Иглы мглы

* * *Вечно жил я наобум.Забывал построить дом.А сейчас устал от дум,подводя итог с трудом.Ревность тяжело изжить,даже если мы друзья.Очень трудно свято жить:это — можно, то — нельзя.Спор с собой на то и спорнет решенья одного.Что ни дело — вечный спорт:чья победа? Кто кого?Что ж, давай вперегонки.Даже наперекосяк.Лыжи. Плаванье. Коньки.Водка. Женщины. Коньяк.20 февраляВЕЧЕР РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Из Владимира Набокова

"…кажется, это лучший поезд. Мисс Эстель Винтер из Английского департамента встретит вас на станции и…"

Из письма, адресованного приезжающему лекторуЧто ж, тема обсуждения ясна,хотя вполне едва ли выразима:так половодие венчает зимы,когда по-русски реки вскрыть веснарешится; дети в снах так плачут зримо.Помощничек мой, в чудо-фонаредвинь диапозитив, лучу дозволивнарисовать автограф на зареили другой фантом славянской боли.Другим путем, другим… Что ж, я доволен.На плодоносных Греции холмах,вы помните, был алфавит сформован,как журавли в полете; шагом новымбыл выплеск стрел, перетасовка птах.Наш бедный горизонт и хвойный лесзамену стрел и птиц определили.Так, Сильвия?"Зачем слова забылиначальный смысл, понять их недосуг?"Все вместе слито — существо и звук,сосуд и содержимое, гречихаи мед; для радуги не будет лиха,коль каждая черта свой полукругведет; так русские стихи гласят:вот писанки, вот лилий аромат,который поглощает шмель в задоре,вот грот, кому глоток, кому-то море.Очередной вопрос."Видна ль просодий связь?"Ну, Эмми, наш расхожий пентаметрдля глаз сторонних сонный, накренясьидет, хромая, ямб по часу километр.Но ты закрой глаза и вслушайся в строку.Мелодия летит, и в середине слововдруг удлиняется, змеится: на бегуудар ты слышишь, следом эхо, сноваудар грохочет третий и — готовочетвертый только вздохи издает.Очаровательнейший шум заметен в позе:он раскрывается подобно серой розев учебных фильмах жизнь тому назад.А рифма — день рождения (твердят)строки; еще есть сходство с близнецами;что ж, в русском, как и в прочих языках,любовь рифмуют машинально — кровь,князь — грязь, печаль и даль, страх — прах,природа — свобода и свекровь — морковь,луна и тишина, но солнце, песня,ветер, жизнь и смерть не знают пары.А у морей, где я утратил жезл,я существительных имен услышал ржанье,деепричастий легкие шаги;ступая по листве, длил мантии шуршанье,пил влажные глаголы на — ала, — или,а гроты аонид, а ночи на Алтае,а звука "И" мрак омутов для лилий.Пустой стакан — дотронусь — звякнет тихо,ведь он зажат рукой и умирает."Дерево? Животные? Любимый камень ваш?"Береза, Цинтия; ель, Марш.Подобно паучку на тонкой нити,на мертвой зелени их — сердце (извините)мое качается, и вижу я нередкоберезку белую на цыпочках в слезах;ель начинается, где сад закончен, метков золе мерцает вечер угольками.Среди животных в нашенских стихахиз певчих птиц, любимых лакомств ночи,першенье идиом в пернатой глоткеоплачено журчаньем, свистом, прочим:рыданьем, кукованье посередке.К тому ж, есть несколько эпитетов отменных;количество — не главное в рубинах.Взаимосвязаны и блеск, и угол зренья;богатства наши скрыты. Мы не любимокном в ночи дождливой громко хлопать.Аргусоглазая моя спина. Ведь я живувсегда сторожко. Тени всюду слежку,в фальшивых бородах, ведут за мной,страницы свежие недрогнувшей рукойлистают, путая порядок в спешке.И в темноте под комнатным окномони всегда бессонно караулят,покуда новый день стартер не включит,крадутся к двери, звякнут что есть мочив звоночек памяти и пулей убегают.Позвольте мне упомянуть сейчас,потом произнеся по буквам имя,конечно, Пушкина, он по другим дорогамскитается: он дремлет каждым слогом,но пробуждается, зевая; слышит песньизвозчика. Бесформенная ива,что называется rakeety, разрослась;громады туч шлют дождь без перерыва,строка и горизонт, сменяясь, ищут связь.Затем опять рыдание, синкопы(Некрасов!), вновь карабканья слоговс одышкой; повторение и скрежеткуда дороже, чем иные рифмы.Не так ли и любовники в садузаросшем жгут себя в угаре встречи,деревья и сердца здесь много больше,чем в жизни, и пленительнее речи.Такую страсть ты можешь испытать,поэзии предавшись нашей. Сновабыть рысью или ласточкою статьхотим мы вдруг по мановенью слова.Но символы навек освящены,хоть инфальтильны все-таки порою;дороги наши предопределенывести в изгнанье вечное, не скрою.Ах, было б время, я бы поразилвас трепетным рассказом — neighukluzhe,nevynossimo — но, увы, финал.Что я свершил дыханием своим?Я пробовал достать из шляпы птицуи яйца раздавил внутри, как мим,старинный шапокляк залив желтком.И в заключенье я напомню вам,чему я следую повсюду неуклонно,сжимается пространство, потомущедроты памяти с изъянами порой:однажды в графстве Мора, канув в тьму(полгорода, полпустыря, москитов рой)и в Западной Вирджинии однажды(дорога краснопыльная меж садомфруктовым и дождя вуалью) жаждыне утолил; пронзила дрожь досадой,тем русским нечто, что вдохнул давно,не понимая впрочем. Прелесть бытаребенок спал и дверь была закрыта.Что ж, фокусник сбирает причиндалыканат волшебный, носовой платок,с подтекстом рифмы, клетка, чудо-песня.Скажи ему, что фокус устарел.Но тайна остается нераскрытой.Препятствия, смеясь, сорвут итог.Как скажешь ты "приятный разговор"?По-русски как ты скажешь "доброй ночи"?О, может быть:Besso

itza, tvoy vzor oonyl i strashen;lubov moya, otstoopnika prostee.(Бессонница, твой лик дик, ненакрашен,моя любовь, грех лютый отпусти.)21 февраля