Переплавка

— Ну, это не показатель, — безжалостно парировал Никита. — Это не потому, что у него их много, а из-за того, что у тебя их совсем мало.

— У меня, между прочим, всего две тройки в четверти, — недовольно нахмурился Серёжка.

— А у меня по физкультуре пятерка. Только на вашей "Ясногорской лыжне" я бы наверняка занял твёрдое последнее место.

— Ты так спокойно об этом говоришь, — в голосе пионера смешалось недоумение и огорчение.

— А почему я должен об этом говорить неспокойно?

— Потому что это унизительно. Разве это не ранит твою гордость?

— Ну… — Никита на секунду задумался. — Вообще-то мне, конечно, хотелось бы быть таким спортивным, как ты. Я думаю, что тут дело не в одной только прививке, наверняка ведь ты ещё и тренируешься.

— Конечно, как же без этого, — подтвердил Серёжка.

— Ну вот. Конечно, меня не радует, что я тебе уступаю. Но ведь я действительно уступаю, что ж мне теперь, вешаться что-ли? Или врать, что я на самом деле такой великий биатлонист, что запросто тебя обгоню и обстреляю?

— Нет, конечно.

— Ну вот, — повторил Никита. — Я считаю, что-либо не уметь — не стыдно. Все люди чего-то не умеют, потому что никто не умеет всего. И ещё все люди что-то умеют, но плохо, хуже чем другие, которые в этом деле мастера. Стыдно своё неумение превращать в предмет гордости. Вроде как "не умею на лыжах ходить — и не надо, не это делает человека человеком". Не это. Но и гордиться тут всё равно нечем. И ещё стыдно своё неумение выдавать за мастерство. Выйдет такой «мастер» на каток: ноги разъезжаются, как у коровы на льду. А потом говорит, что откатал, как Игорь Бобрин.

— Как кто?

— Игорь Бобрин. Был такой великий фигурист. Давно очень.

— А ты про него откуда знаешь? Тоже на коньках катаешься?

— Да не, я на коньках совсем чуть-чуть, — признался Никита. Он прошлепал обратно к краю бассейна, уселся на него и начал обуваться. — Мама у меня любит посмотреть его выступления. У нее целая коллекция старых записей. Вот я и запомнил. Игорь Бобрин, Константин Кокора, Елена Водорезова, Ирина Роднина, Александр Зайцев, Людмила Пахомова, Александр Горшков, Наталья Линичук, Геннадий Карпоносов…

Никита прервался, чтобы вдохнуть воздуха.

— Хорош, — замахал руками Серёжка, — я всё равно никого их не знаю.

— Слушай, — Никита поднял голову и впялил в Серёжку из-под нависающих волос хитрый взгляд. — А знаешь, как мы проверить можем, кто прав?

— Как проверить? — машинально переспросил тот.

— А очень просто. Я тебе задачку дам из тех, что на олимпиаде мы с Обамой решали. А ты попроси Игоря её решить. Если он сможет, то я признаю, что у него хорошее образование. А если не сможет, то тогда ты согласишься, что я имею право сомневаться.

— В чём?

— В том, что Игорь такой знающий.

Серёжка нахмурился.

— Нет, ну ты пойми, — произнёс Никита, вставая на ноги. — Я эту задачу решил за несколько минут. Я же не претендую на то, что знаю физику лучше инженеров-авиаконструкторов. Не лезу в конструкторское бюро Камова или Сухого: ну-ка, я теперь тут руководить буду. Одно дело решить общую задачку и совсем иное спроектировать самолёт или вертолёт. там столько всего знать надо. Понимаешь?

— Понимаю, конечно. Я ж и не спорю.

— Ну и вот. Но если не уметь такие задачи решать, то в конструкторском бюро уж точно делать нечего. Разве только полы мыть.

Расценив Серёжкино молчание как знак согласия, Никита нанёс удар:

— И если такой незнающий вдруг окажется во главе конструкторского бюро, это будет означать только то, что он занимает не своё место.

— Никит, ну сколько раз тебе объяснять, что это невозможно, — почти умоляюще произнёс Серёжка. — У нас не может некомпетентный человек оказаться на руководящем месте. Просто не может — и всё. Если он командует, значит он способен руководить и управлять. Конструкторским бюро, звездолётом, планетой — неважно. Понимаешь, у нас каждый человек делает то, для чего он предназначен. Не что ему нравится, а для чего предназначен. Понимаешь?

— А как это проверить? Вот мне физика нравится. Я ей занимаюсь. Но откуда мне знать, что я для этого предназначен? И что такое предназначение? Способности? То есть, если у меня талант к тому, чтобы быть художником, то я должен быть художником? А если к тому, чтобы стать агрономом, то я должен стать агрономом? Так? То есть вы умеете заранее сказать, к чему у каждого человека талант? И никакой ошибки? А тебя проверяли на предназначение? Оно у тебя какое?

Ворох обрушенных Никитой вопросов обескуражил Серёжку.

— Ну ты и спросил… — протянул он растерянно.

— Пойдём.

— Куда?

— К Робику, куда же ещё. Валерка с Паоло туда вернуться. Может, они пришли уже, а нас нет. Идём.

— Идём, — согласился Серёжка.

Но едва ребята тронулись по аллее, как Никита напомнил:

— Так ты про предназначение-то объясни.

— Да чего тут объяснять? — устало ответил пионер. — По-твоему проверять предназначение это что-то вроде медосмотра?

— Ну да, типа того.

— Таких проверок у нас нет. Всё по-другому.

— А как?

— Да очень просто. Человек должен доказать, что он способен выполнить то дело, за которое хочет взяться. Можешь — бери и делай, никто не станет смотреть на то, сколько тебе лет и вообще. Не можешь — не берись. И старыми заслугами хвалится не надо.

— Ээээ… это хорошо огород копать. Прикинул свои силы — и берись. Да и то, возможны варианты: когда силы прикидываешь, рассчитываешь на среднюю погоду, правильно? А если дожди сплошные? Град? Буря? Раз и не успел к сроку. И кто виноват? Тот кто взялся?

— За такое не винят, — ответил Серёжка, вспомнив царившую пару лет назад засуху. Кокоринцы тогда, как не старались, госзаказ по зерну и овощам выполнить не смогли. даже если бы выгрести семенные до зернышка, всё равно не смогли бы.

Но никто же с них не требовал: вынь да положь и наплевать, как ты это сделаешь. Яснодольский губернатор просто перенес долги по госзаказу на следующие три года. Клёновы, как и большинство односельчан, расплатились уже ближайшей осенью. Потому что умели работать и работали на совесть. Другое дело, если кто-то только и ищет предлога от работы увильнуть. Ясное дело, что у такого каждый год будет неурожай, в любую погоду. И ясно, что для крестьянского труда такой человек уж точно не предназначен. Ну, так в Кокорино таких и не водилось. Так что, всё было так, как и должно было быть: селяне занимались тем делом, к которому были предназначены. Непонятно было только, как Никита может этого не понимать: такой умный, а в самых простых и ясных вещах путается.

— Ага, за такое, значит, не винят, — азартно продолжал допытываться великий путаник. — А ты понимаешь, что с любой творческой работой ещё сложнее? Что заранее очень трудно оценить вероятность успеха. Очень часто и совсем невозможно.

— Значит, надо проверять по результату, — решил Серёжка.

— Хорошая мысль. Вот только одна проблема: по результату можно узнать после, но не до. Ты слышал, что офицер рассказывал? Что Мурманцев этот оказался совсем непригодным для того, чтобы командовать экспедицией. Но это выяснилось только после того, как он столкнулся с ултами. А как можно было угадать до этого?

— Может, капитан ошибся, — неуверенно произнёс Серёжка.

То, что рассказывал Черешнев, настолько противоречило тому, что к чему привык пионер, что он просто не знал, как относиться к услышанному. И не хотел сейчас об этом думать. Потом когда-нибудь… Завтра… Не даром же говориться, что утро вечера мудренее…

— С чего бы это ему ошибаться? — упорствовал Никита.

— Не знаю… Никит, я не хочу сейчас об этом говорить, — Серёжка остановился и уставился в землю.

— Ладно, пропустим, — неожиданно легко согласился Никита. — Пусть не Мурманцев. О! Пусть Валерка или Паоло. Вот они очень хорошо в астрономии разбираются. Могут они возглавить поисковую экспедицию?

— Мммм… — Серёжка озадаченно почесал затылок. — Наверное, смогут. Но только сперва им придется пройти соответствующие экзамены.