Поклонники змеи

– Кто бы я ни был, это все равно! Располагайте мною!

– Хорошо! – отвечал всадник, – вам именно и поручено проводить меня к ней?

– Да, если вы решитесь следовать за мною!

– Я решусь на все, чтобы только видеть ее! Говорите, что нужно сделать?

– Ночь темна! – проговорил таинственный голос, – дух гор разыгрался над потоками и крутится на острых утесах. Не чувствуешь ли ты, что сердце остановилось у тебя в груди?

– Кто бы ни был ты, оставь этот язык, им не испугать меня! – решительно заметил незнакомец с жестом презрения, – ты предлагаешь служить для меня проводником… Пойдем, я готов!

– Ты готов пренебрегать всеми опасностями, даже гневом воздушных богов? – насмешливо спросил невидимый собеседник.

– Я не боюсь ничего, говорю тебе, – отвечал всадник, – лишь бы видеть ее!

– Хорошо, ты увидишь ее! Сойди на землю и оставь свою лошадь, которая тебе теперь не нужна и которую ты найдешь, когда это будет нужно.

Не колеблясь ни минуты, незнакомец спрыгнул на землю и бросил поводья на шею своей лошади.

– Я готов! Где ты?

– Следуй за этим светляком, который танцует перед тобою! – отвечал таинственный голос, – он проведет тебя к той, которую ты хочешь видеть.

– Хорошо, пойдем! – проговорил наш незнакомец, – и не обращая больше внимания на свою лошадь, которую, как он слышал, уводила куда-то далеко таинственная рука, неизвестный направился к светляку, двигавшемуся впереди его, как бы действительно служа ему проводником.

В эту минуту зигзагообразная молния прорезала темные тучи; раздался страшный удар грома – и ураган начался. Незнакомец покрепче надвинул на голову свою шляпу, закутался плотнее в свой плащ и решительно продолжал свой путь вслед за светляком, который двигался впереди его, казалось, на одном и том же расстоянии.

II. Харчевня

Посреди деревьев акажу, тамариндов и бавоульников, окруженная со всех сторон огромными бамбуками, образующими живую непроницаемую изгородь, возвышалась жалкая хижина, или, лучше сказать, ахупа, выстроенная на краю узкой тропинки, глубоко уходившей в овраг. Хижина принадлежала одной негритянке и считалась официально харчевней, где бы случайный путник, забредший в эти места, мог закусить и выпить, но на самом деле сюда сходились только подонки общества, бродяги, игроки и представители еще худших профессий. Негритянка, по имени Розеида Сумера, жила здесь одна или, по крайней мере, делала вид, что живет одна; никто не знал ее родителей; у своих соседей она пользовалась крайне сомнительной репутацией, и те далеко обегали ее хижину, из суеверного страха, чтобы она не накликала на них какой беды. Насколько можно было судить, Сумере было около 40 лет. Говорят, в молодости она была очень красива; называли 3–4 печальные истории, в которых она играла выдающуюся роль и в которых фигурировали убийства, поджог и отравления. Но страх, который внушала эта женщина, был настолько велик, что хотя преступления приобрели общую огласку, однако, никто не решился обвинить ее в них; все люди ее класса оказывали ей действительно или притворно глубокое уважение, которым заразились даже помещики – люди, бесспорно, интеллигентные. Эта безнаказанность еще больше увеличила ее поражающий цинизм.

В тот день, когда начинается наш рассказ, между 10–11 часами вечера, в то время, как ураган свирепствовал, с корнем вырывая столетние деревья и превращая ручьи в бурные потоки, харчевня негритянки светилась как отверстие ада; за плохо притворенной ее дверью слышались хриплые голоса пьяных гостей, оравших песни.

Четыре субъекта, с подозрительными лицами, сидели здесь, развалившись на скамьях, вокруг грязного стола и полными стаканами тянули тафию. Эти четыре субъекта, отталкивающая наружность которых носила следы скотского отупения, производимого пьянством, были, насколько можно было рассмотреть их при дрожащем свете дымной лампы, еще молодые негры, высокого роста и атлетического телосложения. Подле них валялись огромные дубинки в виде посохов, а из-под отрепьев выглядывали костяные ручки длинных широких и прямых ножей. В глубине залы, скрытая наполовину камышовыми ширмами, сидела Розеида Сумера за маленьким столом, на котором стояли два полных стакана с вытяжкой тамаринда, и шепотом разговаривала с какой-то молодой мулаткою, по-видимому, гадая ей на картах. Молодая девушка, которую по чистоте и правильности линий ее лица легко можно было принять за белую, если бы ее не выдавал медно-красный или скорее золотистый цвет кожи, имела с виду не более 15 лет. Это была скромная грациозная девушка с большими задумчивыми глазами, опушенными длинными шелковистыми ресницами. Беседуя с негритянкой, она не раз поглядывала с выражением ужаса на четырех негров, сидевших в зале. Платок, окутывавший ее шею и плечи, был накинут с такою милою скромностью, которая выдавала всю чистоту ее неиспорченной натуры. Наклонив свою голову на руки, она внимательно слушала старуху.

В это время один из негров поднялся и сделал Сумере повелительный знак. Та проворно бросилась к нему.

– Не угодно ли вам еще тафии? – спросила она вкрадчивым голосом.

– Нет, – был ответ, – у нас есть еще!

– Так чего же вы желаете?

– Поговорить с тобой! – отвечал тот с грубым смехом.

– Вот как, – с иронией ответила она, – говори, я слушаю тебя!

– Он запоздал! – шепотом проговорил негр, бросая подозрительный взгляд на молодую девушку.

– Не бойся, придет!

– Погода плохая, да и дороги плохи; пожалуй, он побоится.

– Он-то? – повторила негритянка, пожав плечами, – нет, ты не знаешь его!

– Так ты думаешь, он придет?

– Уверена в этом!

– Хорошо, мы посмеемся тогда!

– Будь осторожен, вас ведь только четверо!

– Этого более чем достаточно для одного человека!

– Не знаю, – протянула мегера, – во всяком случае, я советовала бы прихватить еще народа.

– Пустое! Против одного-то?

– Ну, как знаешь! Только помни, я не хочу, чтобы задевали маленькую.

– Хорошо, хорошо! – пробрюзжал он, – ее не тронут!

– Иначе я рассержусь, помни это!..

– Да я сказал тебе, что ты можешь быть спокойна!

– Хорошо, мы увидим! Больше ты ничего не имеешь мне передать?

– Ничего, можешь возвратиться к своей милой голубке!

В этот момент раздались два удара в дверь, от которых она задрожала на своих петлях.

– Открой! – проговорил бандит, возвращаясь на свое место, – и, оборачиваясь к своим товарищам, шепотом проговорил: «Внимание!»

Негритянка, сделав знак молодой девушке, как бы желая успокоить ее, медленно направилась к двери.

– Кто там? – проговорила она, положив руку на щеколду.

– Путешественник! – отвечал голос снаружи.

– Теперь очень поздно! Проходите своей дорогою, – отвечала старуха, – не могу теперь впустить вас!

– Теперь не такая погода, чтобы отказывать путешественнику в убежище!

– Повторяю, я не могу впустить вас, проходите своей дорогою!

– Да отворите же, черт возьми! – гневно вскричал незнакомец, – или я выломаю дверь! Я тот, кого вы ждете!

Старуха кинула взгляд на стол, занятый неграми. Последние были уже на ногах, держа в одной руке дубину, в другой – нож. Наклонившись вперед и устремив взгляды на дверь, они выжидали, готовые, как тигры, броситься на свою добычу.

– Странно, – пробормотал бандит, раньше разговаривавший со старухой, – я не узнаю голоса!

– Это оттого, что ты боишься, молодец! – со смехом проговорила старуха.

– Я? – повторил тот с грубым смехом, – вот увидишь, старая хрычовка, боюсь ли я.

Между тем молодая девушка в смертельном страхе оперлась спиною о стену, чтобы не упасть.

– Внимание, вы! – проговорил негр.

– Да откройте же, черт возьми! – нетерпеливо повторил голос снаружи.

Тогда старуха, бросив последний взгляд на своих соучастников, быстро открыла дверь, а сама бросилась в сторону. Четыре бандита кинулись было вперед, но вдруг отшатнулись с выражением неописуемого ужаса. На пороге двери стоял высокий, красивый человек лет 25-ти, держа в каждой руке по шестиствольному револьверу. Этот человек, с бледным лицом, с черными волосами и бородой, освещенный зеленоватым светом беспрерывно сверкавшей молнии, производил такое величественное впечатление, что в комнате, за минуту перед тем шумной, мгновенно водворилась мертвая тишина.