Страница 4 из 72
Дилетантские запросы
А кто такой, собственно, этот Бони?
«Бони» — это кличка, не сходившая со страниц тогдашних британских газет. Уменьшительно-презрительное от «Бонапарт».
А тот, кто требовал к себе обращения только «Наполеон» — он ведь и простое, неискаженное «Бонапарт» считал за величайшее оскорбление себя и Франции. Так что «Бони» в британских (и только в британских) газетах — была не просто шутка: это был Залог непримиримой вражды, Залог войны на уничтожение. Подобно тому, как 500 лет до того резали невинных и никому не нужных в общем-то монгольских послов, зная, что после этого с монголами мира не может быть никогда.
И советские газеты тех годов с карикатурами на Гитлера — это такой же Залог. И взаимная моральная «натравленность» фашистов и коммунистов — это вполне серьезный, «материальный» аргумент.
А то, что нам ставят в вину «тот самый Пакт» и изменившийся тон советских газет 1940 года… это как если бы уцелевшие обитатели Освенцима начали бы пенять открывающим ворота русским солдатам: «Вы-то и под Вязьмой облажались, и под Харьковым — дважды. И в Сталинграде долго тянули, и под Курском. А уж под Ленинградом-то… И пришли-то нас освобождать в результате — гораздо позже, чем должны были… по нашим расчетам… И уж конечно, нельзя было входить в три прибалтийских республики».
Но «совпаденьям» несть числа — именно на Балтике Великобритания вписала наиболее яркую страницу в кодекс этого права. «Большая война» велась ею в XVIII–XIX веках с Наполеоном. Флот оного, как известно, был разбит при Трафальгаре, и вторжение Британии вроде бы не грозило. Но Наполеон, чисто теоретически, мог создать себе новый флот? Мог. А пожелав воссоздать флот, Наполеон, используя свое континентальное могущество, наверное, мог бы захватить какую-нибудь страну, имеющую значительный флот и «приобщить его к делу»? Вполне. А у кого еще в Европе остается «значительный флот»? А вот — Датское королевство. Но оно пока ведет линию безупречного нейтралитета. А вдруг что изменится? Тем более, по исследованиям одного нашего (британского) писателя:
«Какая-то в державе датской гниль!»
Надо подстраховаться.
26 июля 1807 года из Ярмута вышла британская эскадра в составе 25 кораблей, 40 фрегатов и малых судов. За ней несколькими отрядами шла армада из 380 транспортных судов с 20-тысячным десантом. 1 августа британская эскадра появилась в проливе Большой Бельт. 8 августа к наследному принцу-регенту Фредерику явился британский посол Джексон и заявил, что Англии достоверно известно намерение Наполеона принудить Данию к союзу с Францией. Англия этого допустить не может и в обеспечение того, что это не случится, она требует, чтобы Дания передала ей весь свой флот и чтобы английским войскам было разрешено оккупировать Зеландию, остров, на котором расположена столица Дании. Принц отказался. Тогда британский флот в течение шести дней бомбардировал Копенгаген, а затем высадил десант. Половина города сгорела, в огне погибли свыше двух тысяч его жителей. Командовавший датскими войсками престарелый (72-летний) генерал Пейман капитулировал. Англичане увели весь датский флот, верфи и морской арсенал сожгли. Принц Фредерик не утвердил капитуляцию и велел предать Пеймана военно-полевому суду…
Но, может, пример 1807 года— слишком устаревший? Ведь с тех пор столько гуманистов и правозащитников «в земле Европейской просияли». Тогда вот пример как раз — из того, самого актуального, 1940 года. Исландия в то время была частью Дании (не будем вдаваться сейчас в тонкости их унии). И когда Гитлер в апреле 1940 года захватил Данию, Великобритания, без объявления войны, без объявления вообще чего-либо захватила Исландию. Основание самое элементарное: Дания так и так попадает под Гитлера, но нельзя, чтобы вся, целиком. Остров Исландия для войны пригодится.
И еще как пригодился! Только представьте, что и Исландия стала германской — тогда неизбежно: ни один англо-американский конвой со стратегическими грузами не дошел бы до Мурманска. Более того, ни один конвой в Россию и не вышел бы из американских портов по причине абсолютной невозможности миновать Исландию с германскими базами…
Британское право, как известно, основано «на прецедентах». СССР тоже вел «Большую Войну» с фашизмом. Уже имели место прямые сражения с немцами и итальянцами в Испании, с Японией на Хасане и Халхин-Голе. Перемирия, пакты с главным противником, конечно, заключались (как и у англичан с Наполеоном), но это никак не отменяло главного факта: последней инстанцией разрешения «Большого исторического конфликта» будет схватка СССР — Германия. И присоединение нами в 1940-м году важнейшего стратегического плацдарма, трех республик, недотягивает до Британско-Датского прецедента по всем параметрам. Их правительства не открывали военных действий — раз; отсутствие большой крови и разрушений (как следствие первого) — два.
Нынешние политкорректные историки щелкают на счетах: «Так, 1940-й год— СССР подмял три демократических государства, — три костяшки налево, минус».
Можно согласиться… Хотя и с некоторыми поправками. Латвия на тот момент «демократической республикой» быть перестала — диктатура Ульманиса. Литва за год до этого объявила, что ни за себя, ни за свою территориальную целостность, ни за свой нейтралитет ручаться не может.
История тут была такая. По Версальскому миру, бывший немецкий город Мемель (с округой) назывался Клайпедой и передавался Литве.
Мемель, кстати, в некий исторический период был столицей и последним плацдармом Пруссии, добиваемой Наполеоном. Неизвестно, об этом ли вспомнили державы-победительницы, забирая у Германии сей важнейший порт, главное другое: они гарантировали Литве защиту — ее и ее благоприобретений. Гарантии эти были абсолютно аналогичны гарантиям, данным Польше, во исполнение которых, собственно, и была объявлена (через 5 месяцев после Клайпеды) война Германии.
20 марта 1939 года министр иностранных дел Германии фон Риббентроп объявил литовскому коллеге И. Урбшису:
«… если литовское правительство склонно вернуть Клайпедский край путем соглашения, то правительство Германии готово пойти навстречу и удовлетворить интересы Литвы в Клайпедском порту. Если литовское правительство не пойдет этим разумным путем, то Клайпедский край будет возвращен Германии по-другому. Если бы там произошли столкновения и хоть один немец погиб, тогда уже не мы, политики, занимались бы этим делом, а войска, начав поход, неизвестно где остановились бы. После начала военных действий германское правительство больше ни на какие переговоры не пошло бы».
Не дожидаясь официального ответа Литвы, Адольф Гитлер отправился в Мемель на флагмане германских ВМС линкоре «Дойчланд». Литовцам дали официальный и унизительный совет: «Во избежании пустой траты времени, отправить специальным самолетом в Берлин полномочных представителей для подписания документа о передаче района Мемеля Германии».
Вооруженные силы Литвы составляли: кавалерийская бригада и три пехотных дивизии общей численностью в 24 тысячи человек, при 44 легких танках и 110 самолетах. И всего один военно-учебный корабль с шестью пулеметами и двумя пушками «Эрликон» двадцатимиллиметрового калибра. В военном отношении положение Литвы было безнадежно.
Но, чтобы получить помощь Британии и Франции, Литва должна была отвергнуть требования Гитлера, обратиться к странам-гарантам, подвергнуться нападению. И тогда Вторая мировая война началась бы в апреле, а не в мае 1939-го.
Как констатируют литовские историки:
«… можно было бы кровью тысяч солдат вписать героическую страницу в историю. Но в территориальном отношении Литва в конечном счете только проиграла бы. Ведь министр иностранных дел Германии фон Риббентроп дал ясно понять, что, затеяв сражение, литовцы потеряют всю страну. Конечно, очень больно, когда рубят руку, но глупо подставлять еще и голову…»