Страница 22 из 31
Мите Антон открыл не все. Не такой он простак: хиляки вроде Орлова чаще всего и становятся предателями. Поэтому Антон как бы между прочим поделился сомнениями: может ли такой город и принципе существовать?
Митя отнесся к его гипотезе серьезно.
— В нескольких фантастических книгах я читал о подземных городах, — стал вспоминать он. — Но про метро там ничего нет…
К школе подошли с группой старших ребят, затесались между ними — и дежурные не тронули, не остановили.
В классе к нему бросился Михеев. Покосился на Орлова, увлек Антона и сторону. И хорошо, это отсрочило встречу с Лырской. Антон не знал, как себя с ней вести. Поздороваться… А дальше? Неприятно, когда рядом лгунья и обманщица.
— Ты слушаешь? — нетерпеливо дернул его за рукав Михеев. — Я говорю, один парень на том месте, где дом сломали, серебряную монету выкопал. С изображением какой-то царицы. А другой — серебряную ложку.
— Клад, что ли? — уставился на него Антон.
— Может. Сорвемся с уроков, пока не много народу знает? Вдруг повезет. Я все равно домашнее задание не приготовил, вчера целый день там крутился.
— Да ну… Лучше после школы… — стал мяться Антон. — Я и тебе не советую. Что потом Антонине скажешь?
Пашка не захотел его слушать.
— Эх ты, задрожал уже?
Подхватил портфель, устремился к двери.
И пусть. Неизвестно, что там найдешь. А здесь заведомая неприятность.
Лырская по-прежнему была пунцовой, словно и не остывала. Глаза масляно блестят. Может, заболела, температура? Пыхтела, как еж.
Антон затеял разговор с Голышком, на нее внимания не обращал.
— Смотри-ка, приятель твой, — вдруг показала пальцем на дверь Лырская.
Ведя перед собой Михеева, в класс вплыла Антонина Ивановна. Все поднялись.
— Ишь, ловкач. Удрать надумал, — объявила она.
Михеев, прикрывшись портфелем, показал ей язык и поплелся на место.
Ирочку его фокусы приводили в отчаяние. Ей ведь надо было его перевоспитывать. Она замерла за партой, превратившись в немой неподвижный укор безобразнику.
— Вот я тебя вызову, — послала угрозу вдогонку Михееву Антонина Ивановна.
Повторяли тему «Ударения».
— Из-за незнания этих привил многие произносят слева неверно, неграмотно, — учила Антонина Ивановна. — Вы, наверно, слышали: не портфе’ль, а по’ртфель. Не магази’н, а мага’зин.
— Точно, у меня бабушка так говорит, — обрадовался Миронов.
Антонина Ивановна погрозила ему указкой.
— Теперь проверим, как вы усвоили материал. Достаньте двойные листки, а тетради с домашним заданием передайте по рядам. Маркин, ты что завертелся? Двойного листка нет? Вот я тебе двойку поставлю. Я когда сказала, чтобы все завели специальную тетрадь для контрольных?
С задних парт пришла стопка тетрадей. Антон прибавил к ним свою и Лырской и передал вперед.
Пока открывал учебник, Лырская успела надписать листок. Буквы выводила с открытым ртом, облизывала губы, повторяя языком округлые движения пера.
Воспоминание о белке щемяще отозвалось в нем. Он повернулся так, чтоб ее не видеть.
Контрольная была несложная. Подумаешь, расставить ударения: за’мок или замо’к. Уже половина упражнения была сделана, когда Лырская придвинулась и проскрипела:
— Антон, у меня не получается.
Он продолжал писать.
— Антон, — опять позвала она.
— Ну что? — вскинулся он.
Антонина Ивановна, привлеченная шумом, оторвалась от домашних тетрадей и обвела класс строгим взглядом. Самое время поднять руку и сказать: «Антонина Ивановна, мне Лырская мешает. Рассадите нас, пожалуйста».
Антонина Ивановна никаких нарушений не обнаружила и снова погрузилась в чтение.
— Антон, — Ольга толкнула его локтем, вместо буквы «а» вышла нелепая загогулина.
— Я тебе сейчас знаешь что сделаю, — вышел из себя он.
— Ну Антоша…
Его покоробило, что Лырская смотрит ему прямо в глаза своими блестящими наглыми глазенками. Не отводила, не прятала. До чего бессовестная!
— Михеев, а твоя тетрадь? — спросила Антонина Ивановна.
— И ее дома забыл, — отозвался Пашка.
— Встань, когда с учителем разговариваешь. Почему сразу не сказал?
— Я думал, успею сбегать… Я за ней и бежал…
— Я тебе единицу ставлю! — прервала его Антонина Ивановна. — И не смей обманывать. Ты потому убегал, что задание не приготовил!
Лырская тем временем переключилась на впереди сидящую Костину. Та, в отличие от Антона, сразу подняла руку.
— Антонина Ивановна, а мне Лырская мешает.
— Так, Лырская. иди-ка сюда, — Антонина Ивановна метнула грозный взгляд на первую парту, где отсутствовал болевший Смирнов. — Тут тебе хорошо будет.
Михеев контрольной дописывать не стал. Сел демонстративно развалясь, листок скомкал и сунул в карту. Напрасно Ира его увещевала, он громко фыркал.
— И за контрольную тебе единица. Убирайся из класса, — пресекла его выходки Антонина Ивановна.
После русского все потянулись на физкультуру.
Очень разумно чередовалось в расписании трудное с легким. Интересно, кто его составляет?
Возможно, Антонина Ивановна. Но скорей всего, этим занимались в районо. Такой, должно быть, немолодой мужчина и костюме, в очках, с вкрадчивыми и спокойными манерами. Он все взвешивал, обдумывал, прикидывал — как сбалансировать долю отдыха и рабочие часы… Непростое дело. Поставь, например, физкультуру до русского — и что выйдет? Набегаешься, запыхаешься, вспотеешь — до ударений ли тут?
А отучился — бегай, прыгай, резвись. Кончил дело — гуляй смело. Иногда целый день удавалось спланировать из предметов несложных, необременительных.
Вторник Антон считал таким днем. Русский и две физкультуры…
Но вторник содержал и свои специфические сложности. В частности, переодевание. Непослушные завязки на плавках. Шнурки на кедах. Колючая от крахмала, неуютная майка. Толкотня в раздевалке. Чуть опоздал — крючки заняты, одежду вешать некуда.
Митя Орлов бочкам, бочком, с ранцем в руках, отыскивал свободное местечко. Откуда оно возьмется?
— Антон, можно я на твое повешу?
— Если удержится, — позволил Антон.
Миронов привязался к Мите:
— А ты просверли дырочку к девчонкам и посмотри: может, там места.
Антон вышел в зал. После спертого воздуха тесной раздевалки сразу продрог. Огромные окна. Дует. Руки и ноги покрылись пупырышками гусиной кожи. Каждый согревался, как мог. Голышок взбирался но канату, цепко, по-обезьяньи обхватывал его ногами. Маркин и Миронов раскачивались на брусьях. Другие гоняли спичечный коробок, заменявший мяч.
Вадик Молодцов, съежившись и стуча зубами, подпрыгивал у шведской стенки.
— Поговорим сегодня со Славиком? — спросил он.
Антонину Ивановну звали Антониной. Анатолия Дементьевича Дудко — Дударом. А Вячеслава Сергеевича — ласково, Славиком.
И в других классах его любили. Антон один раз слышал, какая-то девчонка, правда, постарше, ему «ты» сказала. «Славик, а ты сегодня не будешь заставлять нас бегать?»
Так пискляво это произнесла, что Антон, будь он на месте Славика, непременно бы ее отчитал. Но Славик улыбнулся.
И улыбка у него красивая. И прическа ладная, короткая, с аккуратным пробором. Он ведь еще совсем недавно был футболистом. Антон спрашивал у папы, и тот вспомнил: действительно, играл такой защитник в «Торпедо».
Из-за травмы ему пришлось покинуть большой спорт. Но занятия он частенько вел в футболке с буквой «Т» на левой стороне груди.
Единственное, что не соответствовало в нем общепринятым представлениям о спортсменах, — курение. Поначалу Антона это озадачило, но, подумав, он понял. Не сложилась спортивная судьба, вот Славик и пытался заглушить болезненные воспоминания никотином. С сигаретой он выглядел еще более мужественно непреклонным, не сдавшимся. Славик и сам говорил, что надеется вернуться и команду. Только бы нога зажила.
В зал он вошел, чуть прихрамывая. В светло-голубой облегающей олимпийке с красивым отложным воротником, по краю воротника и на манжетах — две беленькие полоски. На брюках — такие же лампасы. В руках классный журнал.