Страница 41 из 102
И вот однажды, возвращаясь из очередного испытательного полета, Виктор Расторгуев "отметился" не по правилам, а полетом на спине. Его истребитель "просквозил" вдоль полосы на высоте метров сто вверх колесами и стал уходить ввысь, медленно вращаясь через крыло.
Номер, выполненный здесь впервые, вызвал и восторг и дисциплинарное внушение. Коллеги реагировали на выходку Виктора по-разному: большинство оценили настоящее умение блестящего мастера, другие хмурились, может быть слегка ревнуя к успеху, но понимая в душе, что достичь его можно не столько смелостью, сколько последовательным и упорным трудом.
После обеда мы стали обрабатывать полет и, пока не построили график километража, не успокоились. Я, конечно, волновался больше всех. К счастью, график отлично удался, точки легли по прямой, как и следовало, а наклон кривой соответствовал эталонному самолету.
- Это вы ловко проделали, - сказал старший военпред инженер-полковник Бровко. - Признаться, не ожидал, что так скоро найдется выход.
Уже второй месяц наша бригада работает здесь, на сибирском авиационном заводе. Мы успешно провели серийные испытания двух ЯКов, кроме того, помогали сдавать машины, когда их много скапливалось из-за непогоды.
Жили и работали дружно, всегда вместе.
В воздухе, правда, мне приходилось быть одному - таков истребитель. Зато все остальное время мы не разлучались.
За фанерной стеной нашей рабочей комнаты - летная комната. Кто-то громко рассказывает, мы прислушиваемся.
- По этому поводу в гарнизоне поднялась страшная суматоха. Все чистились, пришивали воротнички, гладили, брились по два раза в день...
И вот прилетает. Белый шлем на голове, вылез из Р-5 - высокий, важный.
Весь личный состав построен, командир бригады на полусогнутых подскочил рапортовать. Впились глазами в начальство. Алкснис проходит вдоль строя, с каждым здоровается, внимательно осматривает, спрашивает: имя, фамилия... Начальник штаба тут же торопливо докладывает: летчик такой-то - оценка отличная или там "хорошо", упражнение такое-то... Адъютант записывает... Ну, смотрю, дело доходит до меня. Стараюсь втянуть живот, подтянулся весь. Докладываю:
"Товарищ начальник Военно-Воздушных Сил, военлет Пуховой Иван Павлович".
"Товарищ Пуховой, каков у вас вес?"
"Сто пять в трусах, товарищ начвоздуха", - гаркнул я, изрядно перетрухнув.
"Товарищ Пуховой, по наставлению каков вес летчика с парашютом?"
"Девяносто, товарищ начвоздуха".
"Правильно. Начштаба, пишите: направить военлета Пухового не позже чем через двадцать четыре часа в Кисловодск. Через месяц доложить о доведении веса соответственно наставлению", - и пошел дальше.
В строю оживились, кто-то хихикнул.
Вечером жена собирала, плакала.
В дорогу приготовила две курицы, напекла пирогов, купила икорки и бутылочку любимой "Охотничьей". Все это мало утешило, по сердцу словно кошки скребли, вроде шел на операционный стол.
В поезде успокоился, хорошие соседи, на станциях пошли огурчики всякие, ну, одним словом, что бог послал.
За стеной кто-то нетерпеливо перебил:
- Ну что, в санатории дали тебе жизни? Поди, совсем есть не пришлось?
- Беда. Прибыл к начальнику военного санатория, - оказывается, он уже ждет меня, Алкснис звонил ему.
"Режим вам предпишем жесткий!" - говорит мне.
"Небось морковные котлетки и физкультура с утра до вечера?"
"Не обязательно. Можете отдыхать целый день в кровати. У изголовья поставят вам яблоки и простоквашу. Кушайте сколько угодно".
"Вы не ошиблись, доктор? - встревоженно спрашиваю его. - Мне худеть надо".
"Нет, нет. Именно так. Предупреждаю, не вздумайте ночью вылезать в окно. Поставим часового..."
Чем кончилась эта история, нам узнать так и не удалось. Пришел механик и сказал, что машина готова.
Идем к самолету.
На небе рваные слоистые облака на трех высотах. Кое-где пробивается солнце. Нижний край облачности метрах в восьмистах.
Через несколько минут моя машина ЯК-9 уже в воздухе.
Нужно сделать несколько скоростных площадок для определения максимальной скорости. На каждой из них тщательно устанавливаю по потоку створки радиатора, подтягиваю щитки и шасси, регулирую обороты винта.
Облака, сверху темные, снизу белые, бешено несутся мне навстречу. Я иду между ними словно по коридору. Внизу сквозь разрывы облаков просматривается черно-белая земля.
После третьего разгона, взглянув на расход горючего, замечаю, что из правого бака бензин расходуется быстрее, чем из левого. Собственно, в левом расхода почти нет.
В памяти промелькнул давний "опыт" вынужденной посадки без горючего. Это меня многому научило: все чаще посматриваю на стрелки бензиномеров.
Я летел скоростной площадкой на высоте 1100 метров в сторону аэродрома и все надеялся: вот-вот включится в подачу левый бак. Стрелка правого бензиномера подходила к нулю, левый показывал 220 литров. Надеялся, но настороженно ждал. Пройдя аэродром, я уже собирался выключить приборы и стал записывать результаты полета в планшет.
Вдруг ровный гул мотора прервался.
Хлопки, перебои, рывки, машину затрясло, она стала заметно тормозиться. Быстрый взгляд на давление бензина - стрелка трепещет на нуле!.. Сдал.
Секунды растянулись - до такой степени ясно, быстро и четко работала мысль: "Винт на тяжелый шаг!.." И уже потянулись обороты к двум тысячам; смотрю вниз, назад - там где-то аэродром, а правая рука уже ввела самолет в крутой разворот влево.
"Скорость! Скорость смотри!" - подсказывает сознание. Рука давит на ручку, машина все больше опускает свой длинный нос.
Взгляд как бы раздвоился: один в кабину - там стрелка скорости скачет около 280 километров в час, другой - на аэродром. Высота быстро падает. Иду под углом к аэродрому. Нужно сделать еще разворот градусов на сто шестьдесят, чтобы попасть на полосу. Стрелка высотомера прошла шестьсот.
"Скорость... Крен... Скорость... 270... 260... Все остро и ясно. Крен, разворот крут... Скорость держать... Надо круто развернуться и не потерять скорость. Кажется, укладываюсь - расчет верный!"
Еще не дойдя до створа полосы, уже выхожу из разворота и вижу землю метрах в пятидесяти. Сейчас особенно заметно, как быстро "сыплется" к земле "безмоторная" машина.
Впереди полоса. Делать больше нечего, начинаю выравнивать из угла и вижу: недолет! Подо мной сугробы, канава... укатанная полоса маячит впереди. Ну, родной, еще немного!
Машина уже выравнивается, задран нос. Гаснет скорость, в кабину уже не смотрю. Очки на лоб, фонарь назад.
Замедляет вращение серебряный диск винта, тихо, непривычно. Сейчас машина нырнет в снег. Левая рука судорожно ищет упор перед лицом...
И вдруг... Что это?
Мотор делает несколько рывков и, дергаясь и трясясь, увлекает машину вперед. Покачиваясь, самолет вновь обретает жизнь - проходит над канавой. Подо мной край полосы.
"Кран шасси на выпуск!" Левая рука уже сработала. Резкий стук ставших на замки стоек. Еще мгновение, и самолет катится по аэродрому. Мотор опять затих, и лопасти вращаются так медленно, что их можно считать.
Самолет остановился недалеко от строений летно-испытательной станции - я не воспользовался тормозами, дал ему бежать по инерции.
Удача! Редчайшая! Не миновать бы мне сугроба... В лучшем случае, конечно, машина прощай! А то и меня бы - ногами вперед! Надо же включиться мотору как раз вовремя, чуть подтянуть (в трубках где-то скопилось немного бензина - ровно столько, сколько нужно), - думал я, вытирая кожаной перчаткой лоб.
Были волнения и на земле.
Подошли Володя и Жорж, мы молча обнялись. Они слишком добросовестно стучали своими рукавицами по моей спине, так что я взмолился.