Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 47

— Он очень хорош, — ворчливо откликнулся Джеймс, а про себя прибавил: «Хорош, даже слишком».

— Таких слуг теперь почти нет. — Она разгладила складку на платье. — Какой же вы нашли Францию по приезде?

— Хаос, — ответил коротко Джеймс. — Война нанесла этой стране огромный ущерб.

— Всей Европе, — поправила мадам Кунст.

— Вы правы. Но я нахожусь во Франции, и то, что вижу, ужасно. Говорят, Россия безмерно страдает, тяжело в Италии, в Нидерландах и в Скандинавии, однако Франция, как и всегда, несет основное бремя лишений. Лондон, правда, тоже привел меня в шок, и все же, и все же… — Джеймс чувствовал, что впадает в велеречивость, но уже не мог с собой совладать. — Первая мировая была разрушительной, но эта ее превосходит. И слухи, до нас доходящие, лишь заставляют думать, что реальность намного страшнее всех наших представлений о ней. Нет, конечно, окопной войны, и кавалерию не посылают на танки, но города горят, поля усеяны трупами, и, кажется, этому не будет конца.

— Остается лишь возносить молитвы, чтобы все это кончилось поскорее, — тихо произнесла женщина, обратив к собеседнику кроткий взгляд больших карих глаз. — Как вы думаете, американцы могут тут что-нибудь предпринять? Если бы ваш президент настоял на мирном решении разногласий, война бы остановилась. Без Америки британцы с французами не сумели бы и далее длить это безумие.

— У Америки на этот счет свое мнение, мадам Кунст, — довольно сухо сказал Джеймс, снова насторожившись.

— Но что же делать, если война все идет и идет? Из моей семьи никого, кроме меня, в живых не осталось. Наша соседка, вдова, потеряла четверых сыновей. Все были летчиками, все погибли в боях. Она одна в своем доме — как привидение. И таких, как она, у нас сотни и тысячи.

— А также во Франции, Италии, в Англии и Голландии, мадам Кунст. И в Чикаго, и в Монреале, и в Гонолулу. — Джеймс, глухо кашлянув, встал. — Извините, наверное, мне следует встретиться с графом прямо сейчас, чтобы не заставлять его ждать.

Беженка всполошилась.

— Я вас обидела? Пожалуйста, не считайте меня бессердечной или равнодушной к страданьям других. Просто каждый из нас видит то, что к нему ближе.

— Я понимаю, — ответил Джеймс, на деле не очень-то сознавая, что же его так задело. Огибая стул собеседницы, он на миг замер, почувствовав, как в ее теле пульсирует кровь.

— Она произнесла пацифистскую речь, — сказал нехотя Джеймс, не глядя на графа. — Она хочет остановить войну, чтобы женщины не вдовели, а дети не сиротели. Видит Бог, я сам против продолжения бойни, но есть ли из этого выход?

— Капитуляция? — предположил Сен-Жермен.

— Ну уж нет. Вы же знаете, как ведут себя немцы на каждом клочке оккупированной ими земли. А в Германии, говорят, ситуация еще хуже. Один из голландских репортеров писал, что инакомыслящих там перевозят в вагонах, назначенных для скота. Если они проделывают такое со своими же соотечественниками, то что же станется с нами? — Он раздраженно взмахнул рукой. — Вагоны для скота, может быть, преувеличение, но…

— Я понимаю вас, мистер Три, а вы меня, боюсь, нет. Замок стоит обособленно и на высоком месте. Прямо в нем или, скажем, в радиусе десяти километров, имея передатчик и достаточно благоразумия, можно обеспечивать немцев крайне полезной для них информацией. — Граф смолк и выжидательно глянул на журналиста.

— Какая там информация? — возразил Джеймс упрямо. — Вы же сами сказали, что замок достаточно обособлен, да и вся эта часть Прованса мало населена. Ничего стратегически важного не наблюдается ни в непосредственной близости от Монталье, ни в ваших десяти километрах, если вы, конечно, не полагаете, что они собираются вступить в битву за горные тропы.

— Монталье почти соседствует со Швейцарией. Через Женеву и Цюрих идет золото. Если наладить здесь радиоперехват, можно многое вызнать. — Сен-Жермен дернул плечом. — Возможно, я шарахаюсь от теней, но мне неспокойно.

— Если им нужен радиошпионаж, почему бы не поместить станцию прямо в Швейцарии? — спросил Джеймс.

— Швейцарцы весьма ревностно блюдут свой нейтралитет. Конечно, у немцев есть станции и в Австрии, и в Баварии, но от них далеко до Женевы с Лозанной. Прованс удобен. Силы сопротивления уже отлавливали тут немецких шпионов. В прошлом году сюда заехал натуралист, наблюдавший за редкими видами птиц. Он обосновался в монастыре, откуда предпринимал экскурсы в горы. Все шло хорошо, пока так называемый орнитолог не столкнул ногой со скалы мешавшее ему птичье гнездо, что было замечено горным дозорным. Возможно, мадам Кунст — обычная беженка, но мне нужна абсолютная уверенность в том.

— А вы-то тут при чем? — усмехнулся Джеймс.

— Ни при чем. И хочу ни при чем оставаться в дальнейшем, — последовал быстрый ответ. Сен-Жермен покачал головой. — Вы явно не сознаете шаткости нашего положения. Мы с вами — иностранцы в стране, ведущей войну. Если нас бросят в узилище, что очень может случиться, нам будет трудненько удовлетворять наши… гм… специфические потребности. — Он с отвращением припомнил свои отсидки в тюрьмах разных времен. — Вам в заключении не понравится, мистер Три.





— Мне бы там в любом случае не понравилось, — без раздумий откликнулся Джеймс. — Сейчас с журналистами не очень-то церемонятся. Одного из моих коллег расстреляли испанцы. Только за то, что он попытался переслать в свою редакцию не проверенный их цензурой материал.

Сен-Жермен поднял голову и прислушался.

— Ага. Это, похоже, Мирель. Мистер Три, нам придется прерваться.

— Что? — вскрикнул растерянно Джеймс, разом припомнив все свои страхи. Теперь и он слышал шум подъезжающего авто.

— Вам это необходимо, мистер Три, — мягко, но с некоторым нажимом сказал Сен-Жермен. — Более, чем вы себе представляете.

Джеймс вскочил с дивана и замер как столб.

— Это чудовищно… невозможно… нелепо. Я отчасти согласен вам ввериться, но должны же существовать какие-то рамки!

— Может, вы, прежде чем упрекать меня, испробуете предложенное лекарство? — возразил с суховатым смешком Сен-Жермен. — Мирель настроена хорошо провести этот вечер. Не разочаровывайте ее.

— Перестаньте, — запротестовал журналист.

Сен-Жермен сочувственно улыбнулся.

— Мистер Три, вам нужно как можно скорее понять, что затяжки и проволочки для нас роскошь. Мирель согласна лишить вас… невинности, так не становитесь же в позу. Из нас редко кому так везет… на первых порах. Все происходит гораздо грубее. Вы избавите себя от множества неприятных эмоций, спрятав в карман свой гонор и разделив с ней постель. Поверьте, я знаю.

— Но… — заикнулся Джеймс и умолк. От приступа голода ему чуть было не сделалось дурно. Вне сомнений, именно этот голод и обострил все его чувства, позволив уловить биение пульса в мадам Кунст. — Хорошо, я попробую, раз уж ничего другого не остается, — прибавил он, тщетно пытаясь изобразить веселость. — Постараюсь хотя бы получить какое-то удовольствие.

Сен-Жермен поднял брови.

— Главное, постарайтесь, чтобы удовольствие получила она, иначе вам перепадет очень мало. Таковы… гм… наши свойства. — Он собирался сказать что-то еще, но тут в коридоре раздались чьи-то быстрые энергичные шаги и дверь распахнулась.

Мирель Бек в свои тридцать четыре имела крепкое тело, окруженное почти осязаемой аурой чувственности. Она не вошла, а ворвалась в гостиную с избыточной возбуждающей живостью. Простую одежду и отсутствие какой-либо косметики с лихвой компенсировала ее неприкрытая сексуальность. Волосы гостьи как темное облако окружали полное миловидное личико, на котором играла дразнящая жизнерадостная улыбка.

— Граф! — воскликнула гостья и кинулась к Сен-Жермену. — Вы так давно не показывались, что я должна бы на вас рассердиться, но — увы! — не могу!

Сен-Жермен, улыбнувшись, поцеловал ее в щеку.

— Я тоже скучал, Мирель.

Легко вывернувшись из объятий, она указала на Джеймса:

— Вот этот мальчик? Граф, гадкий, вы не сказали, что он так красив. — К замешательству Джеймса, его весьма внимательно оглядели. — Ну, вид многообещающий, — заявила, подходя к журналисту, Мирель. — И это серебро в волосах. Импозантно, не правда ли? — Джеймс попытался отодвинуться, но его, рассмеявшись, схватили за руку. — Он застенчив? Какая прелесть! — Полуобернувшись к Сен-Жермену, гостья прибавила: — С вашей стороны большая любезность устроить мне эту встречу. Я жду очень многого от нее.