Ликуя и скорбя

— Владыка! — раздался голос Игната.— Тебе спасать город! Иди и проси Ахмыла! Иди, или я тебя зарублю.

Владыка в страхе взирал на широкий нож Игната, еще с большим страхом оглядывался на Ахмыла.

Презрительная улыбка тронула губы Ахмыла, он стронул коня, направив его стоптать Игната. Игнат ухватил за гриву Ахмылова коня, конь припал на передние ноги. На стенах затаили дыхание от такой дерзости, воины Ахмыла натянули луки поразить дерзкого.

— Пес безродный! — крикнул Игнат.— Я кость и кровь Темучина[7]! Ты слышал, собака, что такое гнев Темучина? Когда хан племени нойонов поднял на него меч, он был казнен, а череп его оковали серебром. Его подносили непокорным, и те должны были выбрать, какой умирать смертью. Чаша сия названа Темучиновым гневом! Я ныне подношу тебе эту чашу, Ахмыл! На колени, собака!

В руке Игната сверкнуло серебро на чаше из черепа. Ахмыл взял в руки чашу, но лишь только его взгляд упал на письмена уйгурской вязи на серебре, его как ветром скинуло с коня. Встал на колени перед Игнатом.

— Прости, царевич! — произнес Ахмыл.— Я не ведал, что ты крови и кости Потрясателя вселенной! Повелевай, и я исполню!

Ахмыл поцеловал серебро на черепе и отдал чашу Игнату.

Потом, много позже, Сергий узнал, что сын хана Берке и внук хана Батыя крестился и в крещении принял имя Петр, по имени крестившего его митрополита Петра. Приняв крещение, Петр ушел из Орды, купил у ростовского князя под городом землю и построил монастырь. Постригся перед смертью. Игнат был его сыном. В монахи не пошел, занялся огородничеством.

А истолковал Сергий свершившееся на его глазах еще позже, когда прикоснулся к мудрости монастырских старцев и старинных книг.

Отец Сергий бросил свою ростовскую вотчину, продал ее и перешел в Радонеж, в небольшой городок около каменной церкви, которую построили еще до Батыева нашествия каменщики Андрея Боголюбского. Сергия определили в монастырь обучаться грамоте.

Владыка заметил прилежание Сергия, выделил его из учеников, поселил со старцем, что переписывал сочинения древних и делал записи в новых книгах. Допоздна горела свеча у летописца, допоздна читал Сергий перебеленные древние рукописи, собранные иной раз из обожженных страниц после ордынских погромов. Доверил ему старец переписывать древние книги.

Это был труд, от которого замирало сердце. Оказывалось, что Ростов, ныне бедный и тихий городок, не сравнимый ни с Владимиром, ни с Москвой, был ровесником Новгороду и Киеву, оказывалось, что города ставили люди одного племени, одного рода, что земля, обжитая русами, стала колыбелью их великих дел. Книги охраняли память о Руси, какой она была до погибели, что принесли ей из дальних земель ханы и покорные им воины. Оказывалось, что и ранее приходили на Русь нашествия, но их отводили могучие руки Руси единой, а Русь разобщенная стала добычей жестоких завоевателей. Очень много возникало вопросов у отрока. Старец Даниил много мог объяснить. Они беседовали ночами, погасив свечи, дабы зря не изводить воск. Не сразу раскрывал старец свои думы.

— Когда же? Когда же Русь опять станет свободной? — спрашивал Сергий.

Однажды старец ответил на этот вопрос:

— Русь станет царством! Тогда!

Сергий был начитан, он уже знал, что понимать под словом «царство», знал, какой властью располагали византийские императоры, но как Русь может превратиться в царство под гнетом Орды, не ведал.

— Русские люди,— пояснял старец,— давно задаются таким вопросом. Еще при сынах великого князя Ярослава Всеволодовича внуки Всеволода думали, как на него ответить. Андрей Ярославич, брат святого Александра Невского, поднял во Владимире грозу на ордынцев. Собрал под свою руку горячих сердцем, отважных и непримиримых. Александр Ярославич думал иначе, знал, что враг силен, хитер и велик числом. Поднятую голову срубит, и опять разорение всей русской земле. Андрей не послушал старшего брата и навлек Неврюеву рать. Опять горели города, опять гибли Люди. Александр Ярославич считал, что сначала надо собрать Русь воедино, а потому уж...

Старец развивал свою мысль, будто перед ним находился равный ему по мудрости его сверстник, а не юноша. Орду, говорил старец, представляют бесчисленной россыпью всадников, столь же бесчисленной, как звезды на небе. Однако же суть дела не в числе! Не в числе их сила, а в единстве. Во главе Орды стоит единодержавный царь. Против царя может иметь силу только царь! Единство против единства! Иного не дано! Ордынские цари это знают! Им завещана эта мудрость Чингисханом. Ныне нет на Руси единого царя. И даже в каждом великом княжении и великий князь не имеет царской власти. Из Орды во все глаза смотрят, чтобы ни один князь не взял власти над другими. В княжеской вражде ордынская сила.

Сергий с душевным трепетом слушал старца, догадываясь, что он делится с ним не только своими думами, что за его словами думы нескольких поколений русских людей, а в этих думах все давно рассчитано, все давно взвешено, да вот исполнить некому. И раз от разу, от одной беседы к другой прорисовывалось, что должно исполнить русским людям.

Сначала надо установить равновесие коромысла. Сейчас перетягивает конец Орды: там единство, там могучее и многочисленное войско. На Руси раскол, вражда меж князьями, и нет войска, а есть княжьи дружины, коим не по силам остановить и сокрушить войско Орды.

Допреж всего всем русским людям и церкви тож надо помочь какому-то князю взять перевес над другими, воссоединить княжескую власть в одних руках, как это было при первых киевских князьях, при Владимире Святом и при Ярославе Мудром. Возвышаясь, князь усилит дружину и соберет войско из черных людей. Тогда выровняются концы коромысла. Но этого мало. Одновременно русские люди должны найти против Орды то же оружие, что применяла Орда против Руси. Искать, искать и найти возможность сеять рознь между ордынскими царевичами, как Орда сеет рознь между русскими князьями. В Орде один хан, надо сделать так, чтобы в Орде появилось несколько ханов. К этому идет, есть признаки, что это будет, так надобно этому помочь.

Вот тут-то Сергий оценил и истолковал встречу Игната с Ахмылом. Церковь должна разорвать единство Орды, пусть ордынские христиане тайно и невидимо сеют в царевичах рознь, воздвигая одного на другого. Нет, не ждать чуда, что ордынский царевич, приняв христианство, освободит Русь, но христиане, ссоря одного царевича с другим, подвинут конец коромысла, и тогда сила Руси перетянет ордынскую силу.

У московских церковных иерархов рождалась легенда, что митрополит Петр предназначил Москве собирать Русь. Будто бы митрополит Петр, проезжая Москву при князе Иване Даниловиче, возлюбил этот город за его тишину и благодать. В книге было записано так: «В те же времена при благоверном и благочестивом князе Иване Даниловиче Московском в лета 6816 месяца марта 22 дня обрете той град Москву преосвященный Петр митрополит, прииде из Киева-града к Москве. Благоверный же князь Иван Данилович поклонишася ему и благословися у него.  Преосвященный же Петр митрополит благослови князя и нарекоша его великий князь московский и всея Руси. И пророчествовал Петр ту князю: да по божьему благоволению будет град сий царствующий в Московском государстве и всея Руси, и будет град сий царствующими вельми, распространится и устроится по божьему благоволению дом всемогущий живоначальныя святыя троица, и пречистые его богоматери, и неизреченны благодати божия, вельми святое неизреченное место, но токмо вонмем святая святым, и церквам будет божиим бесчисленно и монастырям, святым обителем, и рекомый вторый Иерусалим и державъством обладатель не токмо всею Русью, во все страны восточные, и южныя, и северныя, всеми ордами до теплого моря и до студеного моря, окияна. И вознесется рука высока, богом дарованная, отныне и до скончания миру».

— Почему же Москва? — спросил Сергий.

— Почему не Ростов? Не великий и древний город? — отвечал Даниил.— Ты это хотел спросить, отрок? Спрашивают еще: почему не Суздаль, почему не Владимир, где стол великого княжения? Почему не Новгород, родоначальник всех городов русских? Почему не Псков, что держал оборону нашей земли от неметчины? Почему не Киев, где вокняжился Игорь, сын Рюрика?

7

 Темучин — имя Чингисхана.