Страница 15 из 31
— Все равно грифели потрескались…
Хорошо бы, кто-нибудь из учителей вошел прямо сейчас и все увидел. Ябедничать недостойно. Но ведь и Пашка поступает дурно. Антон не желал ему зла, однако как же нечестность будет наказана, если о ней не узнают? Нет. Антон не мог поверить, что хищение пройдет незамеченным. Рано или поздно пропажа обнаружится, и тогда… Но тогда могут решить, что карандаши прикарманили они оба. Могут заподозрить и его тоже… Вот если бы Петр Федорович подстерегал их у входа прямо сейчас…
Но никто их не остановил.
Довольно-таки сильный ветер гулял по улице, наводил рябь па лужи.
— Ну что, пошли разрушенный дом посмотрим? — спросил Михеев.
— Не хочу, — отказался Антон. Им начала овладевать неприязнь к Пашке.
— А деньги искать?
Пашка его давно подбивал.
«Я знаешь, сколько нахожу? На мороженое всегда хватает».
Антону плохо верилось.
«Откуда они берутся?»
«Люди теряют».
Странно. Он ведь тоже ходил по улицам, но что-то не замечал под ногами денежных россыпей.
А Пашка постоянно бахвалился богатой добычей, утверждал: в зарешеченной яме подвального окна углядел целую трешку. Пришлось проявить смелость: поднять металлическую решетку, опустить в яму ящик — иначе наверх было не выкарабкаться, такая глубокая.
После этого рассказа Антон попробовал с ним пойти. Им действительно повезло. Правда, не на деньги. Они еще не успели достичь людной улицы, где вероятность находки, согласно Пашкиному опыту, была больше, только направлялись к ней, как вдруг рядом затормозила грузовая машина с брезентовым кузовом-кибиткой. Брезентовые полы раздвинулись сзади, и в образовавшийся треугольный проем выглянул мужчина.
«Ребят, поможете?» Из кабины спрыгнула на землю женщина в берете и, оправляя юбку, скомандовала:
«Подходи!»
Первым приблизился к кузову шофер и получил картонный ящик; в нем. будто суставчатые пальмовые стволы без крон, позвякивали поставленные один в другой толстые граненые стаканы.
Михеев успел подбежать вторым. Антон опасался, ящик будет тяжелым, но оказалось, нести его не составляет никакого труда.
Следом за женщиной они двинулись в ближний подъезд и вскоре очутились в теплой и богато обставленной квартире. Большой телевизор, необычный, вытянутый в ширину буфет с красивой посудой.
«Сюда», — указала женщина на расстеленный на полу ковер.
Ящиков было немного, они управились за пятнадцать минут.
«Спасибо, — сказала женщина. — Возьмите за работу стаканы».
«Ну что вы», — зарделся Антон.
«А сколько можно?» — поинтересовался Михеев.
Он сложил один в другой семь и еще два уместились в портфеле. Тогда и Антон взял четыре.
Мама, вопреки ожиданиям, ничуть его трофею не обрадовалась.
«Зачем такие толстые? Мы такими не пользуемся».
Все же он отдал ей два, один подарил бабе Лене. Вот кому стакан очень понравился и оказался необходим. А дедушка, которому Антон торжественно вручил последний, заинтересовался, как всегда, совершенно не относящимися к делу вещами:
«Там что, посудный магазин?»
«Да нет», — досадуя и на дедушкину непонятливость и на собственную доброту, отвечал Антон.
«Ты и… как, ты говоришь, фамилия твоего товарища?»
«Михеев».
«Да. Так почему вы там сгружали? Что за квартира? Ты обмолвился, было несколько ящиков? Почему вы оказались в этом переулке? Или товарищ тебя специально туда повел? Если сам не можешь ответить, пригласи его ко мне. Это надо выяснить».
И больше Антон в Пашкиных затеях участия но принимал.
Они все еще стояли у школы. Пашка никуда не торопился и склонил Антона пошататься по улицам.
— Ты про черта хотел рассказать, — напомнил Антон.
— Сейчас уже можно, — согласился Пашка. — А то я боялся, он карандаши не даст вынести.
— Черт?
— Ну да. Бабка мне такую историю рассказала… Она еще молодая была. В деревне жила. Собрались в лес идти. А мальчик, брат ее, который последним из дома выходил, что-то забыл. На крыльце спохватился. И говорит: «Вот черт!» И назад. Тянет дверь, а она не открывается. Он сильней. Как дернет, она подалась, и он видит в щель: с той стороны ее копыто удерживает.
— И бабушка тоже копыто разглядела? — обратился в слух Антон.
— Ага, — подтвердил Михеев, — Черта нельзя поминать, он сразу тут как тут. Все, кто рядом был, видели.
Раз так — информацию смело следовало отнести к разряду достоверной. Очевидцы не станут обманывать.
У дома Антон нагнал дедушку. Опираясь на трость, тот брел с бордовой авоськой, в которой просвечивали более нежные на цвет помидоры.
Антон подкрался к нему и долго шел рядом. Дедушка его не замечал. Подслеповато щурясь, он смотрел вперед и себе под ноги,
Антон нарочно грубо просунул руку в авоську… Дедушка вздрогнул.
— Уф, напугал меня, — выдохнул он. — Ты откуда? Ах, да, из школы. Хорошо, что мы встретились. Мама ушла. По делам. Будешь обедать с нами.
— А может, я ее дождусь? — попробовал увильнуть от приглашения Антон.
— Нет. Она не скоро вернется.
Свежий, резковатый запах табачного дыма в коридоре подсказал Антону, что приходил папа.
Антон бросил портфель и скорей заглянул в мастерскую. Да, точно, прямо у двери смятая папиросная пачка, А покрывало сползло с кушетки до самого пола.
Баба Таня была одна. Накрывала на стол.
Он побежал в кухню. Там, возле высокой скамьи — на ней лежали две старые газеты, — дедушка и баба Лена делили помидоры.
Дедушка доставал из авоськи помидор и тут же подыскивал равный ему.
— Это тебе, это мне, — приговаривал он, отправляя их на разные газеты. Баба Лена сопровождала каждое его возглашение быстрым одобрительным кивком.
— Тебе помятый, и мне помятый, — говорил дедушка.
В конце концов в авоське остались большой и малюсенький помидоры.
— Ладно, не имеет значения, — сказал дедушка и положил на газету бабы Лены большой.
— А что, приходил пава? — спросил Антон.
— Он был утром, — ответил дедушка. — Иди, мой руки, обед уже на столе.
Гиря ходиков отмерила половину дневного пути. Можно ее подтянуть, но тогда и к вечеру она опустится лишь на короткий отрезок. А приятно поднимать на всю длину цепочки — вот сколько времени утекло! И потом, дедушка говорит, часы надо заводить один раз в сутки, и в строго определенное время, иначе они портятся.
Поначалу, когда ходики только повесили, Антон то и дело прибегал подтягивать гирю. Боялся, они остановятся. Папа ему тогда обещал собрать целую коллекцию часов. С боем, с кукушками, с музыкальным перезвоном. Говорил, для него это не составит труда. В командировках чуть ли не в каждом городке попадаются такие часы. Порой неисправные, но ведь их можно починить.
Обстоятельно обсуждали, как будут новые экспонаты размещать. Намеревались всю стену в коридоре занять ими.
Папа раздобыл книгу с изображениями каминных, напольных, карманных… Антон мечтал, как будет водить домой экскурсии из школы, и все будут про него знать…
Но и часов не прибавилось, и книгу папа недавно унес в театр. Он много книг унес в последнее время.
— Все стынет, — позвала бабушка.
Он не любил у них обедать. Постоянно надо себя контролировать. Нельзя чавкать и прихлебывать. Нельзя сутулиться. И разговаривать с полным ртом. Вилку следует держать в левой руке, нож в правой. Помнить обо всем одновременно трудновато. Плюс главное неудобство — салфетка. Она его утомляла, сдавливала горло. Антону казалось: освободись он от нее, и выполнить остальные требования станет гораздо легче.
Салфетки лежали возле тарелок, свернутые в рулончики. На рулончики надеты желтые полированные кольца. Дедушкино лопнуло, у Антона целенькое, а бабушка — вот чему стоило завидовать! — салфеткой не пользовалась. Ничего не поделаешь, мужчина должен брать на себя что потяжелей.
Было и третье кольцо, тоже целенькое, — папино. Дедушка утверждал, они сделаны из слоновой кости. Если так, изготовлять их несложно. Распилил бивень, отшлифовал изнутри и снаружи — и готово. Единственная странность: все три кольца были одинакового размера. А ведь бивень у основания толще, чем на конце. Антон складывал кольца вместе, заострения не получалось…