Страница 11 из 36
Рассуждения стоиков о звукоподражании явились фундаментальными для философии и лингвистики нового времени. Если гераклитовская идея о том, что слова – тени вещей, не была воспринята в XVIII-XX вв., то две формы звукоподражания – подражание звукам вещей и впечатлениям о вещах – станут основными тезисами так называемой ономатопоэтической теории происхождения языка.
Лейбниц (1646-1716), знаменитый немецкий философ и ученый XVII-начала XVIII в., придерживался звукоподражательной теории в том ее варианте, какой сложился у стоиков. Он был сторонником теории общественного договора о законах человеческой жизни. Лейбниц высказывал различные лингвистические идеи: о происхождении языков, о генеалогической их классификации, о возможности создания общечеловеческого философского языка. Слова образовались благодаря стихийному, инстинктивному подражанию их звучаний тем впечатлениям, которые производили на первых людей окружающие их вещи и животные. Есть звуки сильные и шумные, а есть мягкие и тихие. И те и другие передают соответствующие представления. Так, звук г вызывает сильное движение и шум. Поэтому он в самых различных языках передает слова с близкими значениями, связанными с сильными действиями: нем. Riss 'разрыв', лат. rumpo, фр. arracher, ит. straccio близки и по звучанию и по значению.
Буква 1 обозначает тихий и мягкий шум, в чем нетрудно убедиться на соответствующих примерах. Более того, это свойство 1 привело к тому, что с его помощью в латинском, верхненемецком и других языках образуются слова с уменьшительным значением. Представление как бы формирует для себя звуковую оболочку слова. Так, звуки а и h, сами по себе не сильные и легкие, послужили материалом для слова, обозначающего шумную жидкость – воду. Но для этого надо их сделать более грубыми, что достигается их удвоением: aha или ahha.
В языке, конечно, много случайного и искаженного, рассуждает Лейбниц, и современные слова отошли от их первоначального звучания и оригинального значения. Примером случайного в языке, нарушающего общую тенденцию к соответствию звучаний и значений слов, служат названия хищных животных (lelion 'лев', le lynx 'рысь', le loup 'волк1), содержащие мягкий и краткий звук 1. Перенос этого звучания на хищников мог произойти через посредство слова laut 'быстрота', в котором звук 1 на месте и значение которого может быть связано или с быстротой этих хищников, или с быстротой убегания от них человека.
Лейбниц, таким образом, поддержал звукоподражательную теорию древних греков и подготовил ее широкое использование в гипотезах о происхождении языка, выдвинутых в XVIII и XIX вв. Подтверждение тому – точка зрения де Бросса.
Поиски естественных оснований языка, характерные для философии XVIII в., вызвали интерес к языкам первобытных народов Африки и Австралии, бурная колонизация которых началась в это время. Один из исследователей этих народов, де Бросс, опубликовал в 1765 г. книгу "Рассуждения о механическом составе языков и физических началах этимологии". Он наблюдал за тем, как люди отсталых племен создают названия новых для них предметов, и пришел к выводу, что основной источник слов – это звукоподражание: дикарь ружье называет "пу", а птицу – "куку". Если же предметы, а тем более действия не звучат, то голос подражает образу обозначаемого предмета: если предмет содержит в себе пустоту, то и голос должен звучать как бы из пустоты, если предмет груб, то и голос грубеет.
Но и этих двух способов словотворчества (подражание звучанию предмета и подражание образу предмета), считает де Бросс, недостаточно, чтобы объяснить происхождение слов; как и Руссо, он привлекает "природные вопли" человека. Это та гипотеза, которая впоследствии получила название теории междометий.
Наблюдая за поведением детей, де Бросс пришел к выводу, что первоначально бессмысленные восклицания детей, выражающие их ощущения, переходят в междометия, "живописующие" внешний мир. Перенеся эти наблюдения на первобытный язык, он решил, что междометия суть первые его слова. Из междометий, сопровождавших ощущения и впечатления от вещей, получались слова, "накладывавшиеся" на эти впечатления.
В 1769 г. Берлинская академия объявила конкурс сочинений на тему "Могут Ли люди, будучи представлены своим врожденным способностям, создать язык?" Одним из немногих, кто ответил на этот вопрос положительно, был немецкий просветитель второй половины XVIII в. И. Гердер. И до этого конкурса его интересовал вопрос о происхождении языка, а тут выпала возможность высказаться публично. В 1771 г. Гердер представил рукопись в академию, и она была отмечена премией. В следующем году работа публикуется под названием "Исследование о происхождении языка".
Если до сих пор мыслителей беспокоило прежде всего происхождение членораздельного слова, его звуковой стороны, то Гердер сосредоточил свое внимание на возникновении внутреннего содержания имени, его значения, что явилось несомненным новаторством. Гердер исходит из того, что и животные и человек в животном состоянии имели язык. Это язык естественных криков страдающей души, это проявление ее инстинктов. Такие крики возбуждают другие существа с родственной душой, вызывая у них сочувствующие ощущения. Язык животных и первых людей основан на инстинктах, это язык ощущений. Подтверждением тому является язык дикарей – трогательные звуки, в которых дикари изливают свои чувства. Все это – действие закона "чувствующей машины".
Но настоящий человеческий язык очень далеко отстоит от языка ощущений. Последний для него даже не корни, а соки, которыми питаются корни человеческого языка. А дело в том, что человек обладает особой природой, противоположной сущности животных. Если животные – это чувствующие машины, работающие инстинкты, то у человека инстинкты ослаблены. Этот недостаток возмещается совершенно особым качеством – разумом, который, как и язык, коренится в природе человека. Разум не возвышает его на ступень над животными, но делает человека другим по существу. Эта сила охватывает и познание, и чувствования, и "волящую природу" человека; в ней-то и лежат исходные основания языка.
Благодаря разуму человек перестает быть инстинктивно действующей природной машиной, он становится свободным от бессознательной деятельности, он сам может поставить и решить задачу "обработки" самого себя, так как способен найти сферу своего отражения, в том числе в самом себе. Другими словами, он может наблюдать самого себя, анализируя свой внутренний мир. Эта способность к рефлексии и породила сначала внутренний, а затем внешний человеческий язык.
Гердер упорно подчеркивает, что рефлексия и созданный ею язык – особые свойства человеческого рода, они также естественны, как сам человек. Мы бы согласились, что рефлексия (самосознание) является одним из кардинальных психических свойств человека, но она отнюдь не есть то, что отделяет его от животного мира, как это получается у Гердера.
Процесс создания языка, по Гердеру, состоит в следующем. Мышление есть не простое узнавание предмета, а выделение из роя образов, проносящихся в душе человека, отдельных "волн" для сосредоточенного наблюдения над ними. В результате анализа выделенного образа и сопоставления его с другими выявляются признаки как отличительные свойства этого образа и создается отчетливое понятие. Эти отличительные признаки образа – результат рефлексии – и есть "слова души".
Но не всякий признак, считает Гердер, становится "словом души" и отделяется от образа предмета, а такой, который повторяется и производит наиболее сильное на нее впечатление, выделяясь на первый план. Так, для белого, кроткого, покрытого шерстью ягненка таким признаком будет "блеять"; при повторной встрече с ним душа скажет: "А, это ты, блеющий!" Звук блеяния соединился с признаком "блеять" овцы и в результате рефлексии сделался ее названием. Звук, признак предмета и его идея соединятся даже в том случае, если человек и не будет пытаться произносить название. Эта связь возникает в разуме сама по себе, естественно, и душа, созерцая овцу и избрав блеяние в качестве памятного знака, "в глубине своей уже проблеяла" это слово.