Страница 65 из 118
О-Сэн усадила Котаро на колени и подробно, насколько позволяла память, поведала Мацудзо о событиях той страшной ночи. Тела О-Цунэ и Кандзю не нашли — правда, особенно и не искали. Сама О-Сэн спаслась, хотя с ней был ребенок, ей и в голову не приходило, что двое взрослых, здоровых людей могли погибнуть во время наводнения — кстати, не такого уж сильного. Скорее всего, они нашли убежище и там пережидают — так решила она сначала, надеясь, что вот-вот они появятся. Безусловно, она виновата, что не заказала заупокойную службу, но, честно говоря, она по сей день сомневается в их смерти, все думает, вот-вот они войдут в дом живые и здоровые. Закончив рассказ, О-Сэн утерла слезы и поглядела на Мацудзо. Тот молча слушал, попыхивая трубочкой, набитой пахнувшим полынью табаком. Хоть бы кивнул разок, в сердцах подумала О-Сэн, а то сидит как истукан.
Мацудзо отправился спать, предупредив, что рано утром ему надо идти к лодке, которая стоит на якоре в Сэндзю. На следующее утро О-Сэн приготовила завтрак и, поглядывая на Мацудзо, со страхом думала: сейчас заговорит насчет дома. Но тот ни словом не обмолвился, лишь попросил занести сохнувшие во дворе сандалии и носки, потом вытащил потертый бумажник, отсчитал несколько бумажек и положил на стол.
— На сладости для мальчишки, — буркнул он недружелюбно.
— Зачем это вы? — смутилась О-Сэн.
— Извини за беспокойство... Мне пора.
— А как быть с вещами? — О-Сэн указала на узел.
— Об этом поговорим в следующий раз, — хмуро ответил Мацудзо и пошел к двери.
О-Сэн двинулась следом и, набравшись смелости, спросила:
— А мне можно пока жить в этом доме?
Мацудзо обернулся и озадаченно поглядел на О-Сэн. Его взгляд показался девушке еще более сердитым, чем накануне.
— Насколько мне известно, эту лачугу построил из всяких обрезков Томосукэ, он же помог отремонтировать ее после наводнения и разрешил тебе здесь жить. Выходит, это твой дом. Разве не так?
— И я могу здесь остаться?
— Конечно, только позволь мне у тебя ночевать, когда буду в Эдо. А вещи я в следующий раз захвачу, — не глядя на О-Сэн, ответил Мацудзо, нахлобучил свою соломенную шляпу и вышел.
Оставшись одна, О-Сэн подхватила Котаро на руки и, весело приплясывая, говорила:
— Гордись, Котаро, это теперь наш дом! Тебе только три года, а ты уже хозяин, домовладелец.
Не понимая, отчего О-Сэн так радуется, Котаро обнял ее за шею, весело засмеялся и засучил ножками... Тревога, которая с прошлого дня не давала ей покоя, прошла. Теперь о крыше над головой можно было не думать, и все мысли О-Сэн сосредоточились на странном поведении О-Таки и ее мужа. Последнее время они как-то отдалились, перестали общаться с ней. Но в то же время именно они сказали Мацудзо, что дом принадлежит ей. Если бы их отношение к О-Сэн всерьез изменилось, они вполне могли бы выгнать ее на улицу. Но даже если они оставили за ней дом из жалости, все равно О-Сэн следовало бы их отблагодарить.
— Пойдем, Котаро, к тетушке О-Таке, — сказала она, поглаживая мальчика по щеке. — Купим красивый подарок для Васукэ и пойдем. Ты, наверно, уже не помнишь, кто такой Васукэ? А ведь он твой молочный брат, сын тетушки О-Таки.
Во время визита к О-Таке О-Сэн рассчитывала заодно кое-что разузнать о Сёкити. С тех пор как они расстались у ее дома, она его больше не видела. Помнится, он сказал, будто не решил окончательно, останется ли в Эдо или опять уедет в Осаку. А пока, по словам О-Таки, он поселился у Кадзихэя и помогал ему в работе. О-Сэн почему-то была уверена, что Сёкити никуда не уедет. Ее не возмущало недоверие Сёкити — так уж сложились обстоятельства. К сожалению, у нее не было доказательств, чтобы опровергнуть его сомнения. Что поделаешь, жил он далеко, наслушался от Гондзиро всяких россказней, а вернулся в Эдо — и видит ее с ребенком. В такой ситуации любой засомневается.
«Когда-нибудь ты узнаешь правду, Сёкити, а я буду ждать». Так сказала она при встрече. Это были не заранее обдуманные слова — они невольно, как бы сами собой, сорвались у нее с языка. Теперь она была уверена в том, что так это и случится. А сомнения — они всегда сопутствуют любви. Когда же истина обнаружится, любящий мгновенно поймет и признает свою ошибку. Поэтому единственный выход для нее — ждать. Спокойно, без суеты... Так решила О-Сэн.
На следующий день после отъезда Мацудзо она, добавив немного к деньгам, которые он оставил, купила большую собаку из папье-маше и отправилась к Томосукэ. Она вошла через мастерскую во двор, и в нос сразу ударил кисловатый запах свежераспиленных досок. Этот запах вновь напомнил ей о грустной встрече с Сёкити, которая произошла здесь, во дворе. Стиравшая белье О-Така удивленно посмотрела на О-Сэн, Вытерла о передник руки и подошла к ней.
— Благодаря вашей помощи у меня есть крыша над головой. Это такое счастье, что словами не передать. До конца жизни буду помнить о вашем благодеянии, — прошептала О-Сэн, утирая выступившие на. глазах слезы.
— Стоит ли благодарить? Мы ничего особенного для тебя не сделали.
О-Така пыталась говорить с присущим ей дружелюбием, но ее голос прозвучал отчужденно. О-Сэн сказала, что давно не видела Васукэ и хотела бы от себя и Котаро сделать ему скромный подарок. Она протянула О-Таке собаку из папье-маше.
— Не надо было этого делать. Муж очень рассердится, если узнает, — пробормотала О-Така. Подарок она взяла, но выражение ее лица не смягчилось. — Очень сожалею, но Котаро не удастся поиграть с нашим сыном — я его только что уложила спать.
— Ничего страшного, мы навестим его в другой раз, — сказала О-Сэн, потом огляделась по сторонам и, удостоверившись, что поблизости никого нет, придвинулась к О-Таке и зашептала: — Простите за навязчивость, но хотелось бы у вас спросить: не совершила ли я чего-нибудь такого, что вам не по душе? Если да, то скажите об этом прямо. Я ведь, глупая, могла и не заметить. Во всяком случае, приношу свои извинения.
— Ну что ты говоришь? — растерянно воскликнула О-Така, пряча глаза. — Я и не припомню, чтобы ты когда-либо доставила нам неприятности.
О-Сэн внимательно следила за ее взглядом и поняла:
О-Така что-то скрывает. Иного случая не представится, и надо обязательно выяснить, отчего семейство Томосукэ к ней охладело, подумала она и, набравшись смелости, сказала:
— Я так вам благодарна за все, что вы и Томосукэ для меня сделали. После гибели Кандзю и его жены вы взяли на себя заботы обо мне и маленьком Котаро. Я ведь почитаю вас за самых близких мне людей — и вдруг вы ко мне охладели. Обидно! Знай я, в чем провинилась, я бы тут же искупила свою вину. Скажите мне правду и не бросайте меня на произвол судьбы — ведь, кроме вас, у меня никого нет на всем белом свете.
Выслушав девушку, О-Така расчувствовалась. С растерянным видом она пыталась подавить смущение, в которое ее ввергли слова О-Сэн.
— Не надо об этом, О-Сэн, твои сомнения напрасны, — пробормотала она и, оглядевшись по сторонам, поманила девушку в дом.
В двух небольших комнатах, составлявших ее жилище, царил страшный беспорядок. В постели, отгороженной ширмами, спал Васукэ. Она положила у изголовья принесенную в подарок собаку, поворошила в жаровне покрывшиеся золой угли, усадила О-Сэн поближе к огню и заговорила:
— Я перестала общаться с тобой вовсе не потому, что ты доставила нам какие-то неприятности. Честно говоря, причина в Сёкити...
— В Сёкити? А он-то здесь при чем?
— Помнишь, ты встретилась с ним здесь у сарая и у вас произошел неприятный разговор? Дней через десять после этого муж пригласил Сёкити к нам в дом. Они выпили сакэ, и Сёкити стал рассказывать о тебе, о том, почему он уехал на заработки в Осаку, о твоем обещании ждать его и как это обещание помогало ему трудиться, чтобы заработать деньги на вашу свадьбу.
Как хотелось О-Сэн заткнуть уши и ничего не слышать — ей и так все было ясно, зачем же терзать себя, выслушивая это вновь — теперь из уст О-Таки. «Замолчите, пожалуйста!» — мысленно умоляла она, но та с откровенностью, с какой делятся с близким человеком, передала рассказ Сёкити о доносах Гондзиро, о его переживаниях в Осаке, о встрече с О-Сэн, о том, как она пообещала бросить Котаро и не выполнила своего обещания. По мере того как О-Така говорила, в ее словах все более проскальзывало сочувствие к Сёкити. Ее лицо снова стало жестким, и она с явным порицанием глядела на О-Сэн.