Ликуя и скорбя

Ватага — лиха, но и сам рукаст. В бой идет с топором, рубит любой доспех, один десятерых стоит в рукопашной, топор его не каждый в руке удержит, по заказу кован, на обушке крюк — всадника с коня скидывать. Конного боя Степан не признавал, ходил в набеги реками на ушкуях. Ватага — четыреста воинов. Каждого сам подбирал, допреж того, как к нему попасть, надобно прославиться, сходить не в один набег.

Новгородский ушкуйник — то воин особого склада. Нужды ни в чем не имеет, из набегов привозит богатую добычу. Ватаган — человек, избранный не только за удальство, все удалы,— за мудрость, за знание мест, за властную руку, за умение руководить боем. Ни в доспехе, ни в оружии ушкуйники себя не ущемляют. В Новгороде оружейные умельцы любой заказ исполнят, а если что приглянется у иноземных гостей, перекупят и у них.

У каждого воина полный доспех. На кольчуге дощатая бронь, на плечи напущены железные брусы, из-под шлема на кольчугу опускаются плотные оплечья, у кaждого железная маска с прорезью для глаз, на руках кольчужные перчатки, кольчужные поножи до коленей закрыты железными дощечками. У каждого щит с тарчем. Тарч остр, бьет, как копье. У каждого рогатина — колющее и режущее копье, да еще с крюком над широким лезвием, чтобы ссаживать с седла всадника. У каждого тяжелый боевой топор, за поясом широкий нож. Меч не нужен. Ушкуйники бьют врага издали, а если сойдутся, то совсем близко. Левой рукой выставляют щит с тарчем, правой рушат топором. Сила ушкуйников в самострелах со стальными луками. У каждого на поясе крюк для оттяжки тетивы тугого стального лука. Стрелы целиком выкованы из железа. Удар такой стрелы, что удар копьем.

К бою становятся плотным рядом, плечом к плечу. Строй закрыт щитами с острыми торчами, над щитами настороженные копья. По нужде могут встать в два ряда, но предпочитают строй в четыре ряда, по сотне воинов в лице. Все укрыто в таком строе. Стрела скользит по железу, саблю встретит щит и крепкий доспех. Мечом такого воина можно оглушить, но не повергнуть. Тут нужен двуручный меч, да кто же будет ждать, когда такой меч обрушится на голову.

Этот строй может превратиться в стальную черепаху, в железный квадрат и, как тяжелой палицей, проломить ряды противника. Неуязвим со всех сторон. Но то в рукопашной, а до рукопашной изобьют противника железными стрелами. Стрелы пускают залпами. Сотня пустила стрелы, тут же — на колени. Пускать стрелы второй сотне, первой заряжать. И так ряд за рядом. Пока задние бьют, передние ряды успевают натянуть тугой лук. Ни пеший, ни конный не подойдет, когда дружина встанет в оборону. Конных обезножат, пеших сметают рядами. А потом сами медленно начинают двигаться на врага.

На стругах плыли серьезные люди, и на воде и на суше готовые к любой недружественной встрече. Если кто пожелал бы ограбить караван, сам бы оказался ограбленным. Непростое было дело провезти товары из Варяжского моря в Сарай и на Каспий, без новгородских ватажников торговые гости редко обходились.

На парусах, да и по течению быстро долетели до Казани. А тут то ли беда, то ли странная забава. Но, конечно же, казанский эмир и его воины задумали не забаву, а грабеж. На берегу под конскими копытами вихрились космы пыли, сотнями мчались всадники к причалам. От берега наперерез каравану вразлет отчаливали челны и утиной стаей покрыли воду, охватывая караван полумесяцем.

Некомат и Степан стояли под парусом рядом. Степан поднял руку, воины сняли с крюков щиты, закрылись с борта и сверху, словно железные черепахи. Стая челнов ближе и ближе, в несколько рядов челны. Один гребет, другой лук натягивает. Степан поглядел на Некомата, Некомат едва заметно прищурил глаза.

— Топить челные! — вполголоса обронил Степан. Струги на ходу сломали караванный строй, выравнивался на ходу журавлиный клин в один ряд.

На берегу, на взгорке — строй всадников. Сколько Красный струг врезался в ряды челнов, раскидывая их как щепки. Журавлиный клин разметал челны, вышел на чистую воду. Красный струг повернул к берегу. Расплывался на ходу журавлиный клин в один ряд.

На берегу, на взгорке — строй всадников. Сколько их? Кто сочтет? Казанский князь, или по-ордынскому эмир, вывел своих всадников встретить караван и ограбить. Эти повадки известны и Некомату и Степану. У Некомата свое неотразимое оружие, у Степана — свое. Струги ткнулись в берег, воины ступили на сушу. Стали полумесяцем перед стругами. За ними Степан и Некомат.

Эмир поднял руку, всадники взмахнули саблями, завизжали, и сотня помчалась на пеший строй. Ближе, ближе — вихрится пыль из-под копыт. Мостырь, не привычен к бою, зажмурил глаза от ужаса, сейчас стопчут пеших, всех порубят. Степан вложил четыре пальца в рот, свист прорезал копытный стук и вой.

Зазвенели стальные луки самострелов. Двести железных стрел сорвались с выемок на ложах. Их полет будто бы давил своей тяжестью. Они пришли в цель. Падали кони, падали всадники, конный строй смешался и остановился, словно бы наткнулся на стену копий.

Боброк сжал руку Пересвета. Пересвет удивленно оглянулся на Боброка.

— Ты видел? — спросил Боброк. Его голос пресекался от волнения.— Их можно бить! Вот так их можно бить!

Пересвет слыхивал от старых брянских дружинников о том, как вооружены новгородские дружины ушкуйников. Самострел не новость, иные и брянские бояре имели самострелы. Даже и со стальным луком, хотя такой лук был большой редкостью. Но десяток самострелов на всю дружину что могли решить? С крепостной стены можно было выцелить какого-нибудь вожака у осаждающих, в полевом бою некогда их перезаряжать. Можно было так бить Орду, но не дружине новгородских ушкуйников это посильно!

Эмир поднял руку. Вот сейчас он ее опустит, и вторая сотня сорвется с места. Но эмир не опустил руку.

Некомат смело пошел на эмира. Эмир отцепил с седла плеть. Помахивая плетью, поджидал Некомата, дерзкого горбуна. Некомат не спешил, шел ровным шагом.

Экая сила против тысячи всадников!

Ближе, ближе горбун, вот сейчас эмир поднимет плеть хлестать дерзкого. Но плеть выскользнула из руки, и эмир пал с коня на колени, а с коленей лег на брюхо, лицом в землю. И всадников как ветром с коней сдуло. Все на коленях.

Знал Некомат, какая за ним сила. Не за ним. За небольшой, величиной в ладонь, золотой пластиной, что висела у него на груди. И не в пластине сила, не в ее золоте, а в изображении на пластине дерущихся тигров, в загадочных письменах над тигровыми головами. Золотая пластина — ху-фу великого хана всей Орды — дается только ордынским царевичам. Торговым гостям достаточно медной, серебряной или золотой пайцзы со скрещенными стрелами, и с ней можно торговать по всему волжскому пути от Ладоги до Персидского моря, через Персидское море до Тевриза, от Тевриза через Кавказские горы, через донские степи до Крыма, а из Крыма по италийским берегам. И горе тому ордынскому князю, эмиру, простому ли всаднику, ханскому ли родственнику, который помешает торговому гостю. А у Некомата — ху-фу. Эмир должен пасть в прах перед дерущимися тиграми! Казанский князек не смел даже и смотреть на золотую пластинку, как не смеет никто из смертных смотреть на солнце, не защитив глаз. Охраняла пластина от ордынской стрелы надежнее кольчуги, крепче железного доспеха.

Воины поднялись на струги. Некомат и Степан встали под красным парусом. Гребцы омочили весла, и струги, выстраиваясь в журавлиный клин, пошли мимо рассыпанных но реке челнов.

Не сегодня и не вчера пришла погибель на русскую землю, на русский люд. Тому времени давно уже нет живых свидетелей. В полторы сотни лет не укладывается человеческая жизнь, а при смутах, при большой, ордынцами пущенной крови на Руси, за полторы сотни лет сменилось несколько поколений. Это темное время отделило будто бы черной пропастью память о благостной киевской поре, когда Русь высилась могущественным государством. О татарах, о пришельцах незнамо из какой дали и из какой народности, в киевские времена и не слыхивали.