Страница 3 из 5
Не обращая на него внимания, Сондерс уверенно протянул руку второму, чернокожему толстяку лет пятидесяти. Тот автоматически пожал руку — ну что ты будешь делать, рефлексы. На таких мелочах и строится настоящее искусство управления. «Бесконтрольный физический контакт с неизвестным. Да ты уже покойник, парень…», подумал Сондерс.
Полицейский словно услышал его мысли. Рука дернулась освободиться. Поздно: ладонные чипы идентификации схлестнулись в сканировании друг друга гораздо быстрей. Сомнений в победителе быть не могло. Полицейский тут же вытянулся по струнке, разве что голову немного склонил набок, продолжая слушать сообщение своего персонального искина о невероятном статусе человека, который легко прошел оцепление и оказался у них за спиной. Да еще в подвале, и дверь вроде была все время перед глазами…
Сондерс подождал, пока толстяк метнет характерный взгляд на своего партнера. Молодой опустил руки и тоже изобразил морду послушной собаки.
— Почему пятеро? — повторил Сондерс.
— Разрешите доложить, господин полковник… Мы полагаем, четверо скрылись. — Толстяк указал на стол. Там стояли пять стаканов и бутылка. Бутылка пуста, в стаканах налито. Где побольше, где поменьше.
Сондерс шагнул в темный угол подвальной каморки. На стуле среди обломков мебели сидел парень лет двадцати, руки-ноги крепко схвачены черной липучкой.
— У него спрашивали, где сообщники?
— Так он молчит, господин полковник! Может, немой?
— Или вы спрашивать не умеете. — Сондерс наклонился к сидящему, посмотрел в глаза… и резко ткнул паренька двумя пальцами в шею под левым ухом. Арестованный закашлялся, повалившись вперед. Изо рта вылетел белый комок.
Сондерс поднял то, что упало. Покрутил в руках. Комок развернулся в прямоугольную полоску с какими-то значками. Полицейские подошли поближе, но разглядеть ничего не успели: полковник тут же скомкал полоску и сунул в карман.
— А-а… — начал было старший из копов.
— Скрипты для взлома музискина, — сказал Сондерс. — Нарушение закона об интеллектуальной собственности, промышленный шпионаж, преступный сговор с целью терроризма. Я забираю у вас это дело. Подозреваемого — в мой киб, немедленно. Остальных можете не искать, мы все сделаем сами.
Когда он вышел, полицейские переглянулись. Потом уставились на парня, приклеенного к стулу. Парень продолжал кашлять и хрипеть, мотая головой.
— Вот ведь зверь… — пробормотал молодой. — Чуть кадык не вырвал мальчишке.
— Сопло прикрой! — Толстяк огляделся по сторонам и продолжил шепотом. — А то и тебе вырвут. На той неделе в семнадцатом участке, когда робот-уборщик взбесился и кассира покромсал… Тоже прислали из этой Артели девку. Пару вопросов задала вот так же. Наши там пытались с ней бычиться: мол, не ваша юрисдикция. А наутро у троих память отшибло так, что только прошлый год и могли вспомнить.
Всю дорогу они молчали. Лишь когда Сондерс посадил киб на задворках одной из центральных улиц и указал на железную дверь черного хода в популярный бар, арестованный удивился:
— На полицейский участок не похоже.
Сондерс пожал плечами, вышел из машины и снова указал на дверь. Парень вылез. Они спустились по темной лестнице, Сондерс открыл еще одну дверь, за ней оказалась старинная кухня — длинные разделочные столы, полки, раковины и дверцы холодильников. Все металлическое. Когда-то, наверное, здесь сверкал полировкой каждый квадратный сантиметр. Но сейчас кругом расползлись тигровые пятна ржавчины.
— Пищевые синтезаторы убили профессию, — заметил Сондерс, кивая на стойку с поварешками всех калибров. — Зато здесь столько металла, идеальная глушилка. Раньше посетители жаловались даже в соседних залах, что связь тут ни к черту. А мне, наоборот, нравится. Пришел поесть — так надо есть, а не болтать. Хозяин бара — мой старый знакомый.
— А-а, понял. — Парень криво усмехнулся. — Теперь играем в доброго полицейского. Будете вкусно кормить и красиво вербовать. Чтобы всех сообщников заложил. Вам же для отчетности лучше, если поймаете целую банду.
— Да нет у тебя сообщников. — Сондерс подошел к шкафу со столовыми приборами, вытащил нож и освободил задержанного от липучек. — Вернее, есть, но в подвале ты один был. И коды эти…
Он вынул из кармана скомканную ленточку, разгладил ее кончиком ножа на столе.
— Никакие это не скрипты. Я в искинах не мастер, но как выглядят машинные языки, представляю. Не говоря уже о материале для записи. Пластик самого худшего качества, что я видел в жизни. Целлюлоза, что ли… Бумага?
— Что вам от меня надо? — Парень растирал затекшие руки.
— Хочу предложить сделку. Ты научишь меня этой системе записи.
— Вас? Зачем?
— Не поверишь: интересуюсь искусством.
— Не поверю.
— Ладно, тогда так…
И он рассказал про Мико. С самого знакомства. И как был последний раз в больнице, давая ей обещание. И как мучался на концерте, но так и не смог записать энку. Он рассказал даже о том, что сам приложил руку к внедрению системы чистки памяти.
— Красивые у вас легенды, — заметил парень, когда Сондерс замолчал.
— В тюрьму можем поехать хоть сейчас, там точно никаких легенд. Лицо твое уже нашли в базе, даже спрашивать мне нечего. Брэм, так тебя зовут? Официальная работа — кардиодрамер в развлекательном центре. Имеется лицензия на миксы персонального биофидбэка с музыкальными произведениями, официально разрешенными для публичного… ну и так далее. Задержан второй раз по подозрению в нелегальном исполнении. Вся сетка твоих знакомых тоже пробита, так что не один загремишь. Ну а если поможешь, я организую тебе вариант получше. Это не вербовка. Это мое личное. Если раскроется — меня накажут посильнее, чем тебя.
Парень прошелся по кухне, остановился у стеллажа с посудой. Вынул чайную ложку, помахал в воздухе.
— Хорошо, я согласен. Слушайте.
Ложка звякнула по металлическому столу.
— Это «си-бемоль».
Брэм подошел к Сондерсу и показал ноту на бумажной ленте. Впервые за весь день лицо полковника просветлело:
— Значит, про стаканы я угадал.
Два десятка лет словно свалились с плеч. Сондерс метнулся к раковине, открыл кран. Потом к шкафу-сушилке. Вместо стаканов там нашлись чашки. Одна с грохотом разбилась, когда он неуклюже схватил сразу несколько. Наливая воду, он намочил рукава и забрызгал брюки. Наконец, расставил чашки с водой перед своим неожиданным учителем.
И как ребенок, делающий первый шаг по первому снегу — звонко стукнул ножом по одной, по второй, по третьей. Звучало как Баг знает что. Но учитель музыки был рядом.
Они пришли без опоздания. Зато Сондерс появился в клинике на полчаса раньше, и все полчаса провел как на иголках. Он не сказал Мико о своей опасной задумке — а вдруг они не явятся, зачем ее расстраивать? Пришлось вымученно припоминать веселые моменты совместного прошлого, делая вид, что только ради этого и пришел.
О втором концерте, где он был сегодня утром, Сондерс тоже ничего не сказал. А сама Мико не спросила — берегла его от грустных оправданий. Он, конечно, обещал, но что он мог сделать? Запретили — значит, запретили. Ну, хоть сам послушал, и то хорошо.
Однако ровно в двенадцать ее муж вдруг оборвал разговор и с невиданным доселе выражением лица уставился в сад. Она сразу поняла, что это связано с обещанием. Трое молодых людей шли среди беседок. Они обогнули пруд, поднялись на ажурный мостик… Мико даже приподнялась на постели, когда увидела, как пальцы одного из незнакомцев танцуют по перилам, отбивая неслышный ритм.
— Фредди, кто это?
Он хитро подмигнул ей и велел сиделке пойти прогуляться. Затем, прикрыв на миг глаза, подключился к системе охраны клиники. Все сканеры молчали: у идущих по мостику не было ничего подозрительного. Никакой электроники вообще. Как и договаривались — но Сондерс все равно не мог к этому привыкнуть.
Молодые люди вошли в беседку, скромно поклонились. Повисла пауза. Сондерс кашлянул в кулак. Брэм поставил сумку на пол и вытащил из кармана пачку разлинованных бумажных полосок. Верхняя была сильно измята и покрыта множеством дырочек. На остальных вместо дырочек виднелись ряды значков, похожих на капли. Музыкант передал верхнюю полоску полковнику.