Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 47

— Ну, какого бы мы с вами ни были мнения о ней, господа, она все же проникла во двор, — с некоторым удовлетворением произнес Уиттенфильд.

— Что же? Удалось ей остановить дуэль? — спросил шестой гость. С некоторых пор он сидел очень тихо, внимательно вслушиваясь в рассказ.

— Сабрина пишет, что не сразу нашла дуэлянтов. Она пробралась в дом, и зачехленная мебель нескольких комнат сказала ей, что граф тут бывает нечасто. Впрочем, этой удачливой нарушительнице всех норм и запретов везло, она шла и шла вперед без помех, правда с замирающим сердцем, сознавая, что любой проснувшийся некстати слуга может принять ее за воровку. Перед дверью зала Сабрина помедлила, но, вспомнив, какой опасности подвергаются сэр Джеймс и граф, решительно повернула дверную ручку. Мужчины явно уже успели обменяться ударами. Сэр Джеймс тяжело дышал, но граф, по свидетельству дневника, выглядел ничуть не уставшим. Когда дверь скрипнула, он требовательно напомнил входящим (он ведь думал, что это слуги) о своем приказании не беспокоить его. Однако Сабрина вошла и поспешила к мужчинам. Как только она к ним приблизилась, сэр Джеймс, протянув руку, схватил ее, прижал к себе и, используя как прикрытие, возобновил атаку на графа, заставив того перейти к обороне. Сначала граф отступил, а потом применил тактику, совершенно обескуражившую сэра Джеймса. Сабрина не дает точного ее описания, но, я думаю, он перебрасывал шпагу из одной руки в другую с ошеломляющей быстротой, хлеща ею своего противника словно плетью. Не забудьте, в те времена искусство фехтования не поднялось еще на достаточную высоту и тогдашние шпаги не имели гибкости рапир наших спортсменов. Это были просто заостренные полосы стали, однако клинок графа гнулся, как прут, не ломаясь, и сэр Джеймс, по-видимому, изрядно струхнул. Воспользовавшись этим, граф улучил момент и вырвал Сабрину из его рук, оттолкнув ее подальше от схватки. Потом движением, которого она описать должным образом не смогла, он разоружил сэра Джеймса. Сабрина лишь заявляет, что граф, кажется, прыгнул вперед, преодолел защиту противника и, задев тому плечо, выбил из его рук шпагу. Такой трюк мне представляется невозможным, но тем не менее сэр Джеймс остался стоять с пустыми руками. Граф, направив на него острие своей шпаги, вежливо осведомился у Сабрины, как ему следует поступить.

— Отвратительно! — заявил Твилфорд.

— Но ведь граф не убил сэра Джеймса? — с жаром спросил Эверард. Вид у него был несколько извиняющийся: с одной стороны, он не желал поражения своему соотечественнику, но с другой — ему нравились отвага и галантное поведение графа.

— Нет, не убил, хотя мог это сделать одним движением руки, если бы захотел, как считает единственная свидетельница дуэли, — ответил Уиттенфильд. — Она выразила желание, чтобы сэр Джеймс навсегда исчез из ее жизни, и граф сказал побежденному, что таков, как тот слышал, вердикт. Сэр Джеймс стал сыпать проклятиями, но победитель, взмахнув клинком, заявил, что такого поведения не потерпит. Сэр Джеймс погрузился в угрюмое молчание, на жену он не смотрел. Граф между тем повелел ему покинуть город в течение суток и направиться в любое место, расположенное к востоку от Рейна, с условием никогда более не пересекать эту границу. Вторым условием, поставленным сэру Джеймсу, был запрет когда-либо беспокоить жену — как лично, так и посредством писем. Еще граф потребовал, чтобы сэр Джеймс поклялся, что не нарушит слово, не только тем, что свято для каждого сына церкви, но и своей шпагой. Сэр Джеймс неохотно подчинился, и ему разрешили уйти.

— И это все? Чарльз, вы меня разочаровываете, — заметил Доминик.

— Не совсем все. Еще осталось зеркало, — заметил Уиттенфильд.

— Ах да, зеркало, — пробормотал шестой гость.

— Граф проводил Сабрину до дома, где она провела около трех лет, и по дороге спросил, почему ей захотелось вмешаться в схватку. Сабрина призналась, что боялась за его жизнь. Он отвечал, что с ним вряд ли могло случиться что-то плохое, но почему — не объяснил, и тогда Сабрина спросила сама, не защищает ли его какая-нибудь алхимическая уловка. И опять ответ был уклончив: мол, да, что-то подобное действительно есть. Подходя к дому, Сабрина отважилась заявить, что не оттолкнула бы своего спутника, если бы он вознамерился провести с ней остаток ночи. Графа ее слова очень растрогали, ибо женщины, по его утверждению, предлагали ему такое нечасто, чему Сабрина до конца не поверила, ибо рядом с ней шел элегантный мужчина среднего роста и крепкого телосложения, с приятными, хотя и несколько неправильными чертами лица. Дома граф пригласил свою спутницу в лабораторию, зажег свечи и отворил плоский ящик красного дерева, с виду довольно старый, откуда извлек это зеркало. Оно тогда не имело теперешней рамы — кажется, я говорил об этом, не помню — и было попросту окантовано серебром. Граф вручил его Сабрине, сказав, что придет за ней, когда она сможет увидеть в нем паука. Заглянув в зеркало, Сабрина никакого паука не нашла и позволила себе усомнится в словах дарителя, но тот уверил ее, что в самом центре стекла имеется фигурка этого членистоногого, выполненная из драгоценных камней, и что при определенных условиях ее можно увидеть.

— Очень занятно, — произнес Доминик, в знак одобрения поднимая бокал. — Как-нибудь я и сам попробую приглядеться.

— Значит, бедняжка поверила? — качая головой, спросил лорд Грейвстон. — И вы до сих пор храните этот глупый кусок стекла?

— Еще кое-что, — заметил Уиттенфильд. — В ту ночь граф, по-видимому, провел какое-то время у той, кого он избавил от скандалиста мужа и вдобавок таким странным образом одарил, хотя Сабрина впрямую не сообщает, что произошло между ними.

— Нетрудно догадаться, — с неодобрением заметил Твилфорд.

— Думаю, не совсем то, чего ожидала Сабрина. Она пишет, что зеркало было установлено возле кровати, освещено пламенем свечей и…





— Ну еще бы! — осуждающе хмыкнул Твилфорд.

— Декадент-извращенец! — вскинулся Хэмворти.

— И… — продолжал Уиттенфильд, не обращая на них внимания, — на один чудесный, непостижимый момент в нем все-таки показался паук — он сидел в центре тончайшей бриллиантовой паутины, посверкивая рубинами, гранатами и турмалинами. Сабрина пришла в восторг от этого зрелища, хотя записала в дневник, что вряд ли сумеет им насладиться еще раз. Она завещала зеркало дочке с наказом беречь его как величайшее из сокровищ.

— Женское пристрастие к безделушкам! — фыркнул Доминик.

— Может быть. Но, как видите, зеркало по-прежнему хранится в нашей семье, и никому не хочется с ним расстаться. Серена весьма уважительно относилась к нему, хотя суеверной отнюдь не являлась. Надо быть полным глупцом, чтобы сторониться вещей, приносящих удачу, говорила она. Моя мать, правда, хотела его куда-нибудь деть, но этого не случилось, и, признаюсь, я рад, так как очень к нему привык. Я то и дело смотрю в него, надеясь разглядеть паука.

— Ну уж, Чарльз, — ласково пожурил Доминик.

— Видели вы что-нибудь? — быстро спросил Эверард.

— Только свое лицо. Если там и есть паук, то он прячется за человеческим отражением. — Уиттенфильд потянулся к столику и поставил бокал. — Узреть его может лишь тот, кто не отражается ни в стекле, ни в воде.

— Вы хотите сказать, что более двух часов морочили нам головы третьеразрядной историей с привидениями? — вопросил Хэмворти.

— Это реальная история зеркала, она точно описана в дневнике ее очевидицы. Сама Сабрина вернулась в Англию и припеваючи тут зажила, объяснив, что получила наследство. Вы не можете не признать: кем бы ни являлся таинственный граф, он был большим оригиналом.

— Если вдуматься, так простым шарлатаном, — уверенно заявил лорд Грейвстон. — Пусть щедрым, а все-таки шарлатаном.

— Почему вы так думаете? — спросил шестой гость. В его голосе не было вызова — лишь любопытство.

— Это ясно, — ответил, вставая, лорд Грейвстон. — Ну, если у вас все, Уиттенфильд, я отправляюсь спать. Отменный у вас портвейн, да и бренди тоже. — Он прошагал через комнату и, стукнув дверью, ушел.