Страница 68 из 96
Необходимость избавиться от „материнской тюрьмы“ выражалась во враждебном отношении к его реальной матери и в неприятии „внутренней матери“ как символа женской стороны подсознания. Но внутренняя сила стремилась удержать его в состоянии детства, сопротивляясь всему, что влекло его к внешнему миру. Даже привлекательность его невесты была недостаточной для того, чтобы освободить его от материнских уз и тем самым помочь ему найти себя. Он не понимал, что его внутренний стимул к росту (который он сильно ощущал) содержал в себе необходимость отдалиться от матери.
Моя аналитическая работа с Генри продолжалась девять месяцев, В общей сложности получилось тридцать пять сеансов, на которых он поделился содержанием своих пятидесяти снов. Такой короткий курс психоанализа вовсе не характерен. Он возможен лишь тогда, когда заряженные энергией сны, подобные снам Генри, ускоряют процесс развития. Конечно, с точки зрения теории Юнга, продолжительность времени, необходимого для успешного анализа, не задается каким-либо правилом. Все зависит от готовности личности осознать скрытые факты и от сложности материала подсознания. Подобно большинству интровертов Генри вел довольно однообразный образ жизни. Днем он был целиком поглощен работой, а вечерами иногда развлекался с невестой или друзьями, с которыми любил вести литературные дебаты. Довольно часто он оставался дома, погруженный в книги или собственные мысли. Хотя мы регулярно обсуждали события его повседневной жизни, а также его детство и юность, мы обычно довольно быстро переходили к обсуждению снов и проблем его внутренней жизни. Было необычно наблюдать, с какой силой в его снах отражалась неотложная потребность в духовном развитии.
Я должна откровенно сказать, что не все описанное здесь было рассказано Генри. В ходе психоанализа всегда необходимо сознавать, какой взрывоопасной силой могут обернуться для сновидца символы его сновидений. Если пролить слишком яркий свет на них, то это может встревожить сновидца и тем самым вызвать в нем в качестве защитной реакции стремление их рационализировать.
Или породить такое состояние, что разбор снов станет невозможным и начнется глубокий психический кризис. Изложенные ниже и прокомментированные сны ни в коей мере не являются всеми снами, которые видел Генри за время проведения сеансов. Я рассмотрю лишь несколько наиболее важных, оказавших воздействие на его развитие.
В начале нашей работы обнаружились воспоминания детства, имеющие важное символическое значение. Самое раннее из них относится к периоду, когда Генри было четыре года; „Однажды утром мне позволили пойти с мамой в булочную, и там я получил рогалик от жены булочника. Я не съел его, а с гордостью нес в руке. Присутствовали только моя мама и жена булочника, так что я был единственным мужчиной“. Такие рогалики в народе называют „лунными зубами“, и этот символический намек на луну подчеркивает доминирующую силу женщины — силу, воздействие которой, видимо, ощущал мальчик и которой он мог с гордостью противостоять как „единственный мужчина“.
Другое воспоминание детства относится к периоду, когда ему шел пятый год Оно касается сестры Генри, которая пришла домой после экзамена в школе и увидела, что он строит игрушечный амбар. Амбар был сделан из деревянных кубиков в форме квадрата, окруженного забором, выглядевшим словно крепостная стена замка. Генри был доволен своим сооружением и с вызовом сказал сестре „Ты только начала ходить в школу, а уже отдыхаешь“. На это она ответила, что у него весь год как выходной. Такой ответ не на шутку потряс мальчика. Он почувствовал себя глубоко задетым тем, что его строительный успех не был воспринят серьезно. Даже много лет спустя Генри не забыл горечь обиды и несправедливости по поводу неприятия его постройки. Его проблемы более позднего возраста, касающиеся утверждения мужественности и конфликта между реальными и фантастическими ценностями, уже были видны в его ранних переживаниях. Эти проблемы просматриваются также и в образах его первого сна.
Первый сон
Через день после первого визита ко мне Генри увидел следующий сон:
„Я был на загородной прогулке с экскурсионной группой незнакомых мне людей. Мы шли в Циналротхорн. Вышли мы из Самадена и, пройдя около часа, остановились на привал, во время которого устроили театральную постановку. Мне не дали никакой роли, пришлось довольствоваться зрительской. Я особенно запомнил одну исполнительницу—молодую женщину в длинном развевающемся платье, исполнявшую патетическую роль. В полдень я захотел пойти на перевал. И поскольку все другие решили остаться, пошел один, оставив снаряжение. Я оказался на прямо противоположной стороне долины и полиостью потерял ориентировку. Хотел было вернуться к своей компании, но не знал, на какой склон горы забираться. Мне некого было спросить об этом. В конце концов встретившаяся старушка указала дорогу, по которой следовало идти.
Затем я поднялся с другой стороны, не откуда шла наша группа утром. Чтобы вернуться к ней, мне нужно было повернуть вправо и затем идти вдоль горного склона. Я шел вдоль ограды фуникулера по правой стороне. Слева от меня непрерывно проносились мимо вагончики, в каждом из которых скрывался маленький надутый человечек в синем костюме. Какой-то голос сказал, что они мертвые. Я боялся вагончиков, приближавшихся сзади, и постоянно оглядывался назад, чтобы на меня не наехали. Но мое беспокойство оказалось напрасным. В месте, где я должен был повернуть направо, были люди, ожидавшие меня. Они повели меня в гостиницу. Начался ливень. Я сожалел, что со мной не оказалось снаряжения — рюкзака и мотоцикла, но мне сказали, чтобы я не забирал эти вещи до следующего утра, и я послушался“.
В проведении психоанализа д-р Юнг придавал большое значение первому сну пациента, потому что, по его мнению, он часто имеет характер предвосхищения. Решение обратиться к психоаналитику обычно сопровождается эмоциональным потрясением, возбуждающим глубокие психические уровни, в которых рождаются архетипическис символы. Вот почему первые сны часто представляют „коллективные образы“, которые намечают перспективу для комплексного анализа и позволяют психотерапевту заглянуть в глубь душевных конфликтов сновидца.
Что говорит нам приведенный выше сон о будущем развитии Генри? Прежде всего следует изучить некоторые ассоциации, приведенные самим Генри. Деревня Самаден была местом жительства Юрга Дженача, знаменитого в XVII веке швейцарского борца за свободу. „Театральная постановка“, упоминавшаяся во сне, напомнила ему о романс Гете „Годы учения Вильгельма Мейстера“, который очень нравился Генри. В женщине он увидел сходство с персонажем картины швейцарского художника XIX века Арнольда Беклина „Остров смерти“. „Мудрая старушка“, как он называл ее, явно ассоциировалась, с одной стороны, с его психоаналитиком, а с другой — с горничной из пьесы Д Б. Пристли „Они пришли в город“. Фуникулер напомнил ему амбар с крепостными стенами, который он построил в детстве.
Сон Генри описывает „экскурсионный поход за город“ (разновидность пешего туризма), что поразительно перекликается с решением Генри начать посещать сеансы психоанализа. Процесс инициации часто символизируется путешествием, предпринимаемым для открытия невиданных стран. Такое путешествие описывается Джоном Буньяном в „Пути пилигрима“, а также в „Божественной комедии“ Данте. „Путешественник“ в поэме Данте подходит в поисках дороги к горе, на которую хочет взобраться. Но, увидев трех странных животных (мотив, который также появляется в одном из более поздних снов Генри), он вынужден спуститься в долину, а затем в преисподнюю. (Позднее он все-таки поднимается к чистилищу и в конце концов попадает в рай). Исходя из этой аналогии, можно предсказать, что Генри предстоит пережить сходный период потери ориентации и блужданий в одиночку. Первая часть этого жизненного путешествия, олицетворяемая восхождением на гору, является восхождением от подсознания к возросшей зоркости эго, то есть к выросшему сознанию.