Вдова живого мужа

В плену Аполлон ни с кем из товарищей по несчастью не дружил. Более того, в глубине души он презирал их, смирившихся со своей жалкой участью. Их давно потухшие глаза наводили на мысль об оживших мертвецах, двигавшихся лишь по чьей-то злой воле, без собственных желаний и надежд.

Эти люди часто рассказывали друг другу истории о беглецах, из которых никто не доходил до места, потому что, мол, от слуг Арала уйти невозможно.

"А я уйду!" — упрямо думал он, продолжая все запоминать и примечать. Сейчас ему оставалось узнать последнее: в какие дни и часы на границах Аралхамада пропадает защитный барьер? То, что это происходит, он знал наверняка: слуги Арала и не скрывали, что защиту много лет назад поставил ныне умерший очень могущественный маг. Несколько раз в месяц в течение часа в сплошном барьере как бы открывались ворота, и слуги Арала могли уходить и возвращаться домой по мере необходимости.

Правда, в такие моменты охрана Аралхамада существенно увеличивалась, но солнцепоклонники ждали в основном, не заявится ли кто-нибудь извне? О побеге рабов никто не задумывался, потому что они о воротах знать не могли: это было большой тайной, доверенной лишь посвященным высших ступеней.

Аполлон решил обратиться с просьбой к Альке; прежде он сам решительно пресекал все попытки мальчишки к нему приблизиться, теперь придется отрабатывать задний ход. Конечно, и он, и Батя оказались предателями, продавшимися врагам за миску чечевичной похлебки. Мальчишку ещё можно было понять — золотая дребедень стукнула ему в голову. Но старик-то! На что купился? Подняли его, видите ли, из штольни наверх, занимается легкой работой: то силки для охотников мастерит, то дичь, что они приносят, разделывает, то деревянные ложки-поварешки вырезает. О сокровищах, небось, и думать забыл! У него теперь одно на уме: как бы подольше пожить да на жертвенный алтарь не загреметь!

Но Аполлон ошибался. Привыкший жить и действовать в одиночку, он плохо знал людей. Вернее, он не знал хороших людей. По законам мира, в котором он родился и вырос, можно было почитать все человечество стаей диких зверей, готовых разорвать друг друга ради лучшего куска для себя…

Рабы нижних этажей могли обратиться к посвященным лишь в одном случае: если они желали приобщиться к святыням Арала. Улучив момент, когда Алимгафар проходил мимо отводимых на ночлег алмазодобытчиков, Аполлон при всех попросил его о встрече. Юноша обязан был поставить в известность верховного мага, что он и сделал. Маг разрешил встречу в небольшой келье, которая просматривалась и прослушивалась, как и многие комнаты посвященных. Маг не гнушался народной мудрости: доверяй, но проверяй.

Бывшие соратники стояли друг перед другом. Насколько за эти годы изменился Алька, настолько остался неизменным Аполлон. Было даже странным это его постоянство во внешности: на такой работе надрывались здоровяки и помощнее. Но этот сын шлюхи и неизвестного посетителя борделя словно черпал для себя энергию из камня, который окружал со всех сторон: огонь в его глазах стал ещё более яростным. Неукротимый, несгибаемый человек! Как странно: никто в Аралхамаде не знал наверняка ни об устройствах для подслушивания, ни о замаскированных глазках, но почти каждый вел себя так, как будто они наверняка есть. Было что-то нездоровое в атмосфере этих подземелий, а потому и в отношениях жителей Аралхамада между собой. Наверное, и Аполлон о чем-то таком догадывался, потому что начал разговор так:

— Ночью мне было видение: сам Бог Арал разговаривал со мной. Мое участие в убийстве двух его слуг он пообещал простить, как нечаянное, по неразумности содеянное, если раскаяние мое чистосердечное. Я прошу передать верховному магу, что согласен на любое наказание, вплоть до того, чтобы смыть невольный грех кровью…

Он незаметно сунул в руку Альке пластинку, на которой аккуратно, печатными буквами был написан вопрос: "Когда в стене открывается проход?" Иными словами, Аполлон хотел знать, когда, и насколько открывается защитный барьер.

— Но я не знаю! — честно признался он Аполлону.

Тот, похоже, поверил и сунул в руку юноше удивительной чистоты алмаз, который он именно для такого вот дела и хранил в тайнике. Охрана изредка проводила у рабов-добытчиков обыски, но без особой тщательности: куда они с запрятанным денутся дальше этих стен? Так что время от времени захоронки глупцов отыскивались и камни отправлялись в сокровищницу.

Алимгафар попробовал вернуть Аполлону алмаз. Неужели он все, что сможет, не сделает для него бескорыстно? Но Аполлон считал, что с бескорыстием встречался в жизни лишь однажды — когда прекрасная девушка, которую он спас от насильников, подарила ему минуты блаженства и назвала самым стоящим мужчиной, какого она знала. Этим светлым мигом он жил уже много лет. А какая корысть от него этому вероотступнику? Если он не возьмет алмаз, значит, и надежды на его помощь никакой.

Поняв, что спорить с безумцем бесполезно, Алимгафар неуловимым движением спрятал алмаз в потайном кармане: уроки, которые когда-то походя давали ему некоторые фокусники, не прошли даром. От удивления у Аполлона расширились глаза: этот парень далеко пойдет, и может, зря он никогда прежде не хотел с ним разговаривать?

— Хорошо, — наклонил голову посвященный первой ступени, — я передам твою просьбу тому, кому нужно. Приготовься ждать. Возможно, пройдет не один день, но ответ ты получишь обязательно!

Аполлон порадовался: у него появилась надежда. Внешне же ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице; он склонился перед юношей в низком поклоне.

Он всегда был человеком прямолинейным, в хитростях неизощренным, оттого так трудно и пришлось ему в Аралхамаде. Бывших товарищей Аполлон сразу "раскусил": предатели, слабые духом людишки, христопродавцы! О том, что они могут притворяться для той же цели, он не думал, ибо сам этого не умел. А уж о том, что выйти на свободу можно, ещё и попытавшись с собою что-нибудь прихватить, он даже не помышлял. Потому и не шел ни с кем на компромиссы. Они говорят: человек человеку — волк? Что ж, Аполлон и будет волком, для того чтобы выйти отсюда, он станет рвать их клыками, резать как ягнят — пусть не становятся у него на пути!

Он не догадывался, что и Батя все эти пять лет не стоял на месте, но, в отличие от непримиримого Аполлона, главным орудием в столь сложном деле почитал хитрость, изворотливость, притворство. А думать о сокровищах, находящихся так близко от него, не переставал ни на один день. Более того, старый разбойник имел кое-что в своем тайничке: курочка по зернышку клюет!

С годами решимости пойти на солнцепоклонников приступом у него сильно поубавилось: теперь-то он знал, как труднодоступны их сокровища. О том, чтобы без верховного мага войти в храм, где сектанты молились драгоценной скульптуре своего Бога, нечего было и надеяться! Неизвестно, на какой камень, не дай Бог, наступишь, из какого угла может прилететь твоя смерть!

В своих первоначальных планах он было подумывал: не принять ли самому — для пользы дела! — чужую веру, не притвориться ли озаренным высшим светом? Но потом понял, в его возрасте это покажется просто подозрительным. Иное дело — Алька. Конечно, поначалу малец боялся: как да что? Мол, сможет ли он притворяться так, чтобы не догадались. Ведь если солнцепоклонники о чем проведают, убьют и его, и Батю.

Старший товарищ немало над его доводами поломал голову, а при следующей их встрече повел такой разговор:

— Ты, сынок, и не притворяйся. Говори что думаешь.

— Так ведь станут уговаривать. Вон, Саттар-ака уже заводил речь…

— Пусть себе заводит. Ты мне вот что скажи: веришь в этого Арала?

— Так ведь солнце — вот оно!

— Разумею… От Христовой веры отрекаться заставляют?

— Вроде нет.

— Тогда соглашайся. Пока в послушниках походишь, а там — то ли падишах умрет, то ли осел сдохнет!

— Что?

— Ничего. Одну побасенку персидскую вспомнил… Перехитрить их и не пытайся, кишка тонка! Живи, будто ты с этой жизнью смирился. Забудь пока, что там, снаружи, все по-другому.