы этой красоты…
Но я не умер, остался жить… Собственная мудрость и дальновидность все больше и больше восхищали меня. Сколько поразительных мыслей, какая бездна открытий, оказывается, ожидают каждого, кто решил поумнеть!
А потом дорога стала навинчиваться на гору. Ответвлявшиеся от нее асфальтовые побеги вели к металлическим воротцам, за которыми виднелась густая зелень мандариновых деревьев. Мы взбирались все выше и выше. Боги живут на Олимпе, подумалось мне.
Охранники проводили меня внутрь приземистого домика, возле которого мы затормозили. Здесь стояли игровые автоматы, крупье вытряхивал из стаканчика на зеленое сукно костяные кубики с симпатично выжженными точечками на каждом боку.
С видом завсегдатая я направился к рулетке. Достал из маркофьевского бумажника пачку купюр и поставил на черное.
Шарик пошел описывать круги и упал на черное.
Я передвинул столбик выигранных фишек на красное.
Теперь и шарик скакнул на красное деление.
Вежливо взяв меня под руки, охранники повлекли мою персону к двери, ведущей куда-то в глубь помещения.
В крохотной задымленной табаком комнатке я оказался напротив сидевшего в кресле плотного человечка, наряженного в черный костюм. Пальцы человечка были унизаны перстнями. В галстуке сияла бриллиантовая булавка. Не произнеся ни слова, а лишь положив локоть на инкрустированную перламутром поверхность круглого столика и посасывая сигару, мужчина поиграл новой, запечатанной колодой карт. Я кивнул. Он разорвал обертку, разделил колоду на две половины и, надавив, вогнал их одну в другую, таким образом перетасовав. При этом он не спускал с меня глаз. Я позволил ему банковать и кивком поблагодарил, когда, после сдачи, набрал двадцать одно очко. У него было девятнадцать. И вторую партию я выиграл. Мой партнер остался невозмутим, только уголок рта задергался. А из рукава выпало два туза. Я ему на эти две легшие на пол карты показал.
Жилы у него на висках набухли, ноздри раздулись. Однако заговорил он спокойно. И когда открыл рот, я был буквально ослеплен сиянием, которое источали его золотые зубы.
— Ты не Маркофьев, — сказал он.
И хотя паспорт Маркофьева был у меня в кармане, я не стал упорствовать и протянул мужчине одну из залитых моей кровью визиток отца. Жест произвел нужный эффект. Глаз моего визави сверкнул, губы растянулись в улыбке. Мужчина смотрел на меня с уважением.
— Сколько у тебя порошка? — спросил он.
— Неограниченно, — ответил я.
Золотозубый еще раз задумчиво перетасовал колоду. И протянул мне руку — не для пожатия, а для встречного хлопка, каким обмениваются на востоке, когда считают, что сделка заключена.
Когда на прощание он написал на бумажке цифры вознаграждения, я не поверил глазам. Моя работа, наконец, была оценена по достоинству.
«Как странно и интересно выстраивается жизнь, — думал я. — Прежде я работал и жил скучно и тяжело. А теперь не делаю ничего, а ситуации складываются так, что все устраивается само. В этом что-то есть. В такой жизни что-то есть. Не стоит от нее отказываться. Да я еще и не оценил всех ее прелестей!»
Было нечто глубоко символичное в том, что признание настигло меня на курорте. Среди голых тел и в момент полной отрешенности от хлопот. Нужно махнуть на все рукой, чтобы тебя вспомнили и оценили.
Днем, когда я сидел в баре на берегу, один из охранников принес и поставил возле столика коричневый кейс, полный денег. А второй принес букет роз. Цветы я отдал Елене, она поставила их в хрустальную вазу, похищенную мною у Маргариты, чемоданчик я забросил под кровать.
Я отдыхал. Наслаждался жизнью. Пил вино. Курил сигары. А однажды охранники принесли мне пакетик с чем-то белым, похожим на лекарство.
— Это что? — спросил я.
— От насморка, — ответили они и, засмеявшись, заговорщицки подмигнули.
Средство оказалось и впрямь великолепным, его следовало втягивать носом, а потом — балдеть.
Прежде мне и в голову бы не пришло такое пробовать.
Разве люди дураки? Или враги себе? Уж они-то знают, что делают. И если на протяжении многих лет употребляют и высоко ценят алкоголь, никотин, всякие другие дарящие радость и хорошее настроение препараты, — значит, подобные снадобья того стоят.
Если бы все вышеназванные открытые и изобретенные человеческим разумом чудодейственные эликсиры были плохи — разве ими бы пользовались?
И я, ощутимо поумневший за последний период, тоже ни в чем себе не отказывал. Да и с какой стати должен был ограничивать себя?