Свобода и евреи

Нарисовать полную картину банкирских махинаций Израиля мог бы только энциклопедический ум. Как Афины и Рим, так и Иерусалим — город единственный во вселенной; и подобно тому как римские армии развернули все доблести и осуществили все чудеса войны, так и завоеватель-Иерусалим воздвиг искусство обогащения на беспримерную высоту. У него также есть свои гениальные люди и смиренные рядовые, свои неудержимые храбрецы и терпеливые кунктаторы; он, в свою очередь, умеет вести свою линию медленно на пути веков и в немного лет совершит дело целого столетия. Как и Рим, он владеет собственными правилами стратегии и руководящими началами, особой дисциплиной и специальным героизмом. В нём даже больше гордыни, чем в Риме, так что он не прочь и сам кинуть вызов. И только в тот день, когда оскорбленный Рим наносит ему coup de grace и повергает ниц, Иерусалим познаёт, наконец, кто владыка мира.

На пути эволюции и завоеваний Израиля его банкиры играют роль главнокомандующих армиями. Деятельность их мозга, знание территорий, талант маневрирования, чутьё великих случайностей, смелость решений, забота о мельчайших деталях, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, — всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование.

И пусть это поймут хорошенько! Всякая борьба против еврейства, которая в свою первооснову не положит глубокого изучения его свойств, сил, специальных познаний и сноровки, будет на первых же своих шагах осуждена на бессилие и послужит разве к тому, чтобы дать ему вид ещё большей непобедимости.

Иудейский банкир — прежде всего испытанный чародей. Идёт ли вопрос о том, чтобы двинуть правительство на заключение нового займа — красноречиво и убедительно, с поражающей ясностью раскроет он правительственные затруднения и ту лёгкость, с которой путём «необходимой» меры следует придти на помощь и упростить всё.

Как тонко умеет он улыбнуться в ответ на колебание министра финансов и с импонирующей иронией устранить его возражения?! Как особенно хитро вносит он в переговоры биржевое величие, как умеет кстати показать свою мощь, свои всемирные связи, синдикаты, уже готовые образоваться под его управлением, такой финансовый рынок, все нити которого находятся в его распоряжении! На этой откровенной выставке его власти царствуют, однако, условная и таинственная безопасность и лишь его неограниченный авторитет.

Ничего нельзя сделать помимо него, и самый кредит государства в его руках. По своему произволу, роняет он и поднимает ренту. Всякая же попытка выпустить заём без его участия или посредничества и не на предложенных им условиях — сущая химера. «Толстые карманы», как и «шерстяные чулки», давно разучились двигаться без его указки. А если они и явятся в государственное казначейство, то не иначе, как под его указкой!..

Как всякий порок, так и ненужный заём имеет свои соблазны и мимолётные чары, свои софизмы и теории. Да и еврейский банкир видит ясно, что через немного времени после такого займа к нему вновь постучатся в дверь. Превращаясь в хроническую болезнь, бесшабашность этого рода влечёт за собой нищету и позор. Грабительство и рабство следуют за ним неотступно, а цепи, наложенные банкиром, становятся всё более тяжкими, пока не настанет день, когда уже целый народ воскликнет: «Вот наш владыка!» К этому именно результату и стремится всемирный кагал.

Могущество Израиля, равно как и сама еврейская нация, представителями которых являются банкиры, желает покорять и господствовать только на правах признанных повелителей…

«Des souflets aux souflets, et les voila ail trone du monde!..»[17]

Блестящей, в свою очередь, иллюстрацией сказанного и точной картиной действительности является характеристика, данная Францем Листом:

«Еврей идёт всё вперёд по пути к монополизации денег. Он уже достиг такого положения, что в минуту опасности может сжать или освободить горло целой страны, — по мере того, как будет стягивать или распускать свой кошелёк, ставший в его руках ящиком Пандоры. Мелкие ремёсла и грошовое барышничество, которым он довольствовался поныне, уже никуда, по его мнению, не годится теперь, когда он заменил их безграничными операциями банков и огромными гешефтами биржевой игры, т. е. такими сферами, где с головокружительной быстротой он стал неограниченным владыкой и повелителем.

Еврей до отвалу насосался всеми видами современных вольностей с той целью, чтобы уже без всякого стеснения вести атаку против любой христианской правды. Он захватил весь объём деятельности прессы, дабы с большим успехом потрясать самые устои нашего гражданского быта.

Подобно тому, как он ненавидит Бога на Голгофе, точно также он пылает злобой ко всему, что представляет силу, благородство величие тех религиозных общин, которые исповедуют Распятого Господа. Он естественный, прирождённый враг всего, на чём покоится их незыблемость, благоденствие, процветание и слава.

Вероломно стремясь к тому, чтобы через смешение с христианами в тайных сообществах обращать их деятельность на пользу Израиля, еврей с давних времён всегда и прежде всего норовит примыкать к таким шайкам, которые поставили себе задачей ниспровержение существующего порядка. При этом для еврея безразлично, каков именно данный режим, равно как и то, ради чего собственно другие стараются поколебать его.

Еврею всё годится, раз оно имеет целью ниспровергнуть, во-первых, трон, а во-вторых, алтарь, или — что для него ещё лучше, — сначала религиозные, а затем и государственные установления. Ему доставляет истинное наслаждение, когда в смутах революции гибнет и вихрем бешенных перемен рассеивается всё, что в христианской цивилизации есть высокого, чистого и прекрасного.

Ведь сыны Израиля не потеряют ничего, даже если у них ограбят несколько миллионов или сожгут некоторые из дворцов. С адской радостью позабавились бы они над языками пламени, которое, разрушая «улицу Лафита», пожрало бы и весь Париж. Керосин был бы для их обонятельных нервов благоухающих нардом (библ. термин), а динамит убаюкивал бы их слух, как «небесная музыка».

Да и в самом деле, кто мог бы отнять у них их Тору или хотя бы их Талмуд?!.. Разве им привыкать к тому, чтобы, лишившись всего, снова отнимать у других и богатство и власть?!..

Равным образом, не сыны ли Иуды всегда стоят за кулисами любого социального переворота, и не они ли фигурируют как потаённая первооснова всякой антиморальной эпидемии?

Организуя заговоры против сильных мира сего втайне, евреи наяву раболепствуют пред их жаждой наслаждений, укрывают их пороки и тем вернее влекут их на погибель.

Отсюда несомненно, что придёт, наконец, такой момент, когда все христианские народы уразумеют, что оставление или изгнание еврейства, прокравшегося в их среду, — вопрос жизни и смерти для них».

Все революции мира были выгодны для евреев, ибо «по своей практичности» этот народ неизменно переходил на сторону победителя. Даже в 1812 году, являясь поставщиками и шпионами Наполеона, с другой же стороны, будучи главными его агентами по сбыту фальшивых ассигнаций для подрыва кредита России, евреи, как только счастье покинуло великого императора, не замедлили изменить ему, и, например в Вильне, раненых и умирающих французов повыбрасывали прямо на мороз…

«Des crimes si horribles doivent etre denor ces aux siecles presants et a venir!» — справедливо писал граф Сегюр.

Соблазнившись же успехами своими в дни первой французской революции, евреи уже стали устраивать бунты вплоть до восстания «сознательного» пролетариата в Москве по мере надобности.

«Nous n’avons que change des juifs!» — с отвращением воскликнул ещё в 1848 г. Прудон.

Давно замечено, что иезуитские мероприятия еврейства представляются наиболее опасными для всех прочих народов в годины тяжких испытаний судьбы, в роковые минуты их истории. Тогда именно с ужасающей полнотой обнаруживается тот факт, что евреи отнюдь не считают их за людей, а рассматривают лишь как орудие своих целей. Справедливо заметил Моммсен, что «как сегодня, так и в древнем мире евреи неизменно являлись действующим ферментом разложения других национальностей». «Евреи наше счастье!» — невольно воскликнул и второй современный историк Германии, Трейчке.

17

Историк Мишдэ о евреях.