Ликуя и скорбя

Владыка сменил гнев на милость. Приехал. Благословил все людство, отслужил в храмах молебствия во спасение, а как вышел из города, до стола своего не дошел. Ударила его язва под крыльца на реке Узе. Похоронило его в Новгороде в притворе храма Софии. Не прошли с его возвращения и недели, начали и в Новгороде умирать. Язва в одночасье перемешала все новгородские концы, выхватывала свои жертвы из боярских хором, с пристани, из посадов, косила равно ремесленников, торговых людей и бояр.

Язва неслась на крыльях от города к городу, от волости к волости, от монастыря к монастырю.

В Смоленске вымерли все жители, уцелевшие четыре человека, уходя, затворили город. Русь разбредалась из городов... Орда перекрыла все пути с Руси, никого не пускали в степь.

Не ко времени умер великий владимирский князь, властитель мудрый и сильный. Все, что собрано его отцом и им самим, потечет, расползется вместе с язвой. Подымут голову, побегут в Орду к ордынским ханам князья тверские, суздальские, рязанские, побегут с богатыми дарами выпрашивать ярлыки иа великое княжение владимирское, поспешат унизить Москву, ослабить ее, сызнова начнется княжеская усобица, а в Орде тому будут рады. Соседи князья не остерегутся привести с собой ордынских всадников, ибо сами-то ничтожны, чтобы оторвать у Москвы первенство, еще жив страх перед Симеоном.

У Симеона два брата: Иван и Андрей. Наследовать старшему Ивану, да по характеру не ему бы княжить, а Андрею. Андрей воин, смел и резок, власть сама ему в руки просится. Иван книгочей и богомолец. Человек тихий, воды не замутит, ласковый и добрый, ему в монахи бы постричься, да и быть не настоятелем в монастыре, а иеромонахом-летописцем. По праву быть Ивану великим князем, а ну как откажется? Начнется меж боярами замятня: кому Андрей покажется суровым, те начнут против князя плести заговоры.

За людей язва выбрала. Потек со всех тринадцати церквей погребальный звон. Язва поразила князя Андрея. Княжить Ивану Ивановичу.

Смутно в думах у бояр, у людей торговых, у черного люда, у всех, кто в единстве Руси видел ее грядущую силу.

С озера наплывал на город легкий и теплый ветер, волны ласково оглаживали белый крупчатый песок по забережью, смывая накопленный за долгое ледовое стояние мусор: сосновый сушняк, рыжие сосновые иглы, золу от рыбачьих костров. В небе стыли невесомые перья белоснежных облаков, в становище старых ветел с непроклюнутыми почками — грачиный грай. Прилетели сразу на гнезда: быть весне дружной и скорой. Яроокое выдалось утро на Великий день.

Мостырь, пономарь церкви Пречистой Богородицы в граде Белоозерске, правой рукой раскачивал било большого колокола, а левой ворошил вервии малых колоколов. На озерную волну падал разносистый колокольный звон, уплывал за озеро, гас в сосновом бору.

Мостырь откинул вервии малых колоколов, отпустил большое било. Долго не умирал звук большого колокола, а когда потух, то слышными стали все птичьи крики. Город со звонницы, как раскрытая ладонь. Пригретый солнцем песок струил голубое марево, на песке ни следочка. Ни скрипа калитки, ни шороха.

Мостырь молод, худенький, прогонистый, рыжеватые усишки едва пробились на губе, два волоска на подбородке сулят и рыжую бороденку.

Осторожно полез по перекладинам вниз. Ветер трепал полы черной ряски, светлые волосы, спадающие по плечам, удерживал заячий малахай. На ногах лапти — крепко цепляют за дерево.

Двери в церковь распахнуты. Теплятся лампады под темными ликами святых, потрескивают восковые свечи, ни души.

В вечер, в большую службу, отец Василий читал двенадцать апостолов, к утру и его поразила язва. Город вымер. На весь город он, Мостырь, один остался.

Мостырь загасил лампадки и свечи, взял с паперти поясную калиту с пожитками и пошел к крепостным воротам, опираясь на дубовый ослоп. Тяжело притворялись воротины в крепость, свел их и вставил в петли железный штырь. Затворил город. Молчаливо и грозно высились над песчаными скатами крутого берега крепостные стены, зияли пустые стрельницы.

Мостырь спустился к воде, где лежали перевернутые днищем вверх лодии, и присел на пенек одуматься. Сам не ведал, почему минула его черная смерть, подобрав всех без остатка.

Что же теперь? Куда? Путь открыт во все стороны: к Ладоге, а оттуда, как сказывали, на Новгород можно, в Карелу и на Варяжское море. По Шексне на Волгу, на Кострому, на Ярославль, на Углич. Да кто ж знает, не побила ли и там черная язва все людство. Неужели один он остался для всего корня на русской земле?

Каково же одному? От тоски холодком заломило сердце, колотье такое, что не продохнешь. Волк и тот не одинок в лесу. Ни на что не налегали руки, криком закричал бы, если бы не предугаданная встреча.

Мостырю не дано было знать, что язва стронула людей с места и погнала их по дорогам вразброс, неведомо куда. Брели по зимним дорогам в поисках места, где скрыться бы от язвы, да она захватила все обжитые места. Лед на реках не дал водного пути, потому и остался город на Белоозере в стороне от движения...

Из города Брянска ушли от язвы два витязя из княжеской дружины: Пересвет и Ослябя. Похоронили князя, похоронили близких, не ждать же, когда язва под крыльца ударит!

Они были молоды, лет под двадцать каждому. Пересвет похоронил жену и двухлетнего сына, Ослябя не успел обзавестись женой. Куда идти, где приложить молодецкую удаль и развеять горе? В Новгород! В Новгород на Волхове, где каждому найдется дело. Из Новгорода во все концы света путь чист, и кому, как не Новгороду, где собрались со всего света мудрые и умелые люди, отразить моровую язву. В Брянске не ведали, что язва пришла через Псков и Новгород.

В то же время вышел из Пскова ратник по прозвищу Железный. Он перебежал в Псков от немецкого рыцаря. В один из набегов был ранен, и его приютили на псковском посаде, залечили раны, полюбилась ему псковитянка, отказался от выкупа, пошел служить в псковский городовой полк. Дали ему русское имя — Семен Мелик. Железный знал, что от черной смерти, . от язвы под крыльца, нет спасения. От нее запустели, обезлюдели и европейские города[2]. Не отгонишь ни молитвами, ни можжевеловым дымом, от нее только уходить. Жену не уговорил оставить родительский дом, умерла в одночасье, ничто его не держало в городе, побрел куда глаза глядят.

Из Новгорода те, кто похитрее и посмекалистей, начали уходить по первому морозцу. Ушкуйник Григорий по прозвищу Капуста, из огородников, с осени не поспел прибиться к ватагам, что уплыли в Варяжское море. Был он одинок и легко поднялся в отход от язвы.

Из Новгорода тож в один день с Капустой выехал незнаемый в городе на Волхове витязь. Долгий и далекий путь проделал он к Новгороду, шел с волынской земли, разоренной ордынскими ратями, искать в великий и преславный город свою судьбу. В Новгород пришел не на службу к торговым гостям, хотя и собирали новгородские купцы витязей со всей земли сопровождать в дальние плавания лодии и струги. Имел витязь иную задумку, хотел собрать в Новгороде из удальцов дружину, чтобы не одному явиться на службу к великому владимирскому и московскому князю Симеону. Витязь, то ж и князь: текла в его жилах кровь Даниила Романовича, князя и короля галицкого, да так этот славный род источился, что довелось Дмитрию Михайловичу бродить по земле изгоем, искать кому служить. В Новгород явился не ко времени, в город не допустили, потянул на дорогу к Москве, хотя и не очень хотелось в одиночку являться к московскому князю.

Все, о ком помянуто, сошлись случайно в один час у ворот городка Игнач Крест. В такие времена, когда все в разброде, случайная встреча уже и не может считаться случайной. Все ведет к таким встречам, одни связи рвутся, другие завязываются.

Все пятеро на конях, все при оружии и очень все разные. Пересвет и Ослябя пожалуй что и похожи, похожими делает их одинаковое одеяние. Оба княжие бояре из воинской дружины. В Брянске дружинники обряжались в броню на крепкий бой. На обоих доспехи со сплошным набором. Дощатки, или пластины, кованы и перевязаны столь искусно, что не мешают ни быстрому движению, ни повороту тела. Шлемы с прилбицами, с узкими прорезями для глаз — прилбицы закинуты вверх, не в бой идут. У каждого по мечу и по топору с паворозою, у каждого по разрывчатому луку. Луки в нарядных налучах, за спиной колчаны с тяжелыми стрелами. Хоть сейчас в бой.

2

 Эпидемия чумы в 1352 году охватила всю Европу и Русь. Считают, что погибло более 24 миллионов человек.