Страница 58 из 67
– А, который сбежал с деньгами? Я думаю, ему надо заткнуть рот, и все! Он гораздо более опасен, чем эта женщина!
– О да! – нехорошо усмехнулся Раймонд. – Я думаю, он запросит высокую цену за то, чтобы отказаться от своего права называть меня Раймонд Ублюдок!..
– Но... Если все сделать правильно, кто об этом узнает? – Финеас испуганно заморгал.
– А, черт! – взорвался Раймонд. – Почему вы решили, что я всем им сумею заткнуть рот? Я ведь такой же бастард, как и Джимми, ничем не лучше него! И потом, неужели вы думаете, что я смогу каждый вечер засыпать с этой мыслью?! Нет, вы просто меня не понимаете! Вы не выросли в полной уверенности, что станете наследником поместья и титула! Но для меня это многое значит! Многое, понимаете?! И я не смогу вытерпеть, чтобы Джимми был моим равноправным совладельцем, или как там! Понимаете?!
– Дружок, ты слишком разнервничался! – заметил Финеас, слегка бледнея от страха. – Я понимаю, что все это для тебя много значит и что тебе непросто обращаться с просьбами к твоей кормилице... Но я бы хотел...
– Прежде всего хватит совать нос в мои дела! – заорал Раймонд. – Отец сказал вам одну вещь, которая оказалась чистой правдой! Если он успел приказать Марте держать язык за зубами, она будет молчать, а если нет – тогда делайте что хотите, она все равно заговорит! Мне хуже, чем вам! И идите вы все... Я не стану покупать свое место и свой титул у Марты...
– Надо ли нам говорить о таких вещах? – поморщился Финеас. – Мое дело просто предупредить тебя, каковы наши дела, чтобы ты вел себя с максимальной осторожностью... Я надеюсь на твою... гм... деликатность и гм... сдержанность. Думаю, никто все же не узнает, кто твоя мать...
Тут он вскочил со стула, потому что Раймонд вдруг пошел к нему с выражением слепой ярости на лице. Но он не тронул дядю.
– Убирайся вон! – крикнул он. – Вон! Вместе со СВОЕЙ СЕСТРОЙ! Если вы еще раз ступите на порог этого дома, я вас самолично вышвырну отсюда!
Финеас поспешил к двери с несколько большей скоростью, чем ему позволяло его достоинство...
– Я понимаю, Раймонд, что ты нынче не в себе, но пойми меня, не я решил, чтобы сестра сопровождала меня... Это было ее личное желание, и я не смог отказаться... Ведь у меня к тебе и к ней были определенные чувства...
– Я не желаю ее видеть! Неужели непонятно, что сам ее вид внушает мне отвращение? Да мне даже думать противно... – Раймонд запнулся и прикрыл глаза дрожащей рукой. – Лучше уходите...
Финеас остановился за порогом:
– Я уверяю тебя, что у меня ни малейшего к тому желания, но тем не менее я вынужден настаивать, чтобы ты сказал мне, что ты намерен делать...
– Не знаю.
– Я сочувствую тебе, но все-таки...
– Вон! Я же сказал – вон отсюда!
Финеас удалился, гордо неся остатки своей чести...
Глава двадцатая
Даже худший враг Лавли Трюитьен не мог бы обвинить ее в непокорности и дерзости... Она безмолвно выслушала все оскорбительные упреки, которые потоком лились из уст Рубена, ее дяди, и Сибиллы, и только время от времени скромно комкала уголок своего крахмального фартука... Еще более яростные нападки Марты она выдержала также с олимпийским спокойствием. Она смотрела на старуху с такой скорбью в глазах, что ее просто никто не посмел удерживать, когда она тихонько повернулась и ушла с кухни...
Она была так занята с самого момента смерти Пенхоллоу, что не имела даже времени на спокойные размышления до той минуты, когда ее послали за полицией. Тогда уж она по пути успела хоть немного осмыслить ситуацию и понять, что полиция, в сущности, ее первейший враг. И из чувства самосохранения, еще до того, как она узнала, что Пенхоллоу отравили с помощью веронала, взятого у Фейт, она отвергла предложение, сделанное ей накануне Бартом. Но Барт страшно разъярился от ее отказа и заявил, что готов защищать ее от дюжины таких инспекторов, как Логан, и что ей совершенно нечего бояться. Лавли мягко сказала на это, что есть ведь еще и Конрад, который постарается убедить полицию в том, что убийца – именно она. Барт только добродушно рассмеялся над ее страхами, но, когда они оказались оправданными, для него это был удар под ложечку... Тут-то и произошла драка между Конрадом и Бартом.
Потом Лавли, внутренне признавая невозможность долгой ссоры между близнецами, стала уверять Барта, что она не может никого подозревать в преступлении, хотя в глубине души думала, что этот убийца хотел насолить именно ей, Лавли, и что это вполне мог сделать Конрад... Но это имя так и не вырвалось из ее уст.
Точно так же ближе к вечеру Лавли оказалась способна спокойно выслушать истерические речи Клары, которые сводились к тому, что сегодня как-никак день рождения Адама и он собирался сидеть за столом в окружении всей своей семьи. Но эта мысль так растрогала саму Клару, что она не сумела справиться с рыданиями и отправилась в свою комнату, где и дала волю слезам. Лавли слышала ее рыдания и вошла в ее спальню, даже не испросив на то разрешения. Она прижалась к Кларе, обняла ее, тихонько увещевала и даже принесла ей грелку с горячей водой, то есть вела себя с Кларой совершенно так же, как со своей госпожой... В конце концов Клара немножко оттаяла.
Когда Лавли вышла от успокоенной Клары, она сразу же поняла, что колокольчик от Фейт звонит, причем звонит уже достаточно давно. Она побежала к Фейт.
– О, это ужасно, ужасно! – воскликнула Фейт при виде ее. – Никто, по сути дела, не может избежать этих гнусных подозрений, увы... Даже Оттери, и те... Я просто поражена! Но неужели они станут привлекать к суду невиновных, как ты думаешь, Лавли?
– Конечно нет, дорогая! Позвольте, я вас умою розовой водой... Ах, это все вам так тяжело, так тяжело, и это так понятно... Вам надо пообедать у себя в комнате и больше не мучить себя вещами, о которых вы все равно ничего не знаете и в которых ничего не можете изменить...
– Нет, теперь мне надо спуститься вниз, – капризно заявила Фейт. – Иначе они все решат, что я игнорирую горе семьи...
– Нет, напротив. Все сочтут вполне естественным, что вы, как супруга умершего, ужасно расстроены и не склонны сейчас видеть кого-нибудь...
Фейт подняла на нее глаза:
– Как ты думаешь, Лавли, они не станут меня подозревать?
– Ну что вы, конечно, нет! – коротко рассмеялась Лавли, словно Фейт очень удачно пошутила.
– А Клея? Тебе никто не говорил что-нибудь дурное о моем мальчике? Скажи мне правду, Лавли! Они – неужели они могли подумать, что он к этому причастен?
Лавли погладила ее по руке:
– Нет-нет, Бог с вами, успокойтесь! Никто ничего подобного и в мыслях не держит! И при мне ничего такого не говорили. Мне кажется, что пока совершенно не ясно, кто мог это сделать. Позвольте, я вас уложу в постель, а если вы еще примете аспирин, то вам станет много лучше, уверяю вас...
– Только, ради Бога, не уходи от меня! – взмолилась Фейт.
– Дорогая, я уйду, но совсем ненадолго, мне надо помочь дяде накрыть на стол. Иначе ведь люди останутся голодными, а все-таки питаться надо, горе там или не горе... Я скоро вернусь, очень скоро, обещаю вам...
Появление Лавли, прислуживающей за столом, ни у кого не вызвало особого интереса, только старая тетушка Клара пробормотала, что все-таки у этой девки доброе сердце...
– Надо сказать, это не взбалмошная девица, чего можно было бы ожидать от вкусов Барта в худшем случае! – заявила Клара. – В конце концов, не будь эта девка племянницей нашего дворецкого, я бы не имела ничего против ее брака с Бартом... А сегодня я просто и не знаю, что бы мы без нее делали, она так здорово помогла – бегала туда-сюда, работала по дому, и вообще...
Конрад заиграл желваками и уставился в свою тарелку. Чармиэн, проведя рукой по своим коротко стриженным волосам, объявила:
– А я вообще не поддерживаю этих глупых классовых различий, и на мой взгляд, Лавли – прекрасная девушка! Почему бы Барту не жениться на ней? Барт, надеюсь, ты пригласишь меня в свой Треллик на свадьбу?