Страница 37 из 39
Для перелета над океаном поэтому всегда стараюсь припасти книжку поинтереснее. Чаще всего читанную раньше, возможно, и не раз, но любимую, какую хочется перечитывать снова и снова, чтобы зачитаться и не думать о том, что под тобой не просто пол салона авиалайнера, а далеко внизу вздымает воды огромный холодный океан.
Нет, однако, правил без исключений. В начале января 1980 года полет от Монреаля до Москвы прошел словно в считанные минуты и океанских страхов не было, потому что рядом со мной оказался замечательный попутчик – Валерий Харламов.
Матчем в КвебекСити для хоккеистов ЦСКА завершилась серия80. Нелегкая, прямо скажем, цепочка состязаний с сильнейшими командами НХЛ. Началась она мажорно – победами в НьюЙорке над рейнджер сами – 7:3 и айлендерсами – 3:2, но затем последовало два поражения в Монреале от «Канадиенс» – 2:4 и поистине разгромное в Буффало от «Сейбрс»-1:6. С огромным трудом удалось тогда ЦСКА выиграть пятое состязание y «Квебек нордикс» – 6:4, а с ним и серию-80.
В заключительной встрече больше половины голов забили форварды петровской тройки, сам Харламов – два.
Сразу после матча мы на автобусе примчались в Монреаль, успели к рейсу нашего Ил62 и отправились на нем в Москву. В самолете я тут же достал припасенную книжку, на сей раз «Избранное» Антуана де Сент Экзюпери.
Место слева от меня у окна занимала молодая канадка, а кресло справа оставалось свободным.
Едва, однако, я раскрыл книгу и углубился в повесть «Планета людей», как ктото «приземлился» в соседнее незанятое кресло, и я услышал:
– Пробный экземпляр книги, шесть букв, как будет? Это подсел Харламов с кроссвордом в руках.
– Сигнал,- ответил я Валерию.
– Годится,- одобрил он,- а «Петя» и Борис никак сообразить не могли. Я, правда, тоже не дошурупил. А у тебя когда новая книжка о хоккее выйдет?
– Сигнала жду.
– А сейчас что читаешь? – перевернул обложку – Антуан де СентЭкзюпери. Летчик. Погиб в конце войны. Здорово писал. У меня есть его «Маленький принц». Рисунки там мировые. Я ведь в детстве тоже мастак был рисовать. Особенно, когда в больнице лежал и потом в санатории долечивался. Чего только не рисовал! Родители придут меня проведывать, а я с ними сестре целую пачку рисунков отправляю. Мама все надеялась, что, может быть, из меня еще один Пабло Пикассо выйдет. Но вышел хоккеист. Шайбу! Шайбу!
– Послушай отрывок из «Планеты людей»… Вот почти что про наш рейс написано. Только мы над Канадой летим, а в книге пилот летит над Аргентиной. Послушай. «…Никогда не забуду мой первый ночной полет – это было над Аргентиной, ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При свете вон той лампы ктото читает или погружен в раздумье. А здесь, быть может, ктото пытается охватить просторы Вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинаковые огоньки, и каждому нужна пища. Даже самым скромным – тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд, сколько уснувших людей…
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, – быть может, иные и отзовутся…»
– Здорово написано! Я, пожалуй, к тебе пересяду. А Вовка с Борькой пусть пока без меня подискутируют.
– Места в самолете не очень хорошо менять. Не упадем мы на канадцев?
– Мы на них и так уже упали. Видел вчера, как «молотили»? А ведь они как выиграть серию хотели! Не получилось. Мы больше хотели. Наша тройка особенно. А не то дома разговоров бы было! А зачем нам новые неприятности? Нам и старых пока хватит. А вообще не дрейфь. Упадем, так «быстро, надежно и без хлопот нас похоронит Аэрофлот». Слышал такие стихи?.'.
Не раскроем большого секрета, если скажем, что после ледовых битв с профессионалами НХЛ на пути домой некоторые хоккеисты, другие члены спортивной делегации и сопровождающие журналисты позволяют себе употребить некоторое количество спиртного.
Откупорили бутылку виски и мы с Валерием. Понемножку налили ребятам, располагавшимся поблизости, предложили стаканчик и соседке.
Девушка оказалась не робкого десятка. Пригубила, а потом достала из «ручной клади» свой объемистый «многогранник» с виски.
Не один раз в эту ночь мы наполняли картонные стаканчики и передавали по рядам кресел, а сами както больше беседовали. Сначала попутчица рассказала нам о себе, о своей семье. Отец ее – человек довольно редкой специальности: выхаживает больных после тяжелых операций. В Канаде профессия квалифицированной, чуткой сиделки или сидельца неплохо (так думается, и должно быть) оплачивается. Этот младший медицинский работник сумел дать всем четверым детям высшее образование. Наша попутчица получила диплом преподавателя английского и русского языков и теперь летела в Москву на полгода на стажировку.
Харламов живо заинтересовался рассказом попутчицы, расспрашивал подробности о ее студенческой жизни. Как оказалось, они с тремя подругами снимали для экономии квартирку на четверых и готовили по очереди.
– Валера, серьезный ты стал совсем,- пошутил я,- к напиткам равнодушен, тебе бы только поговорить.
Харламов ответил, как обычно, скупо и точно: – Время свое берет. Взрослее стал, отец двоих детей. Сашке пятый год, скоро в хоккей будет играть, а маленькой Бегоне недавно два годика исполнилось.
Позже, когда, разминувшись в эти сутки с ночью, мы вылетели в европейский рассвет, наша попутчица мирно заснула. А мы с ним проговорили до самой посадки в «Шереметьеве».
– У меня тоже с собой книга есть, «Двенадцать стульев», – поделился Харламов.- Я ее почти каждый раз в дорогу беру и всегда словно заново читаю. Хотя почти всю наизусть знаю.
Еще Жюль Берн мне нравится очень. Детективы люблю. Но Ильфа и Петрова люблю всетаки больше всех. А какие у Ильи Ильфа записные книжки! А у тебя есть?
– Что? – не понял я сразу вопроса. – Записные книжки.
– Таких, как у Ильфа, конечно, нет, но коечто я тоже записываю.
– Если есть с собой, почитай. А про спорт, про хоккей записываешь?
– Коечто есть. Девиз английских профессиональных футболистов: «Душу – богу, тело – клубу».
Корреспондент газеты «Сельская жизнь» както на чемпионате мира за рубежом меня спросил: «А нет ли в нашей сборной хоккеистов из крестьян?»
Михаил Иосифович Якушин, когда он был тренером сборной СССР, во время матча с итальянцами, увидев, что Геннадий Еврюжихин ошибся – отдал пас итальянцу, не выдержал, вскочил и закричал: «Товарищ судья, у них двенадцатый игрок».
В ЦСКА три тренера: сидячий – Кулагин, ходячий – Локтев, играющий – Фирсов.
– Было такое, – подтверждает Валерий, – правда недолго.
В годы становления советского хоккея с шайбой один из тогдашних руководителей Спорткомитета советовал Николаю Пучкову: «Хорошо бы вам между ног натянуть сетку, тогда шайба там не будет пролетать». Присутствовавший при разговоре Всеволод Бобров не выдержал и добавил: «А еще лучше наши ворота заколотить досками».
А вот на тренировке я записал; «Включай, включай! А теперь сменка… Ну что за пас? Догони меня. Молодчик, всех собрал, а пас «куда нибудь»? Ты сегодня не хоккеист, а живой труп. Поэтому ты с таким здоровьем и в запасе».
– Чтото мы совсем про «бутыль» забыли, – меняет резко тему разговора Валерий. – Выпьем за то, чтобы все случалось в свое время!
Тост был загадочный, и, хотя Харламов улыбался, улыбка была какойто заученной, как часто улыбаются люди, которым постоянно приходится быть в центре внимания. Мы выпили, помолчали.
– Чего не спишь, Валера? Спортсмены обычно бессонницей не страдают, скорее наоборот…
– Знаешь, конечно, – усмехнулся он, – что такое разбор игры. А бывает ведь и разбор жизни. Тридцать два, никуда не денешься…
– Но Бобби Халл и Горди Хоу вон до каких лет играли.
– Другой хоккей. Профессионалы редко выкладываются, больше играют, как при замедленном повторе по телевизору. А я всю жизнь «па скорости». Подругому не умею.