Страница 17 из 25
– Ну, лежит на кровати и переживает.
– Он переживает или нет, я не знаю, а вот ты скоро в петлю из-за него полезешь.
Данила нехотя пошел за Настей. Гарик с родителями занимали крайний номер на первом этаже. Из-за летней жары все окна были открыты. Если он дома, можно было крикнуть ему с улицы. Подойдя, они услышали, как из номера неслись громкие голоса. Настя узнала голос матери Гарика.
– Мне стыдно на улицу показываться, стыдно ребенку в глаза смотреть. Гарик уже большой. Он все понимает.
– Что ты хочэшь от меня, жэнщина?
– Я не женщина. Я жена тебе. Старый уже стал. А туда же, бес в ребро.
– Я старый?
– А что, молодой?
– Конэчно.
– Где всю неделю по ночам прохлаждаешься?
– Работаю, говорю же тэбэ.
– Знаю я твою работу. Работать днем надо. Как только эта хозяйка приехала, тебя дома днем с огнем и с собаками не сыщешь.
– Мэньше разговаривай. Дай мнэ бэлую сорочку и чистые носки.
– А носки зачем? Ты что, разуваться где будешь?
– Вай мэ, стараешься, стараешься, домой каждую копэйку нэсешь, а она будет рэвновать. Говорю тэбэ, я к ней никакого отношения нэ имею. У нас производственные дэла.
– Производственный роман, вот твои дела. Господи, зачем только я за тебя замуж выходила? Рэбенка бы постэснялся.
– Не впутывай только рэбенка в мои дела.
– Пусть знает, какой у него отец.
Послышались всхлипы.
– Дорогая, ты же знаешь, я здэсь нэ хозяин. Если нам завтра отсюда придется уезжать, то даже продать нэчего будет. Нас как собак выгонят на улицу. Поэтому приходится выполнять все прихоти и указания.
– Я тебе поверю последний раз.
– Бэлье тоже дай чистое, – последовал мужнин приказ.
– Перебьешься. Вчера только надел чистое. Уйди с моих глаз долой. Люди приезжают, отдыхают, а я только на них батрачу.
– Успокойся, дорогая, у нас доля такая. Мы бэженцы. Я ведь нэ виноват, что ты нэ родилась графиней.
– Тебе бы только графиню. И этой живондрычки с тебя хватит. Вот, пусть сын знает, какой ты есть ловелас.
– Ты что, ему сказала?
– А он, думаешь, сам не догадывается?
– Глупая жэнщина. Я когда-нибудь укорочу твой язык.
– Попробуй только. Сын подрастет, он тебя быстро на место поставит.
– О, моя нэсчастная голова, какая ты глупая жэнщина.
– Глупая, не глупая, а я ей все скажу.
– Она уже уехала.
– Ничего, приедет.
– С ума сошла, ничего нэ было, мы баланс подбивали.
– А почему тогда она как сумасшедшая выехала из шестнадцатого номера, если ничего не было?
– Давай галстук, мне на работу в казино пора.
– До утра?
– Да, до утра. Там работа такая… Гдэ Гарик бродит?
– Твоя порода. Не успела приехать первая девчонка, как под окнами уже с утра ее дожидается. Стыдно перед людьми.
– Тебе все стыдно, стыдно. Хватыт, и так мальчик все лэто работал, пусть теперь немного отдохнет.
– Ты бы ему денег дал, а то у мальчишки даже рубля нет на карманные расходы. Пошла в магазин, а он там корзинку купил и остался должен три рубля. Мальчик сидел, целый день что-то писал. Дома денег нету даже на конверты.
– Вот поэтому я двадцать четыре часа в сутки и работаю. А ты мне нехорошие слова говоришь. Дай носки.
Настя с Данилой постарались побыстрее покинуть кусты под окнами
– А я думала, у Гарика отец – хозяин отеля, а он, оказывается, здесь только директор и еще ночью в казино подрабатывает. Когда он спит? – спросила Настя.
– На ходу или стоя, как конь, – ухмыльнулся неунывающий Данила.
Насте стало жалко своего нового дружка Гарика. А как он старался перед нею показать, что для него деньги ничто, что их у него много. А сам сегодня не имел даже трех рублей, чтобы заплатить за туесок. А они с Максом и Данилой так зло его высмеяли. А где он, интересно, взял виноград? Надо будет у него спросить. И последнее. В разговоре упоминалось, что он сегодня искал конверт. Значит, это его письмо и надо ждать следующего. Если первое было ею найдено рано утром, то второе он писал уже днем. Где же оно?
– Ты письма не видел? – спросила она Данилу.
– Какого? – у ее товарища вдруг стали хитрые, прехитрые глаза. – Ждешь от кого? Что за конверт ты порвала на танцплощадке?
– Не твое дело.
– Ну, как знаешь.
– Пойдем поищем ребят, – предложила она Даниле.
– А заодно отметимся перед Анной Николаевной.
– Может, на танцплощадку?
– Хватит, наплясались.
Глава XIV. Официальное предложение
Если до этого Настя в одиночку бегала по аллеям, то теперь вдвоем они ходили по едва заметным тропинкам, проложенным в парке без всякого плана и вообще как бог на душу положит. Они издалека всматривались в одиночек и в гуляющие пары. Анны Николаевны нигде не было видно. Настя и Данила установили друг с другом временное перемирие. Ругань прекратилась, но не было слышно и разговоров. Когда ребята уже решили вернуться назад, за кипарисом почти перед самой танцплощадкой они чуть не наскочили на Анну Николаевну и Кудеяра Ивана Ивановича. Настя вовремя схватила Данилу за руку. Спросил бы ее кто-нибудь – зачем? Выходило, чтобы подслушать чужую беседу.
– Не знаю, право, как подступиться к скользкой теме. Но, Анна Николаевна, я перед вами преклоняюсь, я вас боготворю.
– Вы повторяетесь.
– Я знаю. В наше время встретить женщину, способную взвалить на себя такое бремя, такой неимоверный груз, как непоседы мальчишки…
Анна Николаевна рассмеялась. У нее всегда было хорошее настроение.
– Вы вот о чем. Мне не в тягость, пусть купаются.
– Я не только об этом. Я подхожу к вам с другой стороны, с нравственной…
В это время Данила зашептал на ухо Насте:
– Вот козел, с какой стороны заходит.
А Кудеяр Иван Иванович продолжал:
– Много случалось мне встречать более красивых, может быть, даже более умных женщин, но никогда не встречал ни в одной из них я такого соединения самого тонкого вкуса, изящества, грации с такой неподдельной веселостью, а главное, человечностью. Каждый человек способен один раз в жизни на самый высокий героизм, но не каждый выдерживает ежедневную рутинную работу. А воспитание детей – самая тяжелая работа.
С иронией и горечью Анна Николаевна сказала:
– Спасибо за комплимент. Я всю жизнь мечтала, чтобы у меня были девочка и два мальчика. И сейчас, глядя на них, я просто счастлива.
– Вот видите, как вы просто смотрите на жизнь.
– А как я должна смотреть?
– Я и говорю. Нет в вас той практичности, расчета. Жизненные удобства для вас вторичны. А первична душа. Я сам идеалист по натуре, выбирал всегда стезю потруднее.
Данила снова зашептал на ухо Насте:
– Стезю он потруднее выбирал. А сам греет брюхо на море.
Анна Николаевна его перебила, одновременно покосившись на дерево.
– А вот тут я с вами не соглашусь. Радости жизни мне совершенно не чужды. С утра я радуюсь тому, что солнце взошло, что на столе у меня замечательная книга, что ребята сыты, одеты и обуты, что ничего не натворили. А здесь, на море, так вообще душа поет и радуется. Только никак не могу мальчишек засадить за книги. Сами понимаете, от купания в море умней не станешь, нужна усидчивая работа.
– Вот я и хотел поговорить с вами о Даниле, – раздался голос Кудеяра.
– Что-нибудь натворил? – спросила Анна Николаевна. – Не обращайте внимания, мальчишки – они и есть мальчишки. Ни минуты не могут посидеть спокойно. Одни приключения у них, вырвались на свободу. Вы о Даниле мне что-то хотели сказать?
Кудеяр замялся и продолжил:
– Данила – парнишка способный, схватывает все на лету. Но методика, по которой он язык изучает, совершенно неправильна.
– Да, с языком у него проблема, мы, кажется, с вами уже говорили об этом.
– Вы знаете, как ему его товарищ преподает английский язык?
– Как?
– Они с ним изучают его по вывескам. Данила думает, если прочитает «Гранд шоп», будет владеть английским.