Страница 3 из 80
Итак, в марте 1955 года мы приземлились в Джорджтауне, столице Гайаны. Три дня ушло на получение разрешений, таможенную проверку наших кинокамер и магнитофонов, покупку кухонной утвари, провианта и гамаков. К концу третьего дня внутри у нас все зудело от нетерпения выбраться на волю, в девственную глушь. К тому времени у нас уже созрел примерный план действий.
Ознакомившись с картой, мы узнали, что почти вся Гайана покрыта влажным тропическим лесом, простирающимся до Ориноко на севере и бассейна Амазонки на юге. Но на юго-западе лес уступает место саванне, а вдоль побережья узкой полосой тянутся плантации риса и сахарного тростника, перемежающиеся болотами и долинами ручьев. Чтобы собрать полноценную коллекцию животных Гайаны, надо было побывать и в лесу, и в саванне, и на побережье, потому что везде есть такие существа, которых больше нигде не найти. Но мы слабо представляли, в какие же конкретно места нам надлежит отправиться и в каком порядке, пока не получили на третий вечер приглашение к обеду. Тут мы услышали весьма обстоятельные советы. Наши хозяева были людьми многоопытными: Билл Сеггар, окружной чиновник, ведавший отдаленной местностью в лесном краю где-то у западных границ страны, Тайни (Крошка) Мак-Турк, владелец ранчо в саванне Рупунуни, и Ценнидд Джонс, чья врачебная практика среди индейцев позволила ему побывать во всех закоулках колонии. Мы просидели до утра, разглядывая фотографии и пленки, водя карандашом по картам и с воодушевлением записывая все в свои блокноты. Когда, наконец, наше заседание окончилось, план кампании был разработан до мелочей. В общем виде маршрут путешествия выглядел так: сначала — в саванну, затем — в сельву и финиш — на болотах побережья.
Следующим утром мы шагали к зданию авиационной конторы узнать о рейсе.
— Четыре места на Рупунуни, сэр? — осведомился служащий.— Прошу вас. Самолет будет завтра.
Испытывая чувство, близкое к эйфории, Джек, Тим, Чарльз и я ступили на борт самолета, которому предстояло унести нас в неведомую саванну. Мы и не подозревали, какое испытание готовит нам предстоящее воздушное путешествие. Наш пилот, полковник Уильямс, сам проложил воздушные трассы над дикими просторами Гайаны. Недоступные прежде уголки страны получили связь со столицей главным образом благодаря его отваге и творческому воображению. Уже при взлете мы обнаружили, что приемы пилотажа полковника весьма отличаются от канонов вождения воздушных судов, принятых на трассе Лондон — Джорджтаун. Оторвавшись было от земли, наша «Дакота» снова плюхнулась на взлетную полосу. Пальмы в конце полосы приближались с каждым мгновением, и я уже решил, что с машиной что-то неладно и нам не взлететь. Но в ту же секунду мы круто взмыли вверх, на ладонь пройдя над пальмами. Члены экспедиционного отряда, обратив друг к другу мертвенно-бледные лица, обменялись отчаянными криками недоумения, после чего я бросился за объяснениями к полковнику Уильямсу.
— В этой глухомани,— прорычал полковник, слегка разжав губы и тыча сигаретой в консервную банку, подвешенную к панели управления,— в этой глухомани самое главное — взлететь. Я так считаю. Если один из моторов забарахлил именно тогда, когда он нужен позарез, вы поцелуете лес, и вам крышка. У меня такой закон: на земле жми так, чтобы мог взлететь и без мотора. Эй, парни, да вы никак перепугались?
Я поспешил заверить полковника, что ни один из нас не ощутил ни малейшего беспокойства, просто нас интересует техника самолетовождения. Полковник одобрительно крякнул и сменил очки, а мы прильнули к иллюминаторам.
Внизу, насколько хватало глаз, расстилалось бархатисто-зеленое море сельвы. Мы приближались к возвышенности, и покров леса как будто медленно поднимался. Полковник Уильямс продолжал полет, не меняя высоты, и скоро лес приблизился настолько, что мы стали различать попугаев, порхавших среди деревьев. Затем рельеф опять изменился, одновременно изменился и облик леса. Появились островки лугов, и через некоторое время мы уже летели над обширной открытой равниной, по которой серебряными жилками разбегались ручьи и белыми пятнышками были разбросаны термитники. Самолет снизился, заложил вираж над небольшой россыпью белых строений и пошел на посадку. Посадочная полоса — чересчур громкое название для того места, где нам предстояло приземлиться: оно отличалось от окружающей саванны только тем, что было очищено от термитников. Мы подрулили, прыгая по кочкам, к небольшой группе людей, встречавших самолет. Перебравшись через тюки и ящики, загромождавшие «Дакоту», мы выпрыгнули наружу, щурясь от ослепительного солнца.
Жизнерадостный, выдубленный солнцем мужчина, без пиджака, в сомбреро, отделился от группы зрителей и направился к нам. Тедди Мелвилл, наш будущий хозяин, представитель известной в этих краях фамилии. Его отец первым из европейцев поселился на Рупунуни, основал ранчо и стал разводить скот, положив начало занятию, которое теперь распространилось по всей округе. Он прибыл сюда в самом начале века, присмотрел себе двух индеанок из племени вапишана, и те одарили его пятью детьми каждая. Многочисленные отпрыски предприимчивого пионера заняли почти все ключевые посты в округе: среди них были владельцы ранчо и магазинов, государственные служащие и охотники. Мы вскоре убедились, что Мелвиллы населяют всю саванну, и, если повстречавшийся вам человек оказывался вдруг не Мелвиллом, вы недолго пребывали в разочаровании: тут же выяснялось, что он состоит в супружеских отношениях с кем-нибудь из Мелвиллов.
Место, куда мы прибыли, называлось Летем и являло собой несколько белых бетонных строений, в беспорядке разбросанных по обе стороны от самолетной площадки. Самое большое из них — тусклая коробка с верандой и окнами без стекол — имело два этажа и гордую вывеску: «Отель Летем». В полумиле от отеля, на вершине невысокого холма, располагались дом окружного уполномоченного, почта, магазин и лечебница. Пыльная красная дорога вела от холма к отелю и убегала дальше, мимо нескольких развалюх в раскаленный мир термитников и чахлых кустарников. В двадцати милях прямо из равнины вырастала изрезанная цепь гор, дрожащим силуэтом вырисовывавшаяся на фоне ослепительного неба.
Все окрестное население сошлось в Летем по случаю прибытия самолета. Самолет — это и долгожданные товары, и почта, а потому — великое событие для здешнего мира. Отель переполнен фермерами и их женами. Они прибыли сюда издалека и не торопятся уезжать: надо обменяться новостями и всласть посплетничать.
После ужина комнату освободили от столов и заставили длинными деревянными скамейками. Харольд, сын Тедди, установил кинопроектор и экран. Посетители мало-помалу тянулись из бара и рассаживались по местам. Босые, меднолицые, с прямыми иссиня-черными волосами ковбои-индейцы, которых здесь называют по-испански «вакерос», проходили в зрительный зал за положенную плату. В воздухе плыл густой табачный дым, а когда погас свет, зрители не смогли сдержать нетерпеливого возбуждения.
Зрелище началось с хроники, бог знает, когда отснятой. Хронику сменил голливудский боевик о Диком Западе. Добродетельные бледнолицые пачками резали краснокожих злодеев. Не очень-то тактичный выбор сюжета, если подумать, но индейцы взирали на уничтожение своих североамериканских братьев абсолютно бесстрастно. Чтобы следить за ходом событий на экране, требовалось известное напряжение, и не только потому, что за свою долгую жизнь пленка подверглась многочисленным ампутациям. Киномеханик, казалось, не очень-то следил за последовательностью серий, иначе трудно было объяснить, почему прелестная, но горемычная юная американка, злодейски убитая индейцами в третьей серии, вновь появлялась в пятой, чтобы предаваться любви с героем приключенческой драмы. Но натура вапишана свободна от педантизма, и подобные мелочи не могли испортить им удовольствие от сцен грандиозных драк, вызывавших бурю восторженных оваций. Я спросил Харольда Мелвилла, не думает ли он, что можно было выбрать фильм и получше, но он заверил меня, что ковбойские боевики — любимое зрелище индейцев. И в самом деле, когда я представил себе индейцев вапишана, силящихся осмыслить изощренные будуарные комедии, то понял, что он прав.