Страница 53 из 102
- Все равно, - невозмутимо говорит противник, - безнадежно! - Сам как сидел, так и не сдвинул локти, от ушей не оторвал ладони, спросил: - Ну кто?..
Чуть улыбаясь, Хапов выходит в раздевалку. Султан Амет-Хан - тоже наш летчик-испытатель, на кармашке коричневого пиджака две Золотые Звезды - садится верхом на неостывший стул. Все делается молча. Ох, эти шахматисты!
Стучат фигуры подошевками по доске, выстраиваются во фронт. За столом в клетку эти два места, как говорится, святы.
Я подхожу к окну, позади слышу и не слышу какой-то разговор.
- ...глазенки у них симпатичные, сами шевелят усами... Ловить их ничего не стоит: сами лезут в руки. Только подбираться надо сзади.
- Где у него зад?
- Зад?.. Хм... Шея у него зад!.. Там их кишмя кишит: рачьи массовки...
Со второго этажа видно все поле. Напротив - самолеты крыло к крылу. Несколько новых лайнеров прибрали уже "к рукам" удобные места. "Крепости" потеснились, косятся переплетами округлых стекол. Распушились, присели недовольно.
Смотришь, и представляются они живыми. Выползли на краешек бетонки - греются на солнце. Кое на ком "халат" брезентовый наброшен, другие - просто "нагишом". Лоснятся упитанные спины.
Вот так же... серебрились крылья; только те были поменьше. И вдруг... Как это могло случиться?
Однажды их будто всех сразу кто-то перекрасил в темно-зеленый цвет, по спинам пустил черные разводы: куда девалась их веселость?
И люди...
Воскресным ярким утром были все в светлом, нарядном - собирались к солнцу на свидание; щелкнул приемник, и... лица застыли. Мгновенье, а как может перевернуть всю жизнь!
Молча переоделись в хаки, галстуки забросили подальше. Вместе с улыбками, не думая: "Надолго ли?"
Для многих, оказалось, навсегда.
Но года через три лица стали светлеть. И самолеты тоже. Среди зеленых замелькали голубые. Еще годочка три, и смотрим: в шеренге самолетов опять блеснул дюраль. Так незаметно, бочком, бочком, и вытеснил всех темно-зеленых!
"Линейка" снова засверкала. С высоты посмотришь: словно новенькие полтинники.
И в летной комнате испытателей никак не меньше. Тот же смех, улыбки, загорелые щеки - оптимизм прекрасного здоровья.
Присмотришься - только лица другие, изменились лица: помолодели, постарели. Иных и вовсе нет. Динамик сказал однажды: "Одеваться!.." Оделись и улетели навсегда.
Но жизнь есть жизнь: одни садятся, другие набирают высоту.
Вот новейший истребитель вырулил на старт, рванулся с тормозов, метнул из камеры форсажной сноп огня.
Сначала ничего не слышно - просто звук еще не долетел. Секунды три-четыре тишины... И вдруг дьявольский рев хлестанул окно наотмашь. Взвизгнули все стекла разом.
Когда опять притихло, откуда ни возьмись позади музыка; кто-то включил приемник, оркестр играет "Прекрасную Елену". Я обернулся. Сергей Анохин бросил книгу, встал. Он мне сейчас напомнил адмирала Нельсона, вернее, Лоуренса Оливье, который играл в фильме "Леди Гамильтон": у Сергея тоже черная повязка на глазу. На гимнастерке Золотая Звезда и ленточки.
Сергей любит пение. Какое?.. Трудно сказать. В этом он непостоянен. Любит, например, басы, сам подражает. Вот и сейчас: только прервался вальс, он запел Шиянову - тот сидит спокойно, как Будда, щурясь доброй улыбкой.
Сергей шутливо выводит, однако получается не слишком чисто:
- По-ги-ба-ет в об-щем мне-нье по-ра-а-жен-ный кле-э-ве-той!..
- Неправда, - равнодушно говорит Шиянов. - Не от нее погибает.
- Го-го, - басит Сергей, очень довольный. Потянулся, сделал несколько упражнений руками и спросил: - Виноват, Георгий Михайлович, должно быть, понижаю?
Юра, как мы привыкли звать Георгия Михайловича Шиянова, испытателя с большим опытом, еще довоенной школы, улыбается:
- Понимаешь... Как бы тут сказать?.. Небольшой разброс точек.
Сергей смеется:
- Пардон... Как в летном эксперименте... Впрочем, я сегодня того... не в голосе...
- Возможно, - соглашается Шиянов. - На репетиции оркестра тоже что-то не ладилось сперва. Дирижер несколько раз начинал с первого такта. Наконец, раздосадованный, остановил оркестр. "Позвольте вам заметить, - говорит музыканту из медной группы, - у автора здесь "ля", вы же играете "ля-бемоль"!" - "Труба еще холодная", - отпарировал тот. "Согрейте... Чайковского холодной трубой играть нельзя!" - посоветовал дирижер.
- Браво! - Сергей подсел ближе.
Летная комната оживилась. Шахматисты и те приподняли глаза.
Но тут открылась дверь, и заглянул гость из ЦАГИ.
Василий Комаров крикнул приветливо:
- Сергей Яковлевич!.. Ждем вас.
Наумов поздоровался, вошел непринужденно и сказал:
- Три фута под килем!
Морское приветствие вызвало улыбки.
- У меня здесь кое-что из продувок "сто четвертой"! - Наумов полез в портфель.
Летчики стали подходить поближе.
- Вот... - Сергей Яковлевич перелистал отчет, нашел нужный ему график. - Вот, полюбуйтесь, Василий Архипович, на протекание кривых це - игрек и эм - зет по альфе.
- Здесь изрядная нелинейность, "Ложечка", так сказать, - заметил Комаров. - Сергей Яковлевич, когда мы выйдем на большие углы, можно ожидать "подхватывания"?
Амет усмехнулся.
- Представляю эту "красотку" штопорящей...
Кто-то добавил:
- Да еще с пассажирами на борту!..
- Нет, нет... друзья, - Наумов встрепенулся, - не будем вдаваться в пессимизм: взгляните на эм - зет... После горба здесь вновь начинается благоприятный градиент...
- Да, но разница в числах Рейнольдса?.. - возразил Шиянов. - В натурных испытаниях может оказаться и похуже, чем в трубе.
- Извиняюсь, - разгорячился гость, - "рейнольдсы" нами учтены... Конечно, - добавил он, помедлив, и уже с улыбкой, - к испытаниям надо подходить крайне осторожно!
- Сергей Яковлевич, как вы смотрите на установку противоштопорного парашюта? - спросил Анохин.
- Стоит подумать.
Кто-то из летчиков съязвил:
- Не так страшен газ, как противогаз!..
Наумов стал собирать в портфель бумаги:
- Вот что, други, приезжайте к нам в институт. Вместе посмотрим, как это выглядит на деле, обмозгуем поглубже.
- На макет ездили, Сергей Яковлевич? - спросил Анохин.
- Да... Комиссия маршала Скрипко... Ба! В порядке разминки, хотите?.. - Наумов просиял. - В командировке, знаете как это бывает, за столом вспомнили довоенные годы, самолеты тех времен. Маршал поделился с нами одной историей.
Знакомый врач попросил устроить ему воздушное крещение. Как раз в тот день дул сильный ветер, и летчики тренировались на учебных бипланах. Новичка усадили в заднюю кабину, пристегнули пряжку ремней, и самолет пошел. Летчик с запалом - принялся всячески куролесить: крутил петли, перевороты, виражи. Наконец, решив, что хватит, отправился на посадку. Однако у самой земли его внезапно "прогнали во второй круг". Снова набрав высоту, летчик оглянулся и в ужасе оцепенел: пассажира в кабине как не бывало!.. "Врач выпал!.. Катастрофа!!!"
С тяжелым сердцем пилот заторопился на посадку. Уже заруливая на стоянку и просто в отчаянии, не зная, что докладывать начальству, вдруг увидел... Кого бы вы думали?
- Врача?!
- Вот именно. Как ни в чем не бывало тот, восторженный, рассказывал что-то в кругу командиров.
"Наваждение", - летчик протер глаза.
Он выключил мотор, спрыгнул с крыла, подскочил к дорогому ему теперь человеку, схватил его за плечи:
- Как же это вы?
- Что? - не понял врач. - Ах!.. Извините, право, расчувствовался, совсем забыл вас поблагодарить... Спасибо, друг! Все было так прекрасно!
- Я спрашиваю, как вы оказались здесь?
- Обыкновенно.
Они смотрели друг на друга - бледный летчик и озадаченный медик. Наконец последний сообразил:
- Простите великодушно, я, видно, не спросясь?.. Я вышел, когда вы сели первый раз.