Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4



– Можно, – разрешил Афанасий.

Ростик аккуратно пристроил томатный сок на столике и, шаркая, прошел по ковру к шкафу.

На ощупь молотки были самыми обыкновенными. Ну, выглядели антикварно. В руку ложились удобно.

– Ми-игель! – протянул за спиной Ростика коллекционер. Послышался звук: дно кружки опустилось на столешницу из стекла.

Ростик повернулся.

– Мигель! – крикнул Афанасий, резво подпрыгивая и скатываясь за спинку дивана.

Молоток врезался в его кружку, уже пустую. Осколки бомбардировали ковер.

Ростик размахнулся и запустил второй. Молоток отлетел от диванной спинки и упал где-то в стороне. Там тоже зазвенело, хрустнуло и посыпалось.

Краем глаза Ростик успел заметить, как к нему летел Савоськин. Именно летел, широко раскинув руки. Все замедлилось, и в этой неповоротливой вселенной Ростик вытащил из шкафа еще один молоток, неспешно отвел назад и метнул его в голову Афанасия, возникшую из-за дивана.

– Черт… – Коллекционер снова нырнул. И все вернулось в режим реального времени.

Третий молоток просвистел над диванной спинкой, где-то далеко, в физкультурной зоне, стукнулся о стальную трубу тренажера и успокоился на полу.

Савоськин сгреб в охапку безоружного Ростика, инерция падения бросила обоих на ковер, как борцов дзюдо очень разных весовых категорий.

– Держи его! Крепче! – послышалось из-за дивана.

Михаил Юрьевич вцепился в Ростика. Хватка у него была мощная.

Над диваном поднялась, точно перископ, одинокая рука коллекционера с пультом дистанционного управления. Пульт навелся на шкаф с молотками. Дверцы захлопнулись, панели сошлись.

– Не ушибся? – спросил Михаил Юрьевич, поднимаясь.

– Я… не хотел, – взъерошенный Ростик смотрел шальными глазами то на педагога, то на молоток среди осколков. Молоток нагло блестел: мол, ничего не знаю, это он, хулиган такой, выдумал мною бросаться.

– Как же, как же! – Откуда-то с неожиданной стороны выполз и встал на ноги Афанасий. – Не хотел он!..

– Оно само, – пролепетал Ростик.

– Само, – коллекционер поднял с пола молоток. Повертел, взглянул на Ростика.

Тому почудилось, что сейчас начнется страшная месть.

Афанасий сунул молоток рукояткой в задний карман джинсов. Сказал Михаилу Юрьевичу:

– А я предупреждал, что добром не кончится!

– Честно, не знаю, как оно получилось, – оправдывался Ростик.

– Если в начале пьесы на сцене висит молоток, – заметил Савоськин, – то в конце он должен выстрелить.

– Филолог… – отозвался Афанасий. – Забирай отсюда своего молотобойца и проваливай.

Ростик замер.

– Чего рот разинул? – Коллекционер нервно усмехнулся. – Их только молотобоец и может трогать. Или охотник.

Ростику показалось, молоток все же прошелся по его голове.

От дома коллекционера они свернули в незнакомые Ростику переулки. Обшарпанные двухэтажные дома тонули в высоких кустарниках. Было мрачновато и тихо. Уже темнело, хотя они пробыли у Афанасия от силы час.

Савоськин опять воткнул наушник.

– Какая группа? – вяло спросил Ростик.

– Не группа. Испанский язык.

«Так вот откуда «Дон Мигель», – пришла догадка. Они еще свернули, забираясь куда-то совсем уже в дебри. Над головой стаями кружили вороны.

– Я не знаю, что на меня нашло, – сказал Ростик.

– Что-то вроде инстинкта. Но Афанасий предвидел, потому и спрятался.

– Зачем мы вообще туда пошли?

– Если бы ты не взял в руки один из молотков, то до сих пор думал бы, что за тобой ходит молотобоец.

– Откуда у меня молотобоец, если я сам?..

– Прах к праху, тень к тени… До инициации так всегда бывает.

– Я же человек, – выговорил Ростик то, что уже давно просилось наружу. – Я знаю, где живу. У меня есть родители. Друг есть, Вит Колосов.

– Извини, но Вит Колосов – мой друг. Мы не виделись лет пятнадцать. Сейчас он живет в Мурманске. Мы с ним книгами менялись.

Ростик даже остановился.



– Не веришь? – Савоськин повернулся к нему. – С кем из класса ты дружишь?

– Ну… – Вопрос неожиданно поставил в тупик. – Ни с кем.

– А почему?

– Не знаю, – честно ответил Ростик.

– Потому что ни с кем не разговариваешь. А сидишь где?

– На задней парте, – Ростик уже понимал.

– У окна, да? Там никто больше не сидит. В классе двадцать три человека. Последние места всегда пустуют. Ладно. Что вы проходите по алгебре?

Ростик снова признал, что не помнит. Савоськин безжалостно продолжал:

– А по истории? По географии? Ты правда учишься у меня в классе. Только у меня.

– Почему все – не мое? – Ростик почувствовал, что хочет зареветь.

– Субличность включает части базовой личности, которые обрели новое системообразующее свойство, – заумно выразился Михаил Юрьевич. – А если по-простому: твой опыт – это мой опыт в твоем возрасте.

Улица неожиданно превратилась в аллею. Ростик с Михаилом Юрьевичем вышли в Упокойный сад. Так это место прозвали, потому что раньше тут располагалось одно из городских кладбищ, даже сохранились развалины часовни. Но здесь вовсе не было страшно, далее теперь, в поздний и пустынный час. На дальней аллее одинокий собачник играл со своей псиной.

– Получается, я нереальный, – сказал Ростик. – Как в том фильме… «Шестое чувство».

– А ты вон у нее спроси, – Михаил Юрьевич махнул рукой туда, где раздавалось тявканье.

Ростик вопросительно посмотрел на учителя.

– Сходи-сходи, – велел педагог. – Пообщайся пару минут с живой природой.

А сам уселся на скамью с литой спинкой. Ростик вернулся удивленный и разочарованный.

– Рычит, – сообщил он. – Пятится и рычит. А хозяин в упор меня не видит. Животные тоже… чуют?

– Они и сами в некотором роде молотобойцы.

– Можно, я сяду?

– Садись, чего спрашиваешь…

– Ну, я же… как бы ваша тень. В некотором роде, – Ростик старался подражать интонации Савоськина.

Он уже начинал видеть положительные стороны в своем новом бытии. Например, уроки учить не надо. И рано приходить домой тоже. А можно вообще не приходить.

У него и дома-то, если подумать, теперь нет.

Михаил Юрьевич сунул руку в карман плаща и вытащил предмет. Ростик даже отодвинулся.

На ладони Савоськина лежал аккуратный лакированный молоток.

– Вы у Афанасия взяли?

– Нет. Он мой.

Ростик еще больше отодвинулся.

– Я был, – коротко уточнил Савоськин.

Все опять переворачивалось с ног на голову. Михаил Юрьевич молчал. Видимо, ожидал еще вопросов.

– Почему вы дружите с Афанасием?

К ногам Ростика опустился, наверное, первый опавший лист этой осени. На границе сада зажглись фонари. Сюда их свет почти не проникал, словно боялся лезть в глубину бывшего кладбища.

– А почему бы мне с ним не дружить? – переспросил Михаил Юрьевич, или кем он там был на самом деле.

– Он же охотится на вас. То есть на нас!

– Мы коллеги, – ответил Савоськин. Оценил выражение лица Ростика: может, в сумерках он видел лучше, чем обыкновенные люди. – Были партнерами по бизнесу. Афанасий и мой… человек. Он не верил, что я есть. Ни во что не верил за пределами своего понимания. Они с Афанасием однажды, так сказать, разошлись во мнениях. Тогда он Афанасия просто заказал. В смысле, киллеру. Я старался. Я стал очень сильным. Но он тоже был сильным. А мы, увы, ничего не можем, кроме как стучаться в дверь сознания. Тогда я ударил… сильно. Вроде как пробил эту дверь. Афанасий тебе говорил, люди могут от такого умереть. Но мой не умер. То есть личность исчезла, а человек жив. И что мне было делать? Я решил его заместить.

Михаил Юрьевич замолчал. Собачник вдалеке крикнул: «Рядом!»

– А дальше что?

– Я отменил заказ. Ближе познакомился с Афанасием, узнал про его хобби. Сложил всю информацию, какую смог найти в голове. В общем, пошел преподавать. У моего было образование.

– А зачем вам?

– Человека молотком не воспитаешь, – ответил Савоськин. – Но раз я теперь тоже вроде как человек, то и мне полагается свой молотобоец. Только у нормальных людей их возраст равен биологическому, а у меня вот…