И вновь искушение

– Прекрати этот разговор, – неуверенно проговорила она.

– Нет. Я сейчас хочу описать тебе, как мы будем снимать друг с друга одежду. Мы начнем с моего галстука, потому что я хочу ощутить, как твои губы целуют мне шею. Затем…

Музыканты на балконе заиграли вальс. Их вальс.

– Если ты станешь продолжать в таком духе во время нашего танца, я упаду в обморок, – проговорила она, пока он вел ее к центру зала.

– Сомневаюсь в этом, – возразил Коннолл с лукавой улыбкой, – но как знаешь. – Положив руку ей на талию, он закружил ее в вальсе.

Эванджелина уже и раньше заметила, что он был искусным танцором, но сейчас, когда у нее была возможность сравнивать, она могла бы сказать, что он танцевал так же великолепно, как и занимался любовью. И это был вполне справедливый комплимент, сказала она себе.

– Пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь, – пробормотал он, привлекая ее к себе ближе, чем того требовали приличия.

– Я просто думала о твоих умениях, – призналась она, чувствуя, как заполыхали сначала щеки, а затем и все тело.

– И каков уровень моих умений, смею я спросить?

– Если бы ты был студентом, я поставила бы тебя во главе списка в твоем классе.

Он снова засмеялся. Ей нравились звуки этого веселого смеха, лишенного сарказма, которого было немало в его речи.

– Я просто скажу спасибо и верну тебе, в свою очередь, комплимент.

– Ты обещал, что расскажешь мне о Франции, – сказала Джилли, делая вид, что его комплимент не столь уж ее порадовал.

– Обещал. Очень хорошо. Ты предпочитаешь задавать мне вопросы или я расскажу тебе всю историю?

– Всю историю, если можно.

– Позволь мне прежде сказать, что я хотел бы, чтобы ты никому об этом не рассказывала, – сказал он, глядя ей в глаза.

Она кивнула:

– Обещаю. Коннолл улыбнулся:

– Спасибо. Я собираю произведения искусства. В большинстве своем это картины, но есть также и скульптуры. Обычно я очень разборчив, приобретаю одну или две работы в год. Однако в начале этого года один из моих людей сообщил мне, что на его студию в Париже нагрянули люди Бонапарта и продали ему картины по цене гораздо ниже их стоимости за наличные.

– Наличные. Разве это не обычно…

– Бонапарту нужны были наличные для покупки оружия. До меня дошли также слухи, что Веллингтон начал засылать шпионов, чтобы уничтожить ценные картины и лишить Бонапарта возможности укрепить свое положение во Франции. И тогда я отправился в Париж и приобрел около шестидесяти картин у различных художников и даже в музеях. Я не хотел, чтобы они были уничтожены или потеряны для истории.

– Шестьдесят полотен? – переспросила Эванджелина.

– Я бы приобрел и больше, но за мной шли по пятам люди Бонапарта. Я не хотел, чтобы меня сочли предателем или идиотом дворянином, которого нужно с помощью выкупа вызволять в Англию, поэтому я упаковал десять ящиков и ускользнул домой.

Что-то подсказывало ей, что он опускает добрую порцию опасных приключений и интриг, случившихся при этом, но она была согласна, что бальный зал Хаулеттов – не самое удобное место для того, чтобы подробно говорить о подобных вещах.

– И где они сейчас? Я имею в виду картины.

– Большинство ютится в залах моего Аддисон-Хауса. Лорд Айви предлагал мне, чтобы я одолжил их Британскому музею, и, может быть, я это проделаю с наиболее известными картинами. Они заслуживают того, чтобы их видели, в особенности с учетом того, что я пытался спасти их от гибели и безвестности.

– Я хотела бы посмотреть эти картины, – сказала Эванджелина.

– Потому что ты не веришь мне? – Он вскинул бровь.

– Потому что я люблю искусство, – усмехнулась Эванджелина.

– Для меня будет большим удовольствием показать их тебе.

Ей нравилось, как он смотрел на нее, нравились веселость и интерес в его взгляде. Редмонд и Дэпни тратили столько времени на поклоны и расшаркивания перед ней, что она даже точно не знала, какого цвета у них глаза.

– Лорд Айви твой друг, – сказала она тихо, – но ты и леди Эпплгейт были…

– Айви не знал… не знает, и это было до того, как они познакомились друг с другом, – перебил он Эванджелину. – И должен сказать откровенно, я более заинтересован в сохранении дружбы, чем в продолжении или возобновлении каких-либо отношений с Дейзи. – Он улыбнулся. – Должен сказать, что за последние несколько дней я благодарен Дейзи за то, что она нашла кого-то другого.

– А ты нашел?

Его улыбка смягчилась.

– Да, нашел.

Вальс закончился раньше, чем она оказалась к этому готова, и Коннолл снова положил ее руку на свою.

– Я думаю, нам требуется глоток свежего воздуха, – шепнул он, касаясь губами ее уха.

Она почувствовала, что у нее прерывается дыхание.

– Я не…

Чья-то рука схватила его свободную руку и резко потянула к себе, так что они оба едва не потеряли равновесие.

– Держитесь на подобающем расстоянии от моей дочери, сэр, – прошипел голос ее матери. – Я не хочу, чтобы она подверглась осуждению общества.

Коннолл выпрямился:

– Эванджелина и я обсуждали вопрос, в какое время я подам свой фаэтон завтра для нашей прогулки в парке. В десять часов, Джилли?

Выражение его лица оставалось веселым, но его голубые глаза казались холоднее льда. Эванджелина сглотнула, переведя взгляд с него на мать. Она никогда не видела такого Коннолла раньше, и, несмотря на то, что его самоуверенность и надменность противоречили тому, что она хотела бы видеть в мужчине, она была поражена тем фактом, что ей это понравилось.

– Десять часов будет в самый раз, – услышала она свой голос.

– На завтрашнее утро у тебя есть договоренность о встрече, Эванджелина, – напомнила ей мать.

И даже помолвка, судя по намекам ее матери и обрывочным фразам лорда Редмонда, которые он обронил в этот вечер.

– Я ни с кем не договаривалась о встрече, – сказала Эванджелина, делая удивленное лицо и задавая себе вопрос, как будет реагировать мать на то, что она ведет себя столь вызывающе. – Если кто-то хочет прийти завтра, пусть сделает это после обеда.

– После обеда. – Мать посмотрела на людей, стоявших в пределах слышимости, и коротко кивнула: – Да, конечно. Я поговорю с… И обо всем условлюсь.

– Спасибо, мама.

Бриллиант блеснул на шее матери. Коннолл считал, что бриллиант действительно несет проклятие, но она все еще сомневалась. Тем не менее, сегодня все шло так, как хотел он, и отнюдь не так, как того хотела виконтесса. И с учетом того, что он заставил ее почувствовать, как отнестись к прогулке, о которой она даже не подозревала еще пять минут назад, Эванджелина решила, что она не станет носить бриллиант в ближайшем обозримом будущем. А скорее, в совершенно непредсказуемом будущем.

Глава 10

– Вы уверены, что не хотите, чтобы она сопровождала вас, милорд? – спросил Уинтерс.

Коннолл перестал почесывать Электру за ушами.

– Не сегодня, – ответил он, взглянув на дворецкого. – Надеюсь, ты не боишься ее?

– Она способна забраться куда угодно, милорд. Этим утром она едва не до смерти напугала меня, когда выскочила из серебряного шкафа.

– Возможно, я приведу кого-нибудь для беседы с ней. – Надевая пальто, Коннолл погладил подбородок Электры носком сапога. – А ты распорядись, чтобы у всех сегодня был выходной день.

Дворецкий кивнул:

– Останутся только я, Квиллинг и миссис Дули, милорд.

Он не был полностью уверен, насколько ему понадобится камердинер, но своими действиями он уже показал, что речь идет о чем-то тайном.

– И не показывайся до тех пор, пока я не позову тебя. Позаботься о том, чтобы миссис Дули приготовила сандвичи к одиннадцати.

– Непременно, сэр.

Уинтерс открыл входную дверь, и Коннолл спустился по пологим ступенькам к ожидающему его фаэтону. Как только Коннолл уселся на верхнем сиденье, Квиллинг отпустил упряжку и отошел в сторону, после чего фаэтон тут же двинулся по улице.

План, который задумал Коннолл, способен был погубить репутацию Джилли. Но если она уже забеременела прошлой ночью, то в этом случае худшее он уже совершил. И хотя он был намерен жениться на ней независимо ни от чего, он видел изнанку своего плана. Джилли могла иметь иное мнение, и он хотел услышать его.