Смерть умеет улыбаться

Леший меня забодай. Опять я забыла про свидание с молокососом. Не виноватая я, он сам из головы вываливается!

- Неземной красотой, доча, - обретя дар речи, ответила я на вопрос кузины.

Ровно через десять минут мои дорогие женщины прикипели к Кшысю сердцами и всеми остальными органами.

Нюся выпытывала, что больше Кшысь уважает - шарлотку с яблоками или пироги с черникой. Тетя, ненавязчиво отодвигая Нюсю в сторону, пересказывала четвертый том краткой автобиографии. Грета блестела глазами и норовила придвинуться поближе вместе с диваном, на котором сидела еще и я.

Испытав на себе обаяние "жениха", я ничему не удивлялась.

Такой магнетизм у человека - с ног валит. Не ревную, родные, но хату спалю.

На прощание Кшысь властно притянул меня к себе и поцеловал. Я - женщина целованная неоднократно. И в замужествах, и между. Но, признаюсь, дрогнула. Голова кругом. Очень темпераментный мужчина.

- До встречи, дорогая, - обласкал он бархатным баритоном, от которого горстка пепла предательски дрогнула и вознамерилась немедленно растаять.

Значит, могу еще!

После его ухода я пошла к себе, размышляя на ходу о том, что опять не произошло ничего экстраординарного. Гениальная на первый взгляд тактика выжидания не оправдалась. Икс не выдал себя. Что делать дальше? Ничего не делать я больше не могу. Мне бы какую-нибудь маленьку зацепочку, совсем малюсенькую, мне бы получить подтверждение, что я думаю в нужном направлении...

С этим я вошла в спальню, и поскольку давным-давно находилась в состоянии ожидания, а нервы мои предупреждающе гудели от перенатяжения, то сразу почувствовала, что во время моего отсутствия в комнату наведывались гости. Ага. Плотно закрыв входную дверь, я принялась за изыскания и вскоре обнаружила, что в моих вещах действительно кто-то рылся. Все на месте, ничто не пропало, но лежит не так, как я привыкла.

Сложно объяснить. Я - не большой любитель порядка, и человеку стороннему может показаться, что белье в верхнем ящике комода свалено в общую кучу. Куча - кучей, не спорю, однако и в ней имеется своя система. Я органически не способна положить белые носочки рядом с черными трусиками, это претит моему эстетическому вкусу. Не мог же носок сам переползти к трусам. Насколько я знаю, либидо у носков отсутствует.

Следующее свидетельство пребывания чужака в моей комнате - фотография родителей, которую я пристроила на комоде. Точнее не сама фотография, а отсутствие тончайшего слоя пыли рядом с рамкой.

Несомненно, здесь шарили. Случилось! Икс прорезался! Мама. Однако раньше он действовал не в пример решительнее. Взять хотя бы недоубиенного Павлика...

Интересно, что он искал. И что нашел - тоже интересно.

Вообще-то все самое важное и ценное я всегда ношу с собой. Такая у меня дурацкая привычка. Без любимой сумки, в которой умещается растрепанная записная книжка в кожаном переплете, визитница, кошелек, паспорт, свидетельство о рождении, водительские права, ключи от квартиры, машины и почтового ящика, помада, пудреница с зеркалом, пустой флакон из-под духов

"Маскино" , список покупок к прошедшему Новому году (ничего, через четыре месяца снова понадобится), несколько квитанций из химчистки, прачечной и сапожной мастерской, две скрепки, упаковка бумажных носовых платков, пилка для ногтей, последнее письмо из Токио, удостоверение издательства, в котором я работаю, зажигалка, раскрошенная в порошок таблетка аспирина, дежурный презерватив, несколько замусоленных чеков, использованные талоны на проезд в общественном транспорте, клочок бумаги с Дашкиным адресом, а теперь к перечисленному добавились запасная спица, никчемный моток ниток и "молния" , - так вот, без всего этого хозяйства я чувствую себя неуютно, как-то скованно и излишне обнаженно даже в ванной комнате, не говоря о прочих присутственных местах. Не знаю, в чем тут дело. Возможно, в привычке. Возможно также, что неуютность и неприкаянность возникают у меня только тогда, когда расстаюсь с использованными талонами. Или со свидетельством о рождении. Ручаться не буду, поскольку носить содержимое сумки по отдельности я не пробовала.

Перетряхнув скудное имущество, непоместившееся в сумке, я сделала вывод, что искать у меня решительно нечего. Была барсетка с деньгами, но я сдала ее в банк. Земной, кстати, поклон Фабе за подсказку.

Но если за мной следили, - а за мной точно следили, если, часом, я не повредилась рассудком и не страдаю манией величия, - то про банк Икс не мог не знать. Это исключено! Нелепость какая-то.

Так что у меня искали?.. Нет ответа. Буду надеяться, что, что бы они ни искали, ничего найти не смогли, кроме пары шелковых трусиков и кота. Но все мое белье и весь мой кот на месте. Лежит тут рядышком, косит желтым глазом, лентяй, нет чтобы охранять хозяйское добро.

- А-ау-у, - сказал кот, одновременно зевая во всю острозубую пасть и сладко потягиваясь.

- Я те дам ау!

Я спустилась вниз, спросила у Нюси, не заходила ли она ко мне в комнату, и получила отрицательный ответ.

Надо решать, что делать с вещественными доказательствами. Если я позвоню следователю и расскажу о носке и фотографии, то в ответ он скажет... Правильно, я тоже так думаю. Именно это он и скажет. В принципе, он уже все сказал, только в мягкой манере. Если буду настаивать на своем, он перестанет церемониться. Только и всего. Значит, следователь отпадает.

Можно, конечно, написать заявление по всей форме, и тогда фиг меня пошлешь... Пришлют участкового, которому по новой объяснять про дядю,

Павлика, Макса и прочие подозрительные обстоятельства, - все равно, что древнегреческие мифы пересказывать. Не поверит... Ну задаст для проформы несколько вопросов, ну предупредит, чтобы мы не оставляли дверь нараспашку, ну объявит меня паникершей. И с чувством выполненного долга засунет мое заявление неприлично сказать куда. Никому не нужны мои улики - вот что.

Решено окончательно и бесповоротно: милиция отпадает.

Уничтожив следы пребывания постороннего влажной тряпкой и пылесосом, я заскучала. Чем бы заняться до ужина? Поскольку заняться было решительно нечем, я предалась размышлениям.

Неужели хмурый следователь прав, а я ошиблась... Конечно, ошиблась. На самом деле Павлика отравила мафия, не знаю за что и, прямо скажем, не хочу знать, пусть это останется их маленькой тайной. А другой кузен действительно ушел из дома, потому что захотел самостоятельности, и ни на что не намекал он в той злополучной открытке, виной всему моя буйная фантазия. И дядя не писал завещания. Если разобраться, ему и завещать-то нечего было, кроме пустяка - скифского золота да горстки бриллиантов. И умер он совсем не внезапно, а в результате долгой изнурительной болезни, о которой мне ничего не известно. Что касается пошлого бабника, то его избили объединенные силы наших с Греткой поклонников, причем, избили заслуженно. А за мной никто не следит. Кому я нужна! И комнату мою никто не обыскивал, кроме ментов, разумеется. Кажется, я зациклилась... Пора домой. Если следователь отпустит.

Отпустит, должен отпустить: мое алиби проверено - я чиста. По крайней мере перед законом.

Хочу в Москву. Баста!

Нет, рано. Я вспомнила, что сначала обязана взяться за тетю Лизу и прояснить ее виды на будущее, чтобы потом отчитаться перед мамулей.

Одетая в длинный сатиновый халат со множеством накрахмаленных рюшей, тетушка возлежала на софе, опершись на локоть и вздыбив крутое бедро, и раскладывала очередной пасьянс, который, очевидно, не сходился. Тетушка недовольно кряхтела, вздыхала и сопела. Ну чистый ребенок преклонного возраста. Иногда диву даешься, как мало мы меняемся с годами. Глубокие морщины и отечная дряблость - не в счет, это телесное, а дух нисколько не подвластен жестокому времени.

- Переложи крестовую даму в середину, - подсказала я.

- Ты думаешь? - отозвалась она, не поднимая головы.

- Даму в середину, из-под нее вылезет бубновая девятка, на которую положишь крестовую девятку, тем самым откроешь туза, на которого положишь шестерку, из-под которой достанешь семерку, восьмерка уже открыта...