Лунные бабочки

Сначала Иван Максимович услышал крики людей, на балкон которых посыпалось стекло, а затем гантель, пробив лобовое стекло «вольво», ударилась о спинку пассажирского кресла и упала, комфортно устроившись, на сиденье рядом с водительским местом. «Ага! — не обратил внимания на ранение автомобиля Савоев-старший, доставая из подмышечной кобуры свой «ПМ». — На Славку кто-то напал в квартире». Гантель он узнал сразу, это были его гантели. Слава Савоев просто перетащил их к себе в квартиру. Выскочив из автомобиля, Иван Максимович с пистолетом в руке, в кроссовках, свитере и старых тренировочных штанах с пузырями на коленях побежал вокруг дома к подъезду сына. На его голове была фуражка, в которой он всегда ремонтировал свой «жигуленок», а левая щека была в саже, вольно и густо летавшей вокруг покинутого им недавно пожара. Навстречу бегущему Ивану Максимовичу вывернул из-за угла вышедший выгулять свою собачку породы московский дракон заведующий автобазой номер два Дыховичный, которого Иван Максимович, на свою и его беду, не знал в лицо. Дыховичный был в штанах от полосатой пижамы, в пиджаке от Либрена за две тысячи долларов на голое тело и резиновых калошах на босу ногу. От шести до семи часов утра таганрожцы обычно не следят за стилем в одежде, что, собственно говоря, и является стилем, который, кстати, очень хорошо был описан городским модельером Сашей Смагиным в местной газете «Таганрогская правда» и который он назвал «жлобоватым эстетством допрезервативного периода»…

Увидев бегущего Ивана Максимовича, Дыховичный вдруг во весь голос заорал и, теряя на ходу калоши, стал убегать от него с такой скоростью, что вышедшая вместе с хозяином маленькая собачка породы московский дракон летела за ним на поводке, словно воздушный змей, и мелодично-придушенно повизгивала.

Все-таки есть в действии, превращающем мелкие случайности в непреложный факт закономерности, великая тайна бытия. Раздосадованный Слава вскочил с пола и кинулся к разбитому гантелью окну, моля Бога, чтобы она не упала кому-нибудь на голову. Из окна ничего не было видно, и он выскочил на балкон, откуда сразу же увидел спринтерски бегущего с визжащей крошечной собакой на поводке соседа Дыховичного и преследующего его с пистолетом Макарова в руке Ивана Максимовича. «Ах ты, сука, Дыховичный! — бросился Слава Савоев к двери квартиры, понимая, что дорога каждая секунда. — Хочешь избежать возмездия, коррупционная морда». Слава как был, босиком и в длинных, почти до колен, трусах из цветного ситца с изображением волка из мультфильма «Ну, погоди!», так и помчался вниз по лестнице. Выскочив на улицу, в прыжке преодолев лестницу подъезда и удивив до крикливой истерики дворничиху, он ринулся навстречу только что вывернувшему из-за угла бегущему Дыховичному.

— А-а! — орал бедный зававтобазой, со скоростью экспресса мчавшийся в объятия Славы. — Спаа-сии, Сла…

Но Слава не дал ему закончить фразу, схватил за руку, подсек и уложил лицом на асфальт, чувствуя, как в его задубелую пятку безуспешно пытается вонзить зубы крошечный, но отважный московский дракон. Подоспевший Иван Максимович тут же заломил за спину вторую руку Дыховичному и спросил у Славы, переводя дыхание:

— Ну что, целый?

— Слава Богу, — тяжело дыша, ответил Слава, морщась от крика экспансивно перепугавшейся дворничихи.

— Пожар! — кричала она, твердо усвоив инструкцию из газет, что нужно при виде насильника выкрикивать именно этот лозунг, гарантирующий массовое внимание жильцов. — Пожар!…

— Я так и знала, — раздался рядом с отцом и сыном громкий и приятный женский голос. — Доигрался, подлец!

Жена Дыховичного, красивая пышная дама с огромными голубыми глазами окультуренной образованием клинической дуры, злорадно смотрела на прижатое двумя коленями к земле туловище супруга.

— Возьмите собаку, Алена Кондратьевна, — попросил Слава. — И извините, что я в таком виде.

— Ничего, — взяла поводок в руки женщина. — С вашим рельефным телом можно и без трусов ходить.

— Знаете что, — строго обратился к ней Иван Максимович, — идите-ка лучше домой и ходите там как вам заблагорассудится.

Иван Максимович и Слава быстро поставили Дыховичного на ноги и почти пробежкой повели его к пострадавшему «вольво».

— Та-ак, — вытащил из бардачка наручники и защелкнул их на запястьях Дыховичного Иван Максимович. — Порядочек.

Патрульная машина, видимо, вызванная кем-то из жильцов, вильнула с основной дороги в их сторону.

— Ладно. — Савоев-старший посмотрел на Славу. — Я его сам отвезу и допрошу по полной форме, а ты не отвлекайся, Люба тебя ждет, а мы ждем вас к обеду. Вот, — Иван Максимович протянул Славе ключи от «вольво», — поставишь в гараж, а «жигуль» возьмешь. В машину его, — сказал он подошедшим патрульным, кивая на Дыховичного. — Покушение на жизнь сотрудника милиции с проникновением в его жилище.

— Ах ты, гад! — ринулся на Дыховичного с кулаками Слава Савоев. — Я тебе сейчас все рыло измолочу. — И лишь наручники на руках зававтобазой удержали Славу от расправы. Он не бил беззащитных. — А как там мама? — волнуясь, спросил Слава. — Все нормально?

— Да что с ней сделается? — удивленно посмотрел на сына Иван Максимович. — Спит еще, наверное. Ты скорее домой иди, — кивнул на трусы Славы, — ходишь по улице как придурок.

Потерявшего дар речи Дыховичного патрульные не просто посадили в зарешеченный салон «канарейки», а вбросили туда. «Покушение на жизнь работника милиции» — серьезное обвинение.

— В чем дело? — на всякий случай спросил Слава у соседа по лестничной площадке, выскочившего на улицу в дубленке на голое тело и старой, побитой молью и временем, кроличьей шапке-ушанке.

— Дыховичный, гад, дом поджег и пытался застрелить жену и милиционера, — не стал вдаваться в подробности

Славин сосед, филолог по образованию и каменщик-штукатур по профессии.

Слава тихо проскользнул в подъезд и поднялся в квартиру. Глядя на разбитое окно и одинокую гантель, лежащую посреди комнаты, он неохотно стал догадываться о причинах неожиданного ареста Дыховичного и развернувшихся во дворе событий. Неожиданно зазвонил телефон, и Слава поднял трубку, хмуро бросив:

— Рассказывайте.

— А вы записывайте, — услышал он насмешливый голос Степы Басенка. — Привет, Савоев.

— Привет, — обрадовался Слава другу. — Меня сегодня, видимо, выгонят со службы и убьют родители.

— Да ты что? — удивился Степа. — Не может быть.

— Зачем звонишь? — решил Слава оборвать разговор о своих проблемах. — Пьяный, что ли?

— В Ростов надо ехать, в областную больницу, — перешел на деловой тон Степа. — Девочек пропавших там искать. Чмурик, описанный Рогонянами, врачом-многостаночником в ней работает, но ты его не моги ни рукой, ни ногой. Он какой-то весь из себя талантливый. По нему ребята в костюмах будут работать, но девушки на нас.

— Ладно, — успокоил его уже забывший об утренних событиях Слава, обрадованный интересным развитием событий по делу о пропаже. — Прощупаю эту больницу, а ты Самсонову позвони, лады?

— Позвоню, — коротко пообещал Степа и положил трубку.

— Мог бы и «до свидания» сказать, — свирепо сообщил равнодушно гудящей трубке Слава Савоев и, улыбнувшись пространству квартиры, добавил: — Однако быстро в Москве зажираются.

В десять часов утра Слава Савоев вывел из гаража отцовский «жигуленок» и на его место водворил травмированный «вольво». Примерно в это же время Иван Максимович Савоев начал отступать под эмоциональными аргументами Самсонова, а подоспевшие в лице двух сыновей Дыховичного факты, подтверждающие смехотворность предположений о метании в стекло «вольво» гантели и нападении на Славу Савоева в его квартире, вынудили Ивана Максимовича признать незаконным и даже беспредельным задержание заведующего автобазой. Он попытался рассказать Самсонову о заявлении Алены Кондратьевны, сообщившей во время захвата супруга о его причастности к сволочизму и подлости, но пришедшая вместе с сыновьями «мать и жена» заявила о своей любви и нежности к униженному супругу и весьма некстати добавила: