Страница 84 из 102
Туполев вдруг повел себя, как на хоккее, - заерзал на стуле и подбадривающе закричал:
- Молодцы! Молодцы!.. А я-то думал, вы мне здесь бумажную стряпню подсунете!..
Вот он так - хотите любите, хотите нет!
"Бумажную, - подумал я. - Было и это: чертежей потребовалось не менее тысячи".
Когда лента кончилась и в зале зажгли свет, Андрей Николаевич встал, сказал несколько слов; солидно, скорее сухо. Без пафоса. Как будто бы обещал поддержку... И тут же уехал. Все же трудно было понять - доволен или нет?
Сворачиваю плакаты, а позади меня Иван Никитович Квитко, наш инженер, тоже видавший виды, необычайно деликатный человек, шепчет мне на ухо:
- Поздравляю вас, это сверх всяких ожиданий. Андрей Николаевич невероятно скуп на похвалы! - Квитко работал вместе с Туполевым и близко знал его в трудные годы.
Рассказывают еще и так.
Повисла у нас на аэродроме как-то в воздухе беда: новая большая машина не может сесть - шасси не выпускается. Летает и летает. Экипаж все перепробовал - никак.
Примчались специалисты. Приехал из Москвы Туполев. В будке руководителя полетов собрался консилиум, раскинули электросхемы, стали соображать.
А время идет. Андрей Николаевич требует от знатоков "плюса" и "минуса" решения. У тех, естественно, руки трясутся: что ни предлагают, шасси остается неумолимым.
Прошло еще не меньше часа. С каждой минутой нарастал озноб на спинах. Что делать? Что?!.
Тут к группе сосредоточенных, взволнованных людей пробрался парень-электрик. Говорит робко:
- Позвольте мне попробовать, Андрей Николаевич.
Тот обернулся, посмотрел внимательно. В глазах вопрос: "А не врешь?"
- Ну говори.
- Нужно выключить все потребители, даже связь - радио. Все. Потом аварийно... Вот посмотрите... - Стал уверенно водить по схеме карандашом.
Все переглянулись:
- А что, идея!
Туполев сам скомандовал на борт корабля. Машина притихла на время; потом заходит низко. Ура! Ура! Шасси уже снаружи!
Когда машина села и затормозила, Туполев обернулся, поискал; будто увлажнились глаза.
- Да где же ты?
- Вот он, - техника вытолкнули вперед.
Туполев, не говоря ни слова, обнял его при всех и расцеловал трижды, по-русски, как родного сына.
Авторитет Туполева громаден, а сила его логики порой вызывает изумление.
"Солдатами родятся не сразу! - воскликнул он однажды в разгар бурного спора с военными, когда решалась судьба одной его машины. - Вам бы сразу с каской и автоматом в руках! - продолжал он. - Ан нет!.. Солдат сперва "уа!" кричит. Не может он появиться на божий свет с боевой выкладкой!"
Присутствующие замолкли. Все стало ясно. После минуты молчания старший начальник вытер платком испарину со лба, сказал:
- Да, нужно принимать самолет и осваивать. Пройдет время, и новорожденный подрастет, окрепнет в нашей работе. И мы - семь нянек - научимся уходу.
Квитко оказался прав. Вскоре нам предоставили два совершенно новых дальних высотных бомбардировщика ТУ-4 для оснащения "крыльевой" системой заправки.
Радости было - не передать! Изобретателю дай только базу для работы, других наград ему и не надо.
Закрою глаза и вижу две серебристые "крепости"... Помню даже номера: 2202 и 1801 - сверкают круглыми стеклянными носами, крестами полированных винтов.
Рядышком, милые сердцу, - крыло к крылу. Так мы их ставили после полета, чтоб было удобно проверять всю автоматику сцепки-расцепки, систему перекачки.
Покуда корабли готовились к полету, к крыльям подтаскивали огромные стремянки. По обыкновению первым взбирался тихий, задумчивый Алексей Горячев, инженер-электрик.
Торопить его не было смысла. Размеренно, без суеты, пока не прозвонит все, не спросит тридцать, сорок раз: "Горит? Не горит?" - все равно не слезет с верхотуры.
Потом на крылья забирались механики - Федя Александров и Николай Устинов. Руки обоих и глаза обшаривают механизмы - щелкают, шипят клапаны перезарядки. Федя зубоскалит. Николай в ответ отвешивает пудовые слова.
Александров Володя в это время у пульта, в гермокабине заправляемого самолета. Напротив, так, что им видно друг друга, на заправщике Юра Квятковский.
Володя - старый знакомый: мы с ним летали еще в войну на "Верочке". Тогда мы в шутку звали Володьку Графом.
Когда идет проверка, Володя виден сквозь блистер - вздутое полусферическое стекло. Нас ему не слышно, приходится сигнализировать на пальцах, стучать по плоскости крыла: "Включи одно, включи другое".
Иной раз он не поймет, что нужно, ему кричат в люки: "Волдырь, включи подсвет!"
Но вот все наши "роботы" проверены, и затевается последняя работа, грубая - в ней нужно много рук. Из крыла вытаскивается сорокаметровый шланг.
Ваня Сидоров придумал тогда остроумный способ "выращивания" длинных шлангов из стандартных кусков дюрита. Собственными руками соединял он все воедино на обыкновенном станке ДИП. Получалось великолепно: соединения почти не выступали за диаметр резины, шланг обходился сущие пустяки. Мы как-то попытались заказать такой же, только без стыков, - с нас запросили в двести раз дороже. В полете топливо по шлангу перекачивалось с огромной скоростью, под большим давлением. Поэтому нужно было беречь шланг, обращаясь с ним на "вы".
Все, кто есть у самолета, несут шланг на руках. Мы с Виктором Васяниным - моим коллегой - тоже в строю, по формуле: "Где должен быть командир? Конечно, впереди!"
Когда с нами летал Алексей Петрович Якимов, он тоже таскал шланг, не боясь пошатнуть свой авторитет, - тогда он был начлетом.
Работа не хитра - лишь подставляй плечо.
- Эй, бурлачки! - однажды крикнул нам кто-то из прохожих.
- Любезнейший, подите-ка сюда, - пробасил Якимов и поманил весельчака "перстом согбенным". - Да, да... Вы не ошиблись, вас зовут.
Тот, сообразив, что влип, смущенно подошел.
- Вы что-то, кажется, сказали? - спросил Якимов.
Молодой инженер замялся. Мы со шлангом на плечах смотрим с любопытством. Он краснеет.
Ждем, что будет дальше.
- Я просто так, шутя, - смущенно говорит молодой сцециалист.
- Так я и думал. Тогда позвольте ваше плечико вместо моего. - И парень стал в цепочку.
- Это ненадолго, - успокаивали его.
От трансформатора дежурный электрик зовет меня:
- Вас здесь спрашивают.
- Кто еще? - Освобождаю плечо. - Иду.
Вижу двух человек. Один - наш диспетчер, другой - незнакомый, полный, важный.
Диспетчер представил. И я понял: придется объяснять все единственному "экскурсанту"...
- Откуда вы? Простите, я не понял.
Он холодно:
- Из главка.
- У нас сейчас полет, - говорю, - лучше бы в другой раз.
Гость нахмурился. Обиженно уходит. Провожаю его глазами. Думаю: "Все как-то нескладно получилось..." Только потом я понял, какую ошибку допустил: после того дня в главке к нам отношение изменилось к худшему.
- Все в порядке, командир! - крикнул Пастухов.
- Сделан продув? - спрашиваю машинально.
- Да, да, все в порядке. Можно собираться.
Я снял парашют с передней стойки, надел его. Полез в кабину.
Стал осматривать по порядку свои приборы, поправил лямки парашюта, давящие как-то больше обычного. Потом пальцем правой руки нажал на кнопку штурвала, вызывая по очереди всех абонентов: "Как слышно?" Отвечают: "Готов, слышу хорошо". Так до одиннадцатого. Одиннадцатый - кинооператор, на месте хвостового стрелка.
- Командир, Черепанов в кабине и готов, - отвечает он.
- Можно запускать? - спрашивает Пастухов.
- Да, запускайте.
- Запускаю с первого! - заорал Пастухов, перегнувшись со своего места в шахту люка. - От винтов!
Машину тряхнуло. Я посмотрел налево. Огромный винт пошел. Сперва лопасти были заметны, затем слились в серебряный мираж. Двигатель окутал белый дым.