Страница 4 из 8
…Мне стало щекотно, и я открыла глаза, в тот же момент вспомнив весь вчерашний день. Но настроение от этого не ухудшилось. Выспалась я прекрасно, даже лучше, чем дома. Есть не хотелось совершенно. Я напилась и умылась у ручья и спокойно пошла в лес, выбрав направление наугад. Вокруг снова был хороший бор, идти было легко. И солнце еще не успело достичь зенита, как я уже вышла на какую-то тропку. Я двинулась по ней и за ближайшим поворотом наткнулась на Лизку, стоявшую руки в боки:
— Ну чего ты там застряла? Нам еще идти и идти.
Я бросилась было к ней:
— Ой, Лиза! Со мной такое случилось, такое… — и вдруг вспомнила сон про фею. Я остановилась и глянула на подол — платье снова было целым. Сунув руку в карман, я обнаружила там чертика. — Представляешь! Я вчера, то есть сегодня, ну… — тут я запуталась окончательно. — Да! Я вчера потерялась и заблудилась…
Тут я та-ак укололась ладонью о чертика, что вскрикнула от боли. Выпростав руку, я слизнула капельку крови и замолчала. Что-то расхотелось посвящать Лизку в свои приключения.
Она с недоумением смотрела на меня, потом, видимо решив, что не стоит обращать на это внимания, махнула пренебрежительно рукой и двинулась дальше. Но я теперь не обижалась на нее, а идя следом, размышляла, что же это со мной приключилось.
Глава III
На заимке лесника
Больше в дороге ничего интересного не случилось — и хорошо. Вчерашнего хватило за глаза и за уши. Или же мне все это привиделось? Могло ведь случиться так, что я отошла в сторонку, вдруг потеряла сознание и за несколько мгновений успела все это как бы «увидеть». Я где-то читала о таком. Да и как доказать, что все было на самом деле? Тут я вспомнила про разбитую коленку, тут же задрала подол, но и здесь меня постигло разочарование. Конечно, уж если платье целое, то что говорить о какой-то ссадине.
Заимка мне представлялась маленькой опрятной избушкой, почему-то обязательно торчавшей из-под огромного валуна. На самом деле ничего подобного я не обнаружила. На большой поляне, в самом центре, стояла крепкая изба, окруженная сараями вперемежку с грядками и теплицами. От леса все хозяйство отделялось хлипкой изгородью. Я сразу вспомнила привидевшуюся медведицу и зябко поежилась.
У калитки молча застыли две громадные черные немецкие овчарки. По мере нашего приближения они все громче урчали, так что я невольно остановилась.
— Вы что, негодники, а ну-ка на место, — замахала на них руками Лиза. — Это Ника из города, она у нас будет гостить еще долго.
На удивление, собаки ее послушались и поплелись к будкам у крыльца, правда, пару раз оглядывались на меня.
Я прищурилась из-за солнца, бившего прямо в глаза, когда смотрела вслед овчаркам, и вдруг ощутила какую-то неправильность. Я потрясла головой, чтобы в глазах прояснилось, но тщетно, и тут вдруг я поняла, что меня смущало у того пса, что побольше. Еще весной, когда он сломал левую заднюю лапу, кости срослись нормально, но маленький осколок (из-за того, что хозяин проминал поврежденное место чересчур сильно перед постановкой шины) сместился и врос в мышцу. Чулак, так звали пса, старался не показывать виду перед хозяевами, что он не может двигаться как раньше, — он, бедняга, постоянно терпел боль. Естественно, это привело к тому, что Чулак стал раздражительным и угрюмым.
Я смело направилась к нему, не обращая ни на что внимания. Пес заворчал, но не стал сопротивляться, когда я вытащила его из будки за ошейник. Он улегся на бок, и только когда я прикоснулась к поврежденному месту, обернулся и обнажил клыки. Я стала водить руками и почти сразу ощутила под ладонью жар, исходящий от постоянно воспалявшейся мышцы. Самым легким решением было прирастить осколок обратно к кости, что я и сделала. Чулак взвыл, взвился в воздух и стал носиться по двору.
Ой-ой-ой! Что же это я сделала? Я ведь вылечила собаку. А как я это, интересно, сделала?
— Ника! — я обернулась на голос Лизки. Та смотрела на меня совершенно круглыми глазами. — Ты чего с ним сделала?
— Сама не знаю, — искренне ответила я.
В это время ко мне подбеяшл Чулак и, подсунув свою голову мне под ладонь, замер.
— Странно, Чулак ведь никогда незнакомых не признает! — продолжила Лизка. — Ой, здравствуйте тетя Нина!
К нам приближалась высокая полная женщина, на ходу расправляя подол платья. В ее глазах прятались веселые огоньки:
— Ну, здравствуйте, здравствуйте, коли не шутите. А это, значит, и есть Ника. А что сам Вовка не пришел?
Я сначала даже не поняла, что за Вовка. Лизка сообразила быстрее:
— А они с моим папой остались мотоцикл чинить.
— А-а, — протянула хозяйка. — Вот какое дело. Ишь ты. Ну ладно, пошли в дом, у меня еще самовар не остыл.
Мы взошли на высокое резное крыльцо.
— Хозяин все сам, своими руками делал, — похвалилась тетя Нина.
И действительно, присмотревшись, я разглядела, что столбы были сплошь покрыты вырезанными змейками, жуками, бабочками и прочей живностью.
В доме, накрывая на стол, хозяйка засыпала меня вопросами. Я, как могла, отвечала на них, продолжая рассказывать и во время чаепития. Вот это было здорово, я имею в виду чаепитие с настоящим огромным самоваром. Тетя Нина разожгла в нем угли сапогом, и он почти тут же запел. Дорога по лесу пробудила во мне аппетит, и я стала с удовольствием есть блинчики.
Через какое-то время я остановилась, чтобы перевести дух. И тетя Нина, и Лизка сидели молча, облокотившись на стол, и как-то странно смотрели на меня.
— Ты откуда ж такая голодная? — нарушила затянувшееся молчание тетя Нина. — А может, у тебя солитер завелся?
Я не знала, кто такой солитер, но на всякий случай отрицательно мотнула головой. Затем, разглядев пустую тарелку из-под блинчиков, хотя еще недавно на ней была целая горка, перевела взгляд на хозяйку:
— Это что? Все я съела?.. Ой, извините, я не хотела… Честное слово, совершенно случайно… Я больше не буду.
Извинившись по полной программе, я потупилась. Мне действительно стало стыдно за свое поведение. Прямо не девочка, а Робин Бобин Барабек какой-то. Что скажет мама, когда узнает? Вот тут я в первый раз поняла, что значит «готов под землю провалиться от стыда».
— Ты точно больше ничего не хочешь? — зачем-то спросила тетя Нина. — А то я мигом.
Я покраснела как рак и стала выбираться из-за стола.
Лизка догнала меня уже на крыльце:
— Да перестань ты, тетя Нина не хотела тебя обидеть.
Я буркнула, что и не думала обижаться, и уселась на перила, свесив ноги. Лизка пристроилась рядом. Хорошо хоть не стала болтать, можно было спокойно пораскинуть мозгами и подвести первые итоги. Вокруг меня явно что-то происходило. А может быть, со мной? И поговорить-то не с кем. Папе тоже не расскажешь, он сразу начнет смеяться да потом еще полгода подкалывать будет. Была бы мама рядом, она бы успокоила, объяснила все. Придется самой разбираться, немаленькая уже.
Тут я повеселела. Действительно, что это я раскисла? Все нормально, здесь как в компьютерных играх-«ходил — ках»: сначала ничего не понятно, а потом замечаешь странность какую-то или вроде сначала незаметную подсказку, начинаешь пробовать — дальше, дальше, так и проходишь весь этап. Пусть не за раз, но ведь здесь и таймера никто не поставил для меня. Ничего, и здесь разберемся.
Теперь можно было и осмотреться, узнать, как живут настоящие лесники. Но на задворках в загоне копошились вполне обычные свиньи, такие же, как и в Белозере. Да еще пестрая корова лежала у раскрытых ворот в хлев, уткнувшись мордой в поленницу дров. От нее исходила такая грусть, что ее никогда бы не стали перерисовывать для новой коробки «Воймикса». Я снова сощурилась из-за внезапного порыва ветра и тут же, сквозь опущенные ресницы, увидела, что корова очень мучилась от боли в желудке.
Я покосилась на Лизку, но та продолжала думать о чем-то своем, не обращая внимания ни на что. Тут как раз вышла из избы тетя Нина. Видимо, она перехватила мой взгляд на корову, потому что тут же вздохнула: