Пронзающие небо

Мертвый мир теперь мало отличался от тех мест, в которых шли Алеша и Оля. Все то же: холод да темень, только ветер выл гораздо сильнее, наваливался тяжелыми, густыми массами, в которых чудились стремительные, клыкастые морды демонов — билось, металось, клокотало нескончаемое сражение, меж ними, и теми, кто следовал за Алёшей.

Врата… Врата… Кажется совсем близко они, последний рывок осталось сделать, но нет — всё тянулось и тянулось сражение, всё неслись и неслись навстречу им полчища демонов…

Много раз Алеша хватался за выступы, за искаженные, бьющие холодной болью углы, оседал на натруженных избитых ногах — они дрожали и он сжимал зубы, прикусывал губу до крови и делал еще один шаг… Рывок… Снова бежал..

Раз случайно взглянул он на ноги и мельком заметил, что вся обувка давно уже стерлась и ступни стёрлись в кровь, одежка же болтается бесформенным ошметком…

Ничем не примечателен кроме этих нескончаемых рывков был этот путь, который потом без следа растворялся, и Алеша оказывался в маленькой, уютной пещерке, наполненной теплым, молочным Олиным дыханием — это были блаженные мгновенья — без холода, без боли вперед…

А потом они разрывали на две части эту райскую пещерку, отделяли свои лица друг от друга, и ледяной воздух тут же обрушивался на них, терзал… Они ели без всякого аппетита: да поправде им совсем и не хотелось есть — не могли они думать они о еде в то время как смерть витала совсем рядом.

.

…Темно, блещут в ледяных скалах отражения звезды: самих скал не видно, только тьма и эти мерцающие в ней небесные огоньки — со всех сторон они, и даже под копытами Вихря — мерцают холодно — конь бьет по ним копытами, и они с ледяным звоном разбиваются и серебристыми искорками уносятся куда-то назад ветром…

— Как красиво, — мечтательно молвила Оля, — Словно мы скачем с тобой среди звезд, по небесной дороге… Да, как-будто это ночное небо… но какое же холодное оно и все-таки прекрасное…

И тогда Алеша, не обращая внимания на режущее сердце боль, шептал: "…Как же нескончаемо высока и огромна твоя жертва, сколько сделала ты ради меня, сколько сил душевных истратила — пожертвовала и молодостью, и красотой… хотя, что я?! Красота осталась — нет она расцвела даже больше, она… — он и не заметил, как стал говорить отстранёно. — ..она теперь изнутри этой красотой светится, вся сияет, в любом тряпье она несравнено краше будет любой розовощекой, сытой царевны!.. Но если бы только дан был мне такой выбор: чтобы все она забыла, чтобы никогда меня и не знала, жила бы спокойно, а я бы умер здесь, в самом жутком смысле умер, не дойдя до ворот — я бы с радостью избрал это!"

Из размышлений его вывел встревоженый, срывающийся от неожиданости голос Оли:

— Алеша… неужели мы дошли!

Алеша вскинул голову и увидел, что стены ледяного ущелья расступились, образуя весьма широкое, окруженное со всех сторон скалами поле, в центре которого распустился дивным ледовым цветком дворец. На могучем, способном выдержать любые удары стебле, сложены были скрывающие что-то лепестки.

— Что! — Алеше даже жарко стало от неожиданости, сердце быстро-быстро забилось в груди, отдаваясь при этом глухими ударами в голове, — Что? — его хриплый голос перешел в неразборчивый шепот, — неужели мы достигли… неужели это дворец Снежной… — он не мог дальше говорить, слова замерзшими комьями застревали у него в горле.

В это время где-то далеко-далеко, за ледовыми скалами и за снежными полями солнце коснулось и окрасило нежными бордово-огненными мазками, часть небосклона и свет этот, преломляясь бессчетное множество раз в гранях ледяных скал, прорезая их мертвые толщи, достиг этого поля. Вмиг все стены зарделись солнечным пламенем. Всё сразу засветлело, засеребрилось, зазолотилось, заянтарилось и даже ветер, испугавшись такого яркого света, попрятался в каких-то укромных местах. Над ними еще чернело северное небо, здесь пылал дневной пожар…

Похожий на цветок дворец дольше других оставался безучастным к этой световой буре, но вот и он проснулся: огненный, живительный поток рванулся из под поверхности поля, по ней побежали золочено-водные блики (оказывается подо льдом скрывалось озеро). Объялся пламенем и ствол цветка, и, последними — его закрытые лепестки, они оказались полупрозрачными, цвета ярко-бардового.

А потом лепестки бесшумно стали раскрываться. И оттуда, из этого света, слетел навстречу Алеши и Ольги порыв метели — белое облако из пушистых снежинок. Оно остановилось перед недвижимо стоящим Вихрем и вдруг пало к ногам прекрасной белой девицы, которую он скрывал. Одета она была в длинную, с синевой февральского неба, шубу. Длинные плотные косы, яркими серебристыми лучами опускались до пояса, а кожа ее была совершено бела.

Не успели они еще опомниться, не успел еще даже зарычать и залаять Жар, как она уже говорила леденистым, но звонким и задорным голосом:

— Не бойтесь меня — я Снегурочка, дочка Деда-Мороза. Погостите у нас, а то вы совсем, бедные, замерзли. Прошу. Сейчас правда моего батюшки нет — разъезжает он по небу на своих санях по своим владениям. Ну — милости прошу в наш дом. Я вас долго не задержу и чем смогу помогу…

Только она это сказала, как вновь поднялись от ее ног и закружилась пушистые снежинки. Вновь блещущее в пламенном свете снежное покрывало скрыло ее и поднялась она в воздух. Из покрывала вылетело облачко и, окутав всех, подняло в воздух, и понесло следом за Снегурочкой ко дворцу.

Когда влетели они в сияющую ледяную залу, солнечное пламя, наполнявшее ледяные скалы, начало затухать, стало темно-голубым, а затем померкло совсем, и вновь засияли вокруг дворца звезды, словно не на льду он стоял, а парил в небесах. Лепестки, все еще хранившее в своей глубине цвет роз, беззвучно закрылись…

Внутри совсем не было холодно, и все предметы выделанные толи из алмазов, толи изо льда, светились сами: светились и столы и кресла с широкими спинками, и вся мебель и даже стены, которые как и все кругом были полупрозрачны.

— Вот и наш дом, — проговорила Снегурочка, — слезайте с коня, отдохните, расскажите, какая беда таких юных занесла в наши края. Вы ведь из Руси?… Неприпомню, чтобы кто-нибудь из этой далекой страны гостил у нас. Ну присаживайтесь, угощайтесь, рассказывайте…

Она указала на ледяной стол, подле которого расставлены были хрустально-ледяные кресла.

Только они уселись, как Снегурочка хлопнула в ладоши: хлопок ледяным звоном пронесся в воздухе и вот уже в распахнутые двери вошел белый медведь, неся на лбу поднос с какими-то кушаньями — по большей части синеватого, окруженного морозной дымкой, цвета.

Следом за медведем плюхали тюлени, неся на своих вытянутых носах подносы (точнее уж надНосы), поменьше с блестящими крупными рыбинами, за тюленями поспевали моржи — они несли на своих загнутых клыках большие кубки наполненные белым мороженым.

— Ну вот, — улыбнулась Снегурочка, — очень сожалею, что немогу порадовать вас никакими теплыми блюдами, у нас в доме это не принято. Но съешьте и это: уверяю, сил у вас прибавиться…

Они поели, а потом, обо всём, вкратце рассказали:.

Та вздохнула и произнесла:

— Это опять моя мачеха — Снежная колдунья зло творит… И я бы рада вам помочь, но вот беда — не могу я ступать в ее владения — таково давнее проклятье, а владения ее здесь уже совсем близко начинаются… И все же я помогу вам… Сначала отдохните немного.

— Нет! — хором ответили Алеша и Оля, поднимаясь из-за стола, — Спасибо вам, спасибо но не можем мы больше задерживаться. Отпустите нас пожалуйста.

— Хорошо, хорошо, — вздохнула Снегурочка, — прошу за мною. И она тоже поднялась из-за стола и повела их по длинной винтовой лестнице вниз.

Лестница вывела их на берег озера с темно-голубой, цвета сгустившегося ледяного неба, водой. Над их головами темнела ледяная поверхность и подвывал ветер, здесь же только в воде время от времени бултыхались, блестя чешуей в рассеяном свете, рыбы.

У берега покачивалась на граненых зыбчатых уступов воды ледяная лодка.