Конец звероящера

– А почему бы и нет? – вдруг подумал Берольд, продолжая разглядывать женщину. – Может, немного развлечься?

И он пошел к ней. Звероящер не думал, чего добивается, он хотел лишь присмотреться к загадочной гостье поближе, услышать опять характерный акцент, взволновавший его. Непонятная смелость, с которой она села к столику с «каплями», была хорошим предлогом продолжить общение, не опасаясь, что женщина вдруг потеряет сознание или закатит скандал.

Когда Берольд подошел, незнакомка не вздрогнула, не отшатнулась, а лишь удивленно взглянула.

– Жалеете денег? Хотите теперь отыграться? Не выйдет, – сказала она, прежде чем Звероящер открыл рот. – Я больше не буду играть.

– Не хочу, – усмехнувшись, ответил Берольд, постаравшись не выдать, насколько его удивили слова. – Идем ближе к оркестру.

– Зачем?

– Танцевать.

– Не танцую. Вообще.

«Как за столиком! Skervit… Fliss… Arbitles… Тот же тон, тот же вызов… Такой же напор, пресекающий даже попытку отвлечься от правил игры,»

– вдруг подумал Берольд.

То, что этот сверкающий щит леденящего холода может быть самозащитой, вообще не пришло ему в голову.

– Хочешь добиться признания собственных прав у Властителя? – прямо спросил он ее.

Незнакомка опять посмотрела Берольду в глаза. Почему-то он ждал, что она умоляюще скажет: «Хочу,» а, быть может, вообще: «Помогите мне!» Но она лишь усмехнулась почти точно так же, как он, а потом положила ладонь на протянутый локоть. Взгляд черных глаз женщины стал зол и весел.

– Что, танец подходит для тайной беседы куда лучше темных углов, у которых есть уши? – как будто шепнул этот дерзкий, блистающий взгляд, и Берольд ощутил, как по телу прошла волна наглых мурашек. Они поползли по рукам, по спине и по шее, тревожа, дразня и волнуя. (Берольд успел позабыть, когда чувствовал что-то подобное.) Сдавленный вздох пролетел по толпе, пары замерли, когда они вошли в круг, но испуг пораженных танцоров ничуть не смутил его спутницу. (Ящеру вдруг показалось, что ей даже нравится эта реакция.) Берольд не думал о том, что вокруг все уже обсуждают, чем кончится вечер.

…Он, выбрав одну, приглашает ее танцевать… И бедняжке уже не спастись! Звероящер ее украдет и утащит к себе…

Круг… Обход… Перемена партнеров… Опять переход… Они оба молчали, никто не хотел начать первым. На третьем обходе она протянула Берольду футлярчик, обвязанный лентой, ходатайство, но Звероящер не взял его.

– Ты онемела? Не можешь сказать на словах, чего хочешь? – спросил он ее.

– Для чего повторять то, что все уже знают? – небрежно ответила женщина, странно взглянув на Берольда.

В ее голосе ясно звучала печаль, а взгляд был откровенно насмешлив. Быть может, она сомневалась, что он может чем-то помочь?

– Ты считаешь, что кто-то захочет вмешаться, не зная, в чем дело?

– Я знаю, что те, кто был должен меня поддержать, пожелали меня уничтожить, – с язвительно-ясной улыбкой сказала она, посмотрев ему прямо в глаза. – Но я верю в себя. Справедливость всегда торжествует!

Берольд усмехнулся. Он в первый раз видел такой необычный контраст слов и тона. Он знал, что она ничего не добьется. Никто не захочет вмешаться, поскольку из всех человеческих масок, волнующих сердце, она взяла ту, что совсем не годилась ей. Женщине очень хотелось казаться наивной и искренней, но каждый жест, каждый взгляд выдавал, что она повидала достаточно, чтобы не верить тому, что сама говорит. Ее мощный напор изумлял, как и смесь непонятной веселости с явным цинизмом и жаждой быть в центре внимания. Эта гремучая смесь впечатляла, она не могла не встряхнуть, не задеть, но дурацкая маска смирения чуть приглушала опасно бурлящий поток настоящих чувств женщины. А человек, оказавшийся рядом, легко отмечал то, что видел: обман, откровенную фальшь, лицемерие. И это вдруг показалось Берольду забавным.

Партнерша вновь вызвала в памяти Черные Скалы. Однако в ней больше уже ничего не осталось от Орби, такой откровенной и чистой в своей первозданной наивности. Альдис… С ним рядом опять была Альдис… Не гордая девушка из отдаленных поместий, не строгая дама из Гокстеда, не дочь Хранителя, верная нравственным нормам отца, а безумная ведьма, в которую он превратил ее в Скалах… Она ничего не боялась, ей было без разницы, кто он, кем стала она, и чем все это может закончиться… Альдис, с которой он мог быть собой, не боясь испугать, оттолкнуть, вызвать ненависть… Альдис, которую он временами любил, временами готов был убить. Мать его Мирты…

И, осторожно касаясь ее руки, он испытал такой мощный прилив страсти, что позабыл, где находится, кто рядом с ним и зачем он пришел сюда.

– Выйдем, – шепнул Берольд, вдруг притянув к себе женщину и крепко стиснув объятия.

Альдис слегка отстранилась и громко и внятно сказала, как сильно она его жаждет… Такого подбора ругательств Берольд не слыхал давно. Мысль, что придет день, когда он услышит подобный гимн «нежных и очень конкретных эпитетов» в собственный адрес, была просто дикой. Однако особа, стоявшая рядом, отнюдь не спешила прервать монолог «комплиментов», вполне подходящих солдату в таверне, но вряд ли способных украсить вдову офицера.

Жаргон погасил вспышку страсти, развеяв мечты и заставив понять, кто с ним радом.

– Заткнись, – сжав запястье брюнетки, почти прошипел Берольд. – Хватит.

Она улыбнулась, взглянув ему прямо в глаза, и Берольд ощутил, что теперь ей уже все равно. Даже если сейчас он задушит ее среди залы, она будет так же смотреть на него. Почему? Звероящеру некогда было разгадывать эту загадку.

– Не хочешь – не надо, – сказал он, разжав руки. – Это нужно тебе, а не мне. Нет таких дураков, что решат помогать просто так.

– Уже двадцать седьмой! – с очень ясной улыбкой ответила женщина. – Двадцать седьмой идиот, предлагающий мне этот путь! Так и быть, я внесу тебя в список, но только не слишком надейся, что очередь сдвинется.

Берольд не видел, ушла она или осталась. Он знал, что не хочет здесь быть ни минуты – и все. Лет семнадцать назад Берольд вряд ли сумел бы простить незнакомке столь наглую выходку, но сейчас он не хотел тратить время на месть, от которой не будет ни радости, ни удовольствия. Он, Звероящер, решил позабыть неприятную сцену. Совсем.

– Это нужно тебе, а не мне, – повторил Берольд после того, как лакей торопливо захлопнул за ним дверь кареты.

Ему не хотелось признать, что отказ его все же задел. Берольд знал, что виною негаданной вспышки страстей послужило случайное сходство приезжей с Орбеккой и Альдис. Влекла не конкретная женщина, а слабый шанс пережить то, что он испытал в Скалах. Женщина в трауре вновь всколыхнула забытое прошлое…

– В ней он видит черты своих прежних возлюбленных. В ней, в ней одной слито все, что безумно влекло его к тем, распрощавшимся с ним. Он уверен, что начал жить вновь…

Берольд вздрогнул. Он помнил еще эту сказочку Гокстеда, сказку о женщине-Смерти, которая дарит избраннику видимость счастья за миг до того, как Судьба оборвет его жизнь. Эта встреча, которая кажется самым началом, всегда предвещает конец. Берольд помнил, как счастлив был Рамман, когда, встретив Альдис, вдруг начал в ней видеть всех прежних возлюбленных. Помнил, с каким небывалым злорадством рассказывал сказку Наставнику. Значит, теперь его очередь?

Берольд опять ощутил холод там, где когда-то был центр его Силы, почувствовал, как поднялись волоски на руках. Мирта… Что станет с ней, с этим странным созданием, не приспособленным к жизни, если Берольд вдруг умрет? Что ее ждет? Приют для душевнобольных? Монастырь? А, быть может, костер? Без него она вряд ли сумеет прожить в этом мире, где каждый готов утверждаться за счет остальных.

– Может, пришла расплата? – невольно подумал Берольд. – За все то, что я сделал когда-то? Ну что же… Конец сказки знает любой: сумасшедший старик готов бросить к ногам незнакомки свое тело, душу и жизнь… А я просто не стану ловить призрак прошлого. Я ведь не знаю ни имени этой особы, ни дома, в котором она живет… Мы повстречались, и мы разошлись! Прощай, женщина-Смерть.