Страница 81 из 91
— И что теперь? Убьешь?…
Звук пощечины всплеском разносится по коридору. И еще. И еще… Рука устает, неуместными слезами набухают веки.
— Ты задолжал мне. Ответы.
Молча склоняет голову. Когда мы успели поменяться ролями?…
— Ты просил решить. Я решила.
— Ты хочешь знать, почему я жив?
— Я хочу знать, почему ты ждал столько лет.
Опущенные глаза, едва заметно показное удивление. Не надо юлить, ты понял мой вопрос.
— А ты?…
— Я ничего сделать не могла!
— Ты все могла. Только не хотела по-настоящему. Кому знать, как не мне?…
— Тогда ты бы гнил на дне Бездны! Это единственное, чего я хотела по-настоящему! — тишина взрывается криком. — Только теперь я уже не могу ничего!
— Значит, не хотела, — его голос тих. Почти незаметен.
Пустота сознания сочится глухим рыком, жидким огнем вспыхивает в глазах.
Тонкий стержень ключа находит свое место. Тяжелые резные браслеты соскальзывают с кистей и медленно, будто делая одолжение, падают на пол, рождая глухое эхо. Руки, свободные, как крылья…
Я не делаю ничего. Просто иду вперед. И он отступает. Всего несколько шагов — но это моя победа. Острый коготок, укутанный потоками чистой энергии, упирается в грудь почему-то остановившегося мужчины. Упирается — и толкает. Несильно, только чтобы заставить сделать еще один шаг. И еще. И еще…
— Ты же у нас такой всесильный. Такой дьявольски умный сукин сын. Так скажи же мне, Филин, почему ты решил посчитаться за свое «убийство» только сейчас? Правда, обидно, когда предают?… — по моим губам скользила улыбка. От этой улыбки застывал колкими льдинками воздух, разбивались мелкими струйками потоки, вихрящиеся у пальцев, и становились непроницаемыми его глаза. — Как же так вышло, что месть запоздала на пятьсот лет? Когда и виновники-то давно лежат в могилах, пусть и от старости. Кому и за что вы собирались мстить, Командор? За свое поруганное самолюбие?
— Я играл по общим правилам. И проиграл только по своей вине. За это не мстят, — качает головой. Не отступает, потому что некуда отступать, и спину уже холодит металл стенной обшивки. — Я выпустил Корпус в жизнь, и мне оставалось лишь наблюдать за ним.
— Так что же вдруг произошло? — саркастический тон, злая насмешка, видимое злорадство. Декоративные ширмы, закрывающие звенящую пустоту и легкость безразличия. Перед противником сохраняй лицо, держи улыбку небрежности на губах и презрение во взгляде. Во что бы то ни стало. Ты лучше всех. Ты знала все. Ты победишь…ты победила.
— Он перестал быть тем, что я создавал.
Молчание.
— Ты понимаешь?
Молчание.
— Он убивает.
Молчание…
— Нет. Не понимаю, — натужная улыбка кривит губы. — Он убивал всегда.
— Пятьсот лет назад он остановил Распад и собрал Союз по кускам. Сейчас он распадается сам и в любой момент может дать начало новому Распаду.
— Тебе-то что до него… — небрежная, усталая фраза сорвалась с языка. И вдруг…
Взгляд, обжигающий, по-звериному яростный, полоснул по лицу. Чужая рука змеей метнулась вперед, до хруста в костях вцепилась в запястье.
— Никогда так не говори!!!
Взгляд на взгляд. Пустота пожирает эмоции. Эмоции заполняют пустоту. Кажется, через минуту он понимает, что продолжает сжимать мою руку и почти испуганно разжимает пальцы. Онемевшая кисть беспомощно падает вниз. Почти падает, вздохом позднее взлетев в ответном жесте — и наотмашь бьет его по лицу. И снова от пощечины покалывает пальцы, и не понять, кому больнее.
Если бы не пустота, пожирающая все, я бы боялась. Наверное. Он мог ответить. Он мог убить меня даже сейчас, когда силы сравнялись. Ведь пределов его силы я не узнаю никогда. Но…
Я не знаю, кто смотрит моими глазами. Наверное, сама великая Бездна, породившая Хаос. Пустота без конца и края, великое Ничто. И я радовалась этому. Должна радоваться.
— Тогда говори ты! — смотрящая моими глазами обрела голос. И отдала приказ. Приказ, от которого начинали истекать слезами каменные корабли, корежился грубый, мертво-неподатливый металл. А с живая клетка всегда была низшей ступенью. Но…
— Это не касается никого.
— Ты должен мне.
— Не только. И другой долг больше.
— Тогда… — слабая улыбка довольства скользнула по губам. — Закончим пустой разговор. Действия иногда полезней.
Слушаю молчание. Одно его мгновение.
— Я не принимаю твой вызов.
— Почему? Я настолько ценна? — язвительный смешок расцветает на границе безразличия.
— Силы неравны. Тем более, сейчас, — он поднимает глаза, кристально-ясные глаза цвета льда, и я понимаю, что из них тоже смотрит Бездна. И ее бесконечная пустота… — Я никогда не лгал тебе. Эмпатия — все, чем я владею.
— Ты не смог бы стать Командором, будь это так.
Качает головой.
— Я сам создавал эти стандарты. И только потому, что на себе почувствовал эту необходимость.
— А легенды о великом могуществе первого Командора… Их тоже создавал ты?
— Если из слабого таланта выжать максимум, он сойдет за видимость сильного. И… ты же поверила, что я владею телепортацией?
Тогда как он всего лишь знал планировку станции. Которую сам же и проектировал. Но проектировал он ведь не только это…
— На что ты надеялся? — недоуменный взгляд. Значит, только для меня это очевидно… — На что ты надеялся, когда пытался перетащить меня на свою сторону? Я ведь узнала бы. Рано или поздно.
Он меняется в лице, и я, кажется, впервые вижу на нем растерянность. Вот мы наконец и добрались до главного, счистив нужную лишь для отвода глаз шелуху. Что за дело мне до Корпуса, что за дело до Корпуса ему… Сейчас. Но у игры есть правила, им стоит следовать, если только не хочешь потерять себя. А это хуже проигрыша. Это значит, что ты и не играл.
А мы — играли. Много лет…
Так давно, что правила вошли в нашу кровь, и даже наши желания уже ничего не значат. Сыграем? В последний, самый последний раз…
Молчание. Вязкое и очень знающее.
Я удивлена? Нет. На чем еще может играть эмпат, как не на эмоциях?…
— Нет. Нет. Нет… — твердит он как заведенный, непонятно зачем. — Ты не понимаешь…
— Да. Не понимаю. Тогда объясни, пока у меня еще есть терпение слушать, — скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь, чтобы не видеть стремительно бледнеющего лица. Змеи лжи все еще продолжают свой танец на амулетах, оплетающих мою шею. Зачем?… Завожу руку назад и одним движением срываю переплетение тонких цепочек и ремешков. Алая капля из Сердца Рух протестующее вспыхивает, но… Я уже швырнула всю горсть ему под ноги, уравнивая счет. И ненужные колебания, отмеченные задним числом, лишь портят рисунок игры, исчеркивая математически выверенное совершенство узора неряшливыми кривыми штрихами.
— Я надеялся… — его взгляд, странный, остановившийся, устремлен под ноги, на потерянную россыпь кругляшей, очередной ход, отправившийся в отбой.
— Надеялся… Что если бы довез меня до лабораторий, смог бы убедить? — незавершенный вопрос повисает в воздухе, не нуждаясь в ответе. Я проговариваю вслух посылы к игре, опасаясь упустить за многочисленными зеркалами то, что они скрывают. Каждый шаг в сторону отодвигает игру назад. — Это была твоя территория. И все, что ты делал, прошло бы в стократ легче и быстрее.
— А того, что, что происходит сейчас, не было бы вовсе, — он закрывает глаза, опускает голову. — Ничего бы не было. Ничего, в чем я виноват перед тобой. Нелепая случайность…
Нет, не стоит перекладывать ответственность на дефект узора. Случайность — лишь элемент игры, элемент, заложенный в правилах. Что за радость играть на вечно неизменном Полотне? Это обесценивает победу так же, как и участие.
— Что, тяжело пришлось? Соперник мешал? — злые слова едва слышным эхом разносятся по коридору, легко занимая свое место в узоре. — Пасквили на него подсовывал… А сам… Какая замечательная вещь — свобода выбора. И как замечательно действует обычная демонстрация реальных действий. Особенно если силы неравны.