Лунные бабочки

— Звони обязательно, я тебя в беде не брошу.

Она небрежно забросила спортивную сумку на плечо и вышла, оставив Сашу в полном недоумении, но тут же вновь заглянула и уточнила:

— Чао, дорогой.

Саша не видел, радуясь избавлению от столь внимательного проявления зрелой влюбленности, что к Степаниде Груниной, вышедшей на платформу, подошли двое молодых, профессионально обаятельных мужчин. Они пошли рядом с ней, отставая на полшага. Степанида даже не повернула голову в их сторону, лишь слегка повела плечом, и соскользнувшая сумка была мгновенно подхвачена молодым человеком слева. Они вышли на привокзальную площадь и подошли к желтому «опелю». Все происходило быстро и четко. Степанида Грунина села на пассажирское место впереди одновременно с мужчиной, занявшим водительское место, а мужчина с сумкой скрылся в салоне синего «санта фе», стоящего позади «опеля». Мгновение, и обе машины, тронувшись, покинули площадь Курского вокзала.

Степанида Грунина, Степанида Исаковна Грунина, полковник ФСБ, преподавала в закрытой высшей школе СВР, вела курс, который начальник школы, академик РАН, генерал-майор бета-войск службы внешней разведки, называл

«Альфонсы». Отобранные кадровиками СВР в среде курсантов военных училищ и студентов провинциальных вузов молодые плейбоистые люди с генетической предрасположенностью к патриотизму обучались у полковника Груниной высокому искусству казановости, ибо пути, ведущие к информации, охраняемой мужчинами, в девяноста девяти случаях из ста пролегают через женщину. Впрочем, полковник Грунина считала, что все бабники, включая исторически-литературных Казанову и Дон-Жуана, это не понявшие свою ориентацию гомосексуалисты.

— Дорогой, — позвонила Степанида Исаковна мужу домой из автомобиля, — я через час буду, можешь начинать готовить обед.

Оказывается, июнь в Москве не всегда означает лето. Закройте форточки, москвичи, в городе сквозняк.

Саша Углокамушкин стоял на привокзальной площади и думал: «Я — Саша Углокамушкин, простой среднестатистический провинциал, припершийся в столицу с тысячей долларов в кармане без ясной цели и планов. Впрочем, цель есть…»

Его мысли перебил подошедший постовой милиционер:

— Ваши документы, что у вас в сумке?

Саша молча протянул ему паспорт и расстегнул сумку, демонстрируя тапочки без задников, лежащие поверх свитера, двух рубашек и спортивного костюма, в который было завернуто полотенце, мыло и зубная щетка с пастой.

— Зачем приехали в Москву? — Милиционер вернул паспорт.

— Давно мечтал посмотреть, как люди в развитых странах живут, — вежливо ответил Саша.

— Умничаешь? — поинтересовался постовой и, сняв с пояса дубинку, стал похлопывать ею по ладони.

— Не вели казнить, барин.

— Живи… — начал было патрульный, но тут же, забыв о Саше, развернулся на месте и бросился в сторону переполоха, возникшего возле двери в зал с кассами на поезда дальнего следования. Со всех концов площади туда спешили патрульные. Углокамушкин увидел на асфальте лежащего навзничь мужчину, который даже в последний миг жизни не выпустил из рук мобильник. В центре его лба индийской точкой, символизирующей третий глаз, темнело отверстие явно не от индийской пули.

Глава третья

Игорь Баркалов и Степа Басенок стояли в кабинете полковника Самсонова и, тщательно подбирая слова, объясняли ему, почему московский полковник Хромов отправил их отдыхать в Сочи по служебной разнарядке, то есть бесплатно.

— Там, в Москве, генералы за свой счет к морю отдыхать едут, никаких им служебных, а вы раз, и в Сочи, да?!

— Нет, — отрицал Игорь Баркалов, — мы попали под сугубо случайную поощрительную акцию Министерства внутренних дел.

— Это как? — не понял Самсонов. — Мимо вас министр проходил и две путевки в пансионат «Витязь» машинально в руки сунул?

— Да, — кивнул Степа Басенок, — примерно так.

— Вот видите, — неожиданно успокоился Самсонов. — Я вам уже давно говорю, что чем дальше от начальства, тем слаще сахар и горше хрен. А теперь скажите мне, где Савоев? Степа, ты ему без моего ведома поручал задание?

— Поручал, — кивнул Степа, — по розыску пропавших девушек и сбору информации о личности ростовского доктора. Я докладывал вам об этом.

— Правильно, — согласился с ним Самсонов, — докладывал. Но не до того, а после, то есть тебя можно уволить за превышение служебных полномочий и тут же, прямо в кабинете, арестовать. Савоев пропал, его автомобиль, точнее, автомобиль его отца, обнаружили брошенным в лесопосадке, неподалеку от археологического музея «Танаис» в Сущенковской. Так что вполне возможно, и тело его где-то неподалеку зарыто.

— Исключено, — отмахнулся от невероятного предположения Степа Басенок, — хрен его закопаешь. А где Стромов? — вдруг заинтересовался он. — Он его видел последним.

— Видел, — кивнул головой Самсонов, — его многие видели, и всех уже допросили. Но Россия велика, всех не допросишь, так что, — он неодобрительно оглядел оперативников, — переоденьтесь, курортники, и приступайте к поискам Савоева.

Слияние мента и ангела, наложение космического всезнания на бесшабашную молодую отвагу провинциального оперативника, нечто недосягаемо-божественное и бесцеремонно-мудрое поселилось в Славе Савоеве. Свернулось клубком в области сердца и, слегка прищурившись, задремало…

Приазовская степь бросала в сторону молодого высокого человека пригоршни слабого теплого ветра, наполненного печальным и равнодушным запахом трав. Пасший стадо коров Серсемыч, генетически блеклый мужичок из станицы Сущенковской, более известной почти всей Ростовской области и миру как место, где находится историко-археологический музей под открытым небом «Танаис», смотрел на приближающегося к нему человека с двойственным чувством. Во-первых, мало ли кто по степи ходит, а во-вторых, неплохо было бы куревом разжиться. Коровы, умиротворенные полуденной жарой, лежали в низине, а сам Серсемыч, терзаемый привычным нездоровьем, полулежал, подстелив ватник, на невысоком холме. Приазовско-донская степь буквально усеяна такими холмами, придающими местному ландшафту стильную волнистость. Рядом с пастухом лежал, высунув от жары язык, Аржек, старый, но все еще достаточно сильный огромный пес, смесь алабая и овчарки, высокопрофессиональный пастух и верный друг. Серсемыч лениво удивился тому обстоятельству, что Аржек никак не отреагировал на приближающегося к ним человека. Обычно он мчался незнакомым навстречу, предупреждающе взрявкивая и останавливая их на подступах к стаду, разрешая движение лишь после команды хозяина. Сейчас он положил на передние лапы голову и прикрыл глаза. «Значит, хороший человек идет, — успокоился Серсемыч, подслеповато щурясь в сторону путника. — На Ивана, плотника из Недвиговки, похож». Аржек по-прежнему никак не реагировал, даже не взмахнул хвостом, лишь как-то слишком уж сильно прижался могучим телом к земле. Молодой человек поднялся на вершину, молча кивнул Серсемычу и оглядел окрестности. Пятнисто-желто-зеленая волнистая степь, еще не разбежавшаяся до бескрайности из-за близости станицы, железной дороги и шоссе Ростов — Таганрог, походила на приевшуюся тайну.

— Заблудился, что ли, мил-человек?

— Сам ты заблудился, — усмехнулся молодой человек, присаживаясь возле пастуха на землю, — и притом давно.

— Да уж, — окончательно успокоился Серсемыч. — Как родился, сразу же и заблудился, — охотно согласился он с утверждением незнакомца и, со свойственной для селян юга России неосознаваемой мудростью, добавил: — Это со всеми людьми случается рано или поздно.