Страница 126 из 141
Запорожские и днепровские казаки, не попавшие в эту мясорубку, были полностью деморализованы. Избрали гетманом Гуню, вступившего в переговоры с Потоцким. Он уже соглашался на все продиктованные ему условия, даже принял назначенных поляков на посты казачьих полковников. А к королю с просьбой о помиловании казаков послал чигиринского сотника Богдана Хмельницкого. Вроде, договорились… Но когда сам гетман с киевским сотником Кизимом и большой свитой прибыл в Варшаву для принесения присяги, их схватили. Гуню, Кизима и его сына публично забили насмерть палками, десятки сопровождавших их были четвертованы и повешены на крючьях под ребро.
Последний рецидив восстания возглавил Полторакожух. Он собрал отряд на р. Мерло — уже на самой границе с владениями крымских татар. Но узнав, что на них идут поляки, казаки разбежались. Хотя и польскому войску не повезло, дело было уже зимой, и многие сгинули в степях от морозов. А сейм принял “ординацию” — закон, вводивший новый режим управления на Украине. И означавший полный конец всех вольностей. Число реестровых сохранялось в 6 тыс., но они теряли право выбирать гетмана и старшину — должности становились назначаемыми. На Украине размещались коронные войска, местное управление передавалось польским чиновникам. Восстанавливалась крепость Кодак, а в Сечи расположился польский гарнизон.
Многие эмигрировали. На Дон, в Россию. На Дону рос городок Черкасск, основанный полвека назад выходцами из Запорожья. А польские послы в Москве Стахорский и Раецкий жаловались Михаилу Федоровичу, что на Русь ушло 20 тыс. чел. Но царское правительство заняло твердую позицию и выдавать беженцев отказалось. С одной стороны, отдать православных страдальцев на расправу “поганым” было бы непростительным грехом. С другой — такие люди, привычные владеть саблей и самопалом, были как нельзя кстати для освоения и защиты степных границ. Острянице с его отрядом выделили землю для поселения, и они основали г. Чугуев. Точно так же принимали других беженцев, и ими стала заселяться так называемая “слободская украина” — территории, лежащие южнее новых “засечных черт”. То есть, правительство работало на будущее. Не собираясь останавливаться на рубеже Белгородской линии и начиная освоение земель уже за ее пределами. Чтобы постепенно готовить следующие “шаги” на юг…
Готовили на будущее и другие шаги — учитывая неизбежность грядущих столкновений с Речью Посполитой. И в пику польской политике ущемления украинцев правительство предпринимало меры, чтобы сблизить с русскими и расположить к Москве православных подданных Владислава. В том же 1638 г. Михаил Федорович даровал украинским казакам (но не полякам!) право беспошлинно торговать в Курске и еще нескольких порубежных городах.
Ну а пока приходилось поглядывать в сторону других врагов — международная обстановка менялась. Мурад IV под Багдадом потерпел неудачи в нескольких приступах, но затем применил другой прием. Вокруг крепости стали насыпать огромные валы, выше ее стен. На них установили пушки, простреливавшие город, подошли валами к укреплениям, и Багдад был взят. А у Ирана в это время появился новый противник. Падишах империи Моголов Шах-Джахан, завоевав в Индии все, что мог, решил развернуть агрессию на запад. Его армии вторглись в 1638 г. в персидские владения и захватили Кандагар. И Сефи I, несмотря на свое упрямство, согласился на переговоры с турками. В 1639 г. был заключен Касре-Ширинский мир, восстановивший старую границу — персы уступали Ирак, а Закавказье делилось пополам.
Вот теперь приходилось опасаться худшего. У султана развязались руки для удара на север. А ограничиваться Азовом он не собирался. Польские дипломаты не преминули заверить его, что Речь Посполитая “казачью проблему” решила, и набегов с Днепра больше можно не опасаться. И Мурад задумал решить вторую часть “проблемы”. Покорить Дон и подчинить или уничтожить его население. Что неминуемо вызвало бы войну с Россией. Хотя казаки формально и не считались подданными царя, но с турецкими попытками их раздавить и овладеть их землями Москва мириться не смогла бы. К тому же в случае завоевания Дона османам легко было найти объекты дальнейшей экспансии — для них открывалась дорога на Астрахань и Казань, которую не удалось проложить в 1569 г. Султан начал готовиться к новой войне…
Россия форсированными темпами продолжала строительство и оборудование оборонительных систем. И вдобавок вдруг обострились отношения с Ираном. Сефи I, едва выпутавшись из драки с турками, тоже вспомнил о своих нереализованных планах на севере. Вновь потребовал подчинения от дагестанских князей и принялся организовывать поход на них. Горцы хорошо знали, как в Иране дерут налоги, неимоверно выросшие в период войны, и переходить в подданство шаха отнюдь не стремились, сразу отправили гонцов к царю с мольбами о помощи. Конфликт с Персией был в такой момент совершенно некстати. Тем не менее царь и Боярская Дума решили поддержать подданных. Михаил Федорович назначил аудиенцию шахскому послу Аджибеку и резко высказал претензии по поводу вмешательства в северокавказские дела. Однозначно отрезал, что Россия такого не потерпит. А затевать серьезную войну для Ирана, выдохшегося в борьбе с османами, и имея в тылу индусов, было никак не с руки. Сефи опять пошел на попятную, отложив дагестанские проекты до “лучших времен”. Например, когда русские сцепятся с Портой.
В 1639 и 1640 гг в Москву прибыло и два посольства кахетинского царя Теймураза. В войне его стране крепко досталось и от турок, и от персов, а теперь Кахетия возвращалась под владычество султана. Теймураз, судя по всему, счел, что положение может изменить назревающая русско-турецкая война, поэтому подтверждал присягу о подданстве, некогда данную его предками русскому царю, сообщал, что к нему самому в подданство попросились черкесы, и просил принять Кахетию под покровительство. Но на такую авантюру правительство не пошло, ограничившись материальной помощью и дипломатическими мерами по защите закавказских христиан.
В марте 1640 г. Россия вновь стала собирать армию на юге. План предполагался чисто оборонительный. Воеводы назначались “по местам, а не по полкам”, им предписывалось “стоять по своим городом, где кому указано”. Отряды формировались в Крапивне, Рязани, Веневе, Мценске. Номинальным большим воеводой, по родовому и служебному старшинству, стал князь Воротынский. Но реально возглавить ударную группировку поручалось более молодому и деятельному полководцу Алексею Трубецкому, проявившему себя на сибирском и астраханском воеводствах. Под его начало в Тулу государь “указал быть стольником и стряпчим, и жильцом, и дворяном, и детям боярским их городов, атаманом и казаком, рейтаром и солдатом, и стрельцом, и иноземцом”. Остальные воеводы находились в оперативном подчинении у Трубецкого. Официально указывалась цель сбора — “для приходу крымского царя и крымских и ногайских людей”. Но обратите внимание на состав армии. Россия выставляла лучшие силы. Перебросила со шведской границы солдатские полки, высылала корпус стрельцов, служилых иноземцев, стряпчих и жильцов — составлявших личную гвардию царя. Нет, не обычного ханского набега ждало правительство. А турецкого вторжения.
Но Мурад тяжело заболел. И в Стамбуле развернулась жесточайшая борьба за потенциальную власть между гаремными группировками. Какие уж тут походы?! Победила в придворных баталиях мать султана. Заключила союз с Мухаммедом-пашой, которого продвинула на пост великого визиря, и когда монарх умер, они возвели на престол другого ее сына, Ибрагима. Султанская мамаша таким образом смогла сохранить свое главенство в гареме, сыновья Мурада отправились в “клетку”, их проигравшие матери переместились на задворки гаремной иерархии. Но для государства цена такой “победы” была дороговата. Потому что Ибрагим до этого 17 лет провел в “клетке”, общаясь лишь с бесплодными наложницами. И не только не был готов к управлению страной, но вообще “съехал”, из-за чего и получил прозвище Безумного.
Попав из заточения на трон, он воспринимал только внешний блеск нового своего положения. Заключал бороду в алмазную сетку. Кидал золотые монеты рыбам вместо корма. Не хотел осязать ничего, кроме мехов — и пришлось ввести особый налог на покупку в России соболей, чтобы обить стены в его покоях. А особенно был неравнодушен к толстым женщинам, чем крупнее — тем лучше. По всей империи поскакали специальные гонцы, разыскивая для властителя массивных баб. И когда ему нашли и привезли армянку невероятных габаритов, Ибрагим впал в полный экстаз. Не мог налюбоваться на ее сверхпышные прелести, тонул в ее телесах, после чего осыпал ее богатствами и… назначил правительницей Дамаска.