Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 73

Сразу оговоримся: нет никаких оснований полагать, что, говоря о себе как о Сыне, Иисус имел в виду весь багаж последующей христианской догматики («Единородный», «Единосущий» и т. д.). Иначе говоря, понятие Сын здесь вообще не понимается в онтологическом смысле. Иисус имеет в виду историю спасения: притча о злых виноградарях ставит его в один ряд с прежними пророками, причём имеется в виду, что он — последний в череде таких пророков (апокалиптический пророк!) и как таковой особо выделен. Он — и такой, как предыдущие пророки (выполняет ту же функцию: востребовать с виноградарей «плоды»), и не такой (последний и особо близкий к Богу).

Существует ещё один отрывок, который часто приводят в этой связи. Изначально он содержался в Q (или каком-то другом общем источнике), а сейчас он отражён у Матфея и Луки.

Всё предано мне Отцом моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын захочет открыть.

Не вполне ясно, имеется ли в виду здесь Сын Божий или Сын Человеческий (скорее всего, первое). Большинство учёных склонны считать, что Иисус этих слов не говорил: своим акцентом на уникальную взаимосвязь между Отцом и Сыном они слишком выбиваются из общего ряда молитв и речений Иисуса в синоптических Евангелиях (Марк, Матфей, Лука), да и вообще в раннем слое традиции. Зато они близки Иоаннову богословию, творческой медитации четвёртого Евангелия над значением Иисуса в истории спасения (ср. Ин 3:35; 7:29; 10:15; 13:3; 17:25–26). (Не исключено даже, что из Иоанновой мистической школы оно и пришло к автору или позднему редактору Q.) Есть также гностические параллели (Диалог Спасителя 134:14–15).

Можно подвести итог: Иисус действительно говорил о себе как о «Сыне» (без полного титула «Сын Божий»!) в некоем особом смысле слова. Уместны, однако, следующие оговорки. Во-первых, мы не можем точно сказать, как он понимал этот уникальный аспект своего богосыновства. Можно только с некоторой долей вероятности предположить, что речь шла не об онтологических категориях (как в последующей святоотеческой догматике христианства), а об уникальной роли Иисуса в истории спасения. «Сын» — это по преимуществу обозначение Иисуса как апокалиптического пророка последних дней и, если так можно выразиться, инаугуратора Царства Божия. Во-вторых, хотя события и обстоятельства склоняли Иисуса отводить себе более существенную роль в истории спасения, чем он это делал поначалу, он не любил говорить об этой своей роли: отметим, сколь редки высказывания о «Сыне» в традиции! Всего два несомненных высказывания, из которых одно констатирует его незнание, то есть умаление перед Богом. Верный своей нелюбви к титулам и самовыпячиванию, он переводил всё внимание на Бога: он сам — лишь орудие, избранное Богом; в центре же — сам Бог Израилев, изложивший свою волю в Писаниях.

4. Сын Человеческий

Этот титул Иисуса представляет наибольшую трудность для комментаторов. До сих пор не прекращаются оживлённые споры относительно того, использовал ли его Иисус, и если да, то в каком смысле или в каких смыслах. На первый вопрос, думается, можно ответить с уверенностью: да, использовал. Концепция Иисуса как «Сына Человеческого» не играла практически никакой роли в раннехристианском богословии: фраза «Сын Человеческий» отсутствует в ранних исповеданиях и литургических формулах. За редчайшими исключениями, в христианских текстах так об Иисусе не говорят в третьем лице. Более того, титул «Сын Человеческий» мы находим во всех слоях традиции (у Марка, Иоанна, Фомы, в источнике Q и т. д.). Скептикам, отрицающим аутентичность этих высказываний, пока не удалось представить убедительные контрдоводы. Но вот вопрос о том, что именно говорил Иисус о «сыне человеческом», сложен и запутан.

Прежде всего, несколько слов о том, в каком смысле выражение «сын человеческий» используется в Ветхом Завете, то есть священных Писаниях иудаизма (а оно там используется, причём неоднократно). Первое и основное его значение — это просто человек. Вот пример из знаменитого псалма:





Это очень распространённое словоупотребление. Оно могло означать человека как в его тленности и смертности («не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения» Пс 145:3), так и в его достоинстве (в Книге Иезекииля Бог 93 раза именует пророка «сыном человеческим»). Однако в апокалиптических видениях Книги Даниила данное выражение используется в необычном контексте, когда образным языком предсказывается смена хищных мировых империй — Вавилонской, Мидийской, Персидской, Греческой — владычеством Бога:

Видел я в ночных видениях: вот, с облаками небесными шёл как бы Сын человеческий, дошёл до Ветхого днями и подведён был к Нему. И ему была дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили ему. Владычество его — владычество вечное, которое не прейдёт, и царство его не разрушится.

«Ветхий днями» — это Бог. Что касается «Сына человеческого», то образ здесь опирается на обычную идиому («сын человеческий» = «человек»). В контексте отрывка имеется в виду следующее: сначала в мировой истории одна тираническая империя сменяет другую (их символизируют звери); затем на смену им приходит гуманное теократическое царство (его символизирует человек). Характер символа, однако, в данном случае оставляет возможность для второго смысла: «сын человеческий» не просто как теократия, царство «святых Всевышнего» (основной момент у Даниила), но и как конкретная личность (человека или ангела). Отрывок Дан 7:13–14 оказал колоссальное влияние на иудейскую и христианскую экзегезу: как иудеи, так и христиане пытались найти в нём указание на свои представления о конце времён.

Евангельские высказывания о «сыне человеческом» учёные обычно условно делят на три основные группы.

1. Земное служение Иисуса. Например: «Сын человеческий есть господин и субботы» (Мк 2:28). Или: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнёзда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф 8:20/Лк 9:58; Фома 86). Эти случаи связаны с обычным бытовым словоупотреблением («сын человеческий» = «человек»). Имеется в виду: «Человек есть господин и субботы» (т. е. не должен быть рабом многочисленных правил о соблюдении субботы), «человеку негде переночевать» (т. е. речь о трудной судьбе, которая подчас бывает у людей). В некоторых из этих случаев Иисус имеет в виду под человеком прежде всего самого себя, высказываясь о себе в третьем лице.

2. Указания на грядущую смерть и воскресение Иисуса. Таких высказываний довольно много, например: «Сыну Человеческому... надлежит много пострадать и быть униженным» (Мк 9:12); «Сын Человеческий не для того пришёл, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать жизнь свою для искупления многих» (Мк 10:45). Здесь по контексту получается, что «сыном человеческим» Иисус называет самого себя. В основе лежит всё тот же базовый смысл. Вполне возможно, что в высказывания этой группы выражение «сын человеческий» задним числом добавили христиане, зная любовь к нему Иисуса и тот факт, что иногда он использовал его для самоименования.

3. Указания на грядущее прославление или Суд. Здесь предполагается апокалиптический контекст, например: «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою» (Мк 13:26); «вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы грядущего на облаках небесных» (Мк 14:62). Здесь явно используются образы из Книги Даниила. Ясно, что здесь евангелисты имеют в виду под «Сыном Человеческим» прежде всего Иисуса. Но принадлежат ли самому Иисусу эти слова?