Страница 2 из 7
– Ну… у тебя есть Ирочка.
– Да! Ирочка есть! Только она весит ровно центнер! И мой Отелло – хлипенький Игнат Борисович – ее никак задушить не может! Нет, он бы, конечно, задушил, так ведь в зале же от гогота со стульев падают! С балконов орут, чтобы он МЧС вызывал, иначе не одолеет!
– Ну и что… Вот в августе же одолел, и никто не смеялся, – вспомнила один из удачных спектаклей Глаша.
– В августе я на себя эту роль взял и самолично придушил неверную! И потом, мы тогда загримировали под Дездемону Марину Львовну. Просто чудо, что никто не понял, сколько ей лет на самом деле.
Глаша хотела было сказать, что и Отелло у них совсем не первой молодости, но добавлять масла в огонь не стала. А Рудольф продолжал гневаться:
– Да все бы ничего. Но сегодня опять приволокся этот Казимир, наш директор ДК! Ему, видишь ли, срочно приспичило требовать деньги за аренду! Время подошло! Как будто искусство подвластно времени! Как будто у меня эти деньги на полу валяются!
– Но… ведь тебе же сдавали на аренду… – припомнила Глаша. И зря. Потому что эдакая память вызвала еще больший гнев у гражданского супруга.
– Сдавали! А на что я костюмы покупал?! На что мы заказывали автобус, когда выезжали на гастроли в Коркино?! Кстати, а у тебя когда зарплата?
– У меня? Так… скоро будет… На следующей неделе…
– Ну вот! А как мне до этой самой недели жить?! Господи! Как тяжело сеять вечное!
Рудольф отодвинул стул и, горько вздыхая, побрел обратно на диван.
Глаша понеслась за ним. Судьба ей подарила в мужья удивительно талантливого человека: режиссера, постановщика, актера, – и Глафира Капитонова не уставала ее за это благодарить.
Еще бы, Глаше было с чем сравнивать. Молодой девчонкой она вышла замуж за парня из своего двора, но супруг оказался на удивление ленивым, к тому же слишком тяготел к спиртным напиткам. И ведь не просто так тяготел, паршивец, – продавал вещи из дома, да еще и руки распускал. Однажды, после того как муженек продал единственную ценную вещь, оставшуюся в доме, – телевизор, за который Глаша даже не успела до конца рассчитаться, – она собрала в пакет парочку трусов, носки и выставила благоверного из квартиры. На этом Глашина семейная жизнь и закончилась.
Очень долго на Глафиру как на жену никто не зарился. А ведь она и хозяйка чудесная, и характер у нее золотой, но… Никому такое сокровище не требовалось. Она совсем было отчаялась и от тоски записалась в местный ДК, в театральный кружок, где ее наконец-то и нашло долгожданное женское счастье в облике Пудикова Рудольфа Семеновича. Пудиков сначала одарил ее главной ролью в новогодней сказке «А Баба-яга против», потом начал интенсивно строить глазки новоиспеченной актрисе и вскоре без лишних разговоров переселился в ее двухкомнатную квартиру. С этого момента жизнь Глаши заиграла красками. Правда, заработок у Рудика оказался непостоянный, да и его Глаша не видела, но зато любимый открыл для нее необыкновенный, сказочный мир театра! И что бы там ни говорил Глаше ее родной братец Димка, что-де Рудик ее только использует, что он нахлебник и альфонс, Глафира была настолько счастлива, настолько ее переполняли неистраченные чувства, что она даже… она даже взяла и сама написала пьесу! Да! Специально для театра своего Рудольфа! Пьеса рассказывала про их запоздалую, немыслимую любовь и называлась «Джульетта и Ромео среди вас». Конечно же, в роли Джульетты Глаша видела только себя, а Рудольф должен был преобразиться в современного Ромео, однако… Рудик отчего-то все никак не ставил такую потрясающую вещь. Как он объяснял, им обоим надо было накопить чувств для создания сего шедевра. Глаша терпеливо ждала и в это время опекала своего любимого как могла.
– Рудик, ну ты же знаешь, Казимир – обычный убогий человек, – тихонько гладила мужа по руке Глаша. – У него нет мечты. Ты не представляешь, как это – жить без мечты! А у тебя есть театр. Есть я. Есть твои пьесы… Рудик, а когда ты начнешь ставить «Джульетту и Ромео»? Я сегодня репетировала, у меня получилось.
Рудик нервно дернулся:
– Глаша! Ну что у тебя там получилось? Господи, как же тебе объяснить?.. Для этой постановки ты должна стать настоящей актрисой! Ты должна уметь перерождаться в любой образ! Ты…
– А я умею! – обрадовала любимого Глаша. – Я сегодня уже так в эту Джульетту переродилась, что прибежала Манька и…
– Ну какая Манька, Глаша-а-а… – захныкал Рудик. – Ты должна… Вот понимаешь, скажу я тебе – ползи! Ползи, потому что ты – червяк! И ты должна тут же упасть и поползти, извиваясь! Поверить, что ты и в самом деле – червяк! Проникнуться его мыслями, чувствами, его идеями…
– У червяка-то идеи? – не удержалась Глаша.
– О-о-о-й, да при чем тут червяк? – взвыл Рудольф, ухватившись за голову. – Я в общем! Или, к примеру, скажу тебе – иди голая, потому что ты – Ева! И все! И ты уже на улице в чем мать родила! И никакого стеснения! А потому что ты для себя уяснила: я Ева, кого тут стесняться, когда вокруг одни дубы?! Или вот… скажу – разденься, потому что ты – юная развратница! И ты уже…
– Ну так чего ж, разденусь… вот прямо сейчас… – И Глаша стала стыдливо, путаясь в пуговицах, расстегивать кофточку.
– Ой, я тебя прошу, не надо этой пошлости! – поморщился Рудольф. – Как на приеме у сельского врача, честное слово!.. Нет, Глаша, не готова ты еще к великой роли.
– Да готова, говорю ж тебе! – пыталась убедить супруга Глаша. – Я уже пробовала! Получается!
Рудольф плюхнулся на диван, посмотрел на жену и вдруг, дернув бровью, сказал:
– Получается? Готова? Умеешь перевоплощаться? А докажи! Вот тебе задание: завтра вечером ты должна выступить в роли… ну, скажем, в роли продажной женщины. Дерзай.
– Погоди, – оторопела Глаша. – Это где ж я выступать буду? У вас в ДК? Так я сразу говорю: тебя Казимир и вовсе на порог потом не пустит. Он же такой зануда, ему ж разве объяснишь, что это я роль играю.
Рудольф фыркнул:
– А разве у нашего ДК стоят продажные дамочки? Они у нас на остановке Хрусталево деньги зарабатывают.
– Так это что же… мне на Хрусталевку, что ль? – нервно сглотнула Глаша.
– Ну а куда еще?
– Так… меня ж там и правда… я-то в роль вживусь, а они? Они ж в самом деле… ну, заказчики-то, они ж не играть будут! – вытаращилась на сожителя Глаша. – И чего тогда делать?
– А смекалка на что? – склонил голову набок Рудик. – У нас ведь на дорогах девицы стоят не от хорошей жизни. Тяжело им приходится: работы нет, на руках дети малые да родители престарелые, вот и идут торговать телом…
– Да? А я всегда думала, что они больше ничем другим торговать не хотят. Могли б на заводах работать, к примеру, или там…
– Ты вот про это забудь! – прервал ее Рудольф. – Тебе надо снять клиента, убедить его, что ты горемыка, выудить деньги и… И уж тогда мне просто некуда будет деваться! Сразу придется бросать все дела и ставить твою пьесу! Потому что ты – талант! Ну так как? Завтра пойдешь?
Конечно, Глаша была согласна ради любви на многое. Но чтобы торговать собой… Нет, к такому она еще не была готова.
– Знаешь, ни в одном театре актрис не заставляют на панель выходить.
– Правильно, потому что они сами всему научились, а ты… Ой, да кто тебя заставляет! Живи ты как мышь серая!.. Сиди в своей библиотеке да млей от «Каштанки»… Я думал, у тебя хоть какие-то зародыши способностей, а ты…
– Ну знаешь! – задохнулась Глаша. – У меня есть зародыши! И еще какие! Только… только вот на панель…
– Да ладно. Все. Проехали, – отмахнулся Рудик, демонстративно взял телефон и стал набирать номер одной из своих ведущих актрис. Он всегда успокаивался только такими разговорами. – Нина Леонидовна? Ну как роль? Выучили? Побойтесь бога, вы уже второй месяц учите, а осилили только первый абзац. Имейте в виду, у меня очень просила эту роль Ольга Хохлова… Ну что ж с того, что она просто техничка, она мне Снежную бабу сыграет просто виртуозно!.. Хорошо… Да-да… Ладно, завтра я вас прослушаю…
Глаша уныло вздохнула и побрела в спальню – там, на комоде, ее ждала еще огромная куча неглаженого белья, и что бы там ни творилось в театральном закулисье, а дела домашние еще никто не отменял.