Переплавка

Валерка понял, что Ромка полностью и однозначно на Никитиной стороне. Удивляться тут было особенно нечему: судя по всему, мальчишка был отчаянно влюблен в вертолёты, так же как сам Валерка в астрономию. Поэтому любое вторжение в его мечту с демонстрацией невежества рассматривалось как кощунство и вызывало бурный протест. На его месте Валерка вел бы себя точно так же, попробуй кто-то соблазнить его приключенческим романом, в котором звёзды — какие-то холодные игрушки. А Луна сделана из голландского сыра и отлично идёт на закуску к коньяку (эту шутку очень любил повторять отец, он коллекционировал не только пословицы, но и вообще любые меткие изречения).

— А ещё большая ерунда тут в том, что закрылки выпустились. Если бы они даже были у вертолёта и могли помочь, то всё равно бы не были должны сработать.

— Почему? — изумился Серёжка.

— Да потому, что мы набиски сломали вертолёт. Как к закрылкам сигнал идёт с панели управления? Сначала электрический ток, потом работает механика. Но сипы обесточили вертолёт, раз отрубился весь пульт. И блокировали механику, раз винт заклинило так, что авторотация его не смогла раскрутить. Так каким же волшебным образом вдруг закрылки отработали?

— Чушь, — резюмировал Ромка.

— Вот-вот. А Олег, что характерно, словно рассчитывал, что эта чушь сработает. Поэтому я и сказал, что похоже на сказочку для малышей. Когда меч-кладенец разрубает танковую броню это нормально. Только главное в жизни с настоящим мечом на танк не бросаться. Не разрубит брони, потому что это уже не сказка.

— Так что же получается, — удивленно спросил Емельянов, — Олег никакой не герой?

— Ну ты и спросил… — вздохнул Никита. — Я так понимаю, что герой — это тот, кто совершил подвиг по-настоящему, по правде. А если подвиг оказывается выдуманный, то героем такого человека назвать нельзя. Так что Олег если и герой, то только сказочный, и не больше. Я вот так думаю. То, что он товарища не бросил в беде — это хорошо. То как он принялся его спасать — вроде как медведь мужика. Знаешь эту историю?

— Не…

— Дружили мужик с медведем. Как-то мужик лег спать, а медведь рядом сидел. И увидел, что мужику на лоб сел комар. Решил тогда медведь другу помочь. Взял дубину да этой дубиной мужика как по лбу треснет.

— Ну и?

— Комара он убил. Но и мужика, правда, тоже.

— Вот про такие случаи народная мудрость и говорит: "услужливый дурак опаснее врага", — снова счел нужным вмешаться Валерка. Отец в подобных случаях всегда вспоминал эту поговорку, и самому Валерке она тоже нравилась. Коротко и точно в цель.

Пионеры расхохотались. Никита видел, что Игорь из последних сил сдерживает рвущееся наружу бешенство. И расчетливо добавил огоньку:

— Я думаю так: учиться надо на настоящих подвигах, а не на выдуманных. Потому что если подвиг такой, что на самом деле его невозможно совершить, то есть опасность, что, оказавшись на месте героя, человек повторит его ошибки вместо правильных действий. Будет шариться по вертолёту в поисках кнопки выпуска закрылок…

— Да кто его, такого знатока, к штурвалу допустит, — пренебрежительно усмехнулся Ромка Лобов.

— Ну, я не знаю, кто допустит, — пожал плечами Никита. — Летягина же допустили…

— Выходит ошибка произошла, — нехотя признался пионер.

— Ошибка? — Никита хитровато посмотрел на Серёжку, тот недовольно насупился. — А меня убеждали, что таких ошибок не бывает.

— В жизни не бывает, — постарался исправиться Ромка, — а в книжках, выходит, случаются иногда.

И вздохнул: понял, насколько неубедительно звучит такое оправдание. Вот только лучшего объяснения у него не было.

— Схалтурил автор, — безжалостно подвел итог Никита. — Всё-таки прежде чем сочинять, надо разобраться в том, что будешь описывать. А то вместо подвига дурь получается. Не знаю, мог ли Степка успеть спасти ребят, тут расчеты посложнее. Но если бы он их стал спасать таким образом, то точно бы угробил.

— Думаешь, Женька винтом бы парашют "затушил"? — предположил Ромка.

— Не знаю, — честно признался Никита. — Надо смотреть, как далеко внизу чувствуется поток воздуха.

Судя по тому, как сморщился Серёжка, до него только сейчас дошла суть проблемы: ведь вращающийся винт вертолёта гонит вниз мощный воздушный поток. Это известно всем, кто хоть раз видел вертолёт хотя бы на экране, не говоря уж про реальную жизнь. Если парашют попадёт в такой поток, то ой-ой-ой…

А он ведь, когда слушал аудио об этом даже и не задумывался. Не до того было: восхищался подвигом Стёпки, спасшего Олега и Пашку от неминуемого плена. Попади ребята в лапы набисок, ой и туго бы им пришлось. И совершенно не тянуло рассуждать, можно ли вообще спасти парашютистов таким образом.

А вот дотошного Никиту потянуло. И очень бы хотелось от его сомнений отмахнуться. Вот только сделать это было можно только в одном случае: доказав ему, что поступая как Стёпка, друзей спасти можно. Вот тогда было бы полное право сказать: "Заткнись и не мешай!", как Ромка заткнул Аннита. Но беда в том, что все сомнения Никиты оказывались обоснованными, а Олег и другие герои аудио чем дальше тем больше представали «ряжеными». Так в народе называли тех, кто когда-то пытался присвоить себе несовершенные подвиги и незаслуженные награды. Таких «героев» откровенно презирали. Серёжка думал, что такие люди остались в далёком прошлом, во временах Серых Войн и даже раньше. Как и подлость вообще. Ну, не приходилось ему никогда в жизни видеть, чтобы так вот нагло и откровенно врали в лицо. Поэтому мальчишка и был уверен, что такого не бывает. Раньше когда-то было, а потом ушло, как и многие другие плохие вещи. Но теперь получалось, что никуда не уходило, а только спряталось, натянув на себя отвратительную маску.

Как же не стыдно так пользоваться доверием и незнанием? Нельзя же за автором поверять каждое слово. Он пишет так. что ему хочется верить, а получается, что поверишь, будешь как его герои — и дела не сделаешь, и всех вокруг подведешь. Подло это — лгать, прикрывая свою ложь тем, что людям особенно дорого, тем, во что верят и потому доверчиво относятся к тем, кто об этом говорит.

И мальчишка чувствовал, как его всё сильнее охватывает злость.

А тем временем спор вокруг аудио про приключения героического Олега Летягина продолжался.

— Есть хороший показатель, — разъяснял Ромка. — Три диаметра винта вниз от днища. Ниже работа винта уже практически не чувствуется.

— Ну и сколько винт у вертолёта, на котором летели Женька со Стёпкой? — спросил Валерка.

— Не знаю, модель не указана, — пожал плечами Лобов. — Мало ли, что разведывательный Ка, они разные бывают.

— Ну всё равно же не меньше трёх метров. Значит, на беседке Стёпка спустился метров на десять. На гибком тросе. Наверняка его там из стороны в сторону ветром качало. И разве может вертолёт снижаться с той же скоростью, что и парашют?

— Да не в этом дело, — досадливо махнул рукой Никита. — Может может, может нет. Тут проверять надо. А есть такая ошибка, что и без проверки ясно: кранты парашютистам.

— Какая ошибка-то? — спросил Емельянов.

— Кресло с ребятами по-любому находится в проекции купола.

Никита быстренько нарисовал прямоугольник, обозначавший парашют-крыло, и небольшой кружок внутри него, соответствовавший креслу.

— Внести из проекции их может только при очень сильном ветре, но тогда и Стёпке в беседке ничего не светит. А если ветра нет, тогда ему до ребят не добраться: трос, на котором он висит, сомнет и потушит купол. Крыло в этом отношении очень неустойчиво, это знает каждый, кто хотя бы раз с ним прыгал.

— А ты прыгал? — спросил Аннит.

— С обычным купольным пару раз прыгал, — ответил Никита. — С крылом ни разу. Это ведь не простой парашют, а специальный. Его главные достоинства — в высокой точности приземления и возможностях управления полётом. А для спасательного парашюта главное совсем не это.

— А что главное? — спросил Серёжка.

— Надежность, конечно. И в этом плане обычный купол даст крылу сто очков вперёд. Там даже если несколько строп порвалось, то всё равно можно нормально приземлится. Если, конечно, не в ряд по краю купола. А вот с крылом такие шутки не проходят.