Страница 16 из 108
Рязанское ополчение стало под селом Котлы. Угроза для Шуйского огромная. У Болотникова дума, как бы это ополчение привязать к своему делу понадежнее. В коломенский острог для разговоров с ним пришли Истома Пашков, Григорий Сумбулов, Прокопий и Захар Ляпуновы.
Приветствовали друг друга, будто бы и душевно, но каждый настороже. Сели на лавке в шатре возле стола из дубовых досок. Угощать гостей Болотников не собирался. Не в его нраве было решать ратные дела во хмелю. Угадал,по тому, как вошли, как рассаживались, что перед ним не Шаховской, возомнивший, что его могут крикнуть царем и не вздорного нрава князь Телятьевский. Мужи основательные.
— Заждался я вас, — молвил Болотников. — Москва стояла, как улей без пчел, вынимай соты с медом беспрепятственно, никто не укусил бы. Ныне к Шуйскому собрались ратные люди, будут кусаться.
— А как бы им не кусаться? — ответил Сумбулов. — Твоими грамотами у Шуйского собирается войско. Бояре, дворяне, дети боярские, коих ты повелел бить и сничтожать, а животы их за себя брать, неужели не постоят за себя?
Вступил в разговор Прокопий Ляпунов:
— Шуйский никому не люб, из страха перед разбоем к нему под руку идут. Пора призвать к Москве царя Дмитрия. Как появится, без боя Москва ворота откроет.
Болотников отвечал, как камни клал.
— Я государю не указ, он мне указывает. На бояр у него велика обида, потому и предаю их разорению. Повелел мне государь Москву взять. Сам издали поглядит, кто ему прямит, а кто с изменниками заедино.
— Царю виднее. — молвил Прокопий Ляпунов. — А нам общим согласием обдумать бы, как государя нашего Дмитрия Ивановича к Москве призвать.
— Общим согласием? — переспросил Болотников. — Общее согласие за теми, кого больше. Вы пойдете под моей рукой, ваши пойдут за вами. Я пойду под твоей рукой, Истома Пашков, или под твоей рукой Прокопий, мои не пойдут. Или нам по добру разойтись и поврозь служить царю Дмитрию, чтоб в битве не замешаться, или всем идти заодин под моей рукой покарать Шуйского.
Вмешался Сумбулов:
— Не с того конца мы заходим. Спросить бы московских людей, будут они оборонять Шуйского? Тогда видно будет идти на приступ или сажать Москву в осаду?
Не порешив с чего начинать осаду Моквы, разошлись. Сумбулов посулил послать туляков проведать, что думают московские люди. Болотников упустил свой звездный час. Своими грамотами он возбудоражил гультящих, кои в Москве силы не имели. Горожане и посадские дорожили своим домами и своими животами, ворам отдаваться не собирались. И патриарх стоял против воров.
Утром грянул и растекся над Москвой колокольный звон. Сумбулов собирался с утра поискать среди своих людей, что имели знакомцев в Москве. Колокольный звон смутил его. Пришел он к Прокопию Ляпунову.
— Трезвонят все колокола.Что у них стряслось? Не умер ли Василий Шуйский со страху?
Прокопий покачал головой.
— По нему колокола так не трезвонили бы. Поднимают православных на воров, а мы с ворами, стало быть, и на нас!
— Посылать ли кого-либо прознать, что деется в Москве?
— И без засыла видно и слышно. Церковь поднимает на нас московский люд.
— Выходит, что нам за Болотникова с православным людством биться?
— Не ты ли умягчил наш спор с Болотниковым?
— А как не умягчить? Мы у него в стане. А ежели он ныне двинет свою громаду на наше ополчение, а московские люди не выйдут из города, чтобы нас оборонить? А и то скажи: похоже ли на царя Дмитрия прятаться незнамо где, когда его войско стоит у московских стен? Повелел, дескать, Болотникову царь Дмитрий Москву взять...Не другой ли кто ему это повелел? Идет он по русской земле разорителем. Разве так шел царь Дмитрий? Шел он ко всем лицо оборотив, а его воевода идет, как шел Хлопко, лицом к холопам. Не будет с нами царя Дмитрия, московские люди за Шуйского встанут, и Москвы мы не возьмем. Ради кого головы на плаху класть? Колебнулась у меня вера, что царь Дмитрий жив Не говорю я о том, а был ли он воистину царским сыном?
— Я об том и думать не хочу. Был ли он или не был сыном царя Ивана Васильевича, а был царем, коих до него не бывало. Бояр в узде держал, государству радел. А по какой причине его не могут оказать, и я в сомнении. Другого подставить нельзя, а того, что царствовал, стало быть, нет. Туляков своих пошли в Москву. Пусть проведают, что московские люди думают, а еще и сказали бы они о нашей думе московским воеводам князю Мстиславскому и князю Воротынскому.
— Тогда и Василию Шуйскому...
— И Василию Шуйскому. — мрачно согаласился Прокопий. — С Шуйским нам самим счеты сводить, а не пришельцу от папистов.
Иван Болотников расписывал, где и каким полкам идти приступом на Москву. Истоме Пашкову указал перейти со своим полком на Ярославскую дорогу, оттуда пробиваться на Сретенский монастырь и к Троицким воротам Кремля. Сумбулову и Прокпию Ляпунову назначил идти на Смоленскую дорогу, оттуда приступать через Дорогомилово к Арбатским воротам и сойтись пашковцам и ляпуновцам у Никольских ворот Кремля.
Хлопковцам и казакам, как самым надежным, Болотников определил идти через Симонов монастырь на Воронцово поле, а оттуда прорываться к Фроловским воротам. Наказал своим жечь город нещадно, чтобы огнем и дымом выкурить Шуйского, стрельцов и дворянские полки из Кремля без приступа, ибо приступать к кремлевским стенам было не с чем. Дозорные принесли известие, что лед на реке крепок, не обломится. Еще не рассвело, Болотников начал сводить полки с Серпуховской дороги на Коломенскую.
В Москве в тронной палате с вечера сидели с царем все его воеводы.Они получили известие от Истомы Пашкова, что утром назначен приступ. Знали и роспись Болотникова, кому и куда идти. Знали что биться придется с многочисленным воинством на Серпуховской и Рязанской дорогах. Сидели в размышлении с царем князь Федор Мстиславский, князь Иван Воротынчкий, князья Василий и Андрей Голицины, царевы братья Дмитрий и Иван. На удивление князьям и воеводам был призван на сей совет Михаил Скопин-Шуйский.
Дозорные принесли известие, что войско Болотникова тронулось. Стоял морозный 26-ой день ноября.
Шуйский объявил:
— Волки вылезли из затайки! Обкладывают город, как овчарню. Как мыслите, воеводы, оборонять город?
Не очень-то рвались высшие ратные чины со своими розмыслами. Никто не спешил подставить себя под поражение.
Шуйский дал помолчать и молвил:
— Тут мы поглядели кому судьба сулит удачу, и увидели удачу на челе Михаила Скопина. Хоть и молод и не искушен в битвах, как вы воеводы, но перстом Господа отмечен. Отдадим ему полки, коим держать оборону от Серпуховских ворот и до Симонова монастыря, куда идут воры, а на Ярославской и на Смоленской дорогах пусть сойдутся старейшие воеводы, что бы не обидно было тулякам и рязанцам стать под руку именитым.
Федор Иванович Мстиславский возблагодарил про себя Бога, что минула чаша его неминуючего поражения от воров. Иван Воротынский не менее возрадовался отвести от себя еще одну беду. Василий Голицын первым подал голос одобрения.
— Младость не имет позора! Ратное счастье приходит не по нашему выбору, а от Бога. Быть Михайле Скопину первым воеводой без мест
— С Богом! — благословил Шуйский племянника.
Не теряя времени Скопин покинул думцев. Уже с вечера его ждали полки. С ними он уже громил воров. Из встречи с воровским воинством на Пахре, он заключил, что с Болотниковым идут люди дерзкие, в бой бросаются очертя голову, но строя не блюдут, один другому в строю не помощник, действуют в разброд. Если остановить их первый натиск, тут же теряются, а если надавить, то тут же и рассеиваются. Переняли казачий обычай, да только потом собраться, как казаки, не научились.
Московскую дружину Скопин пополнил подошедшими с князем Куракиным смолянами, людьми в битвах бывалыми не только с татарами, а и с польскими рубаками. Строю послушны, о царе Дмитрии добром не поминали, ибо были наслышаны, что он готов был передать их польскому королю. Московские стрельцы в воскрешение царя Дмитрия не верили, на их глазах и при их участии его убивали, сожгли, а пеплом выстрелили из пушки.