Страница 3 из 45
Единственным, кто мирно почивал в ту ночь с набитым желудком и безмятежным сердцем, был Лаван, арамеянин. Уж конечно ему всю ночь снились сны, исполненные торжества и самодовольства. Его хитрость удалась, да еще с такой легкостью! Лавана нисколько не трогало, каким адом обернулась она для трех его жертв. Подменить Рахиль на Лию — подобную идею мог взлелеять только такой извращенный ум, как у Лавана. Только такой человек, как он, был способен настолько не посчитаться с чувствами других ради того, чтобы заполучить дарового работника еще на семь лет. Не месть, не садизм, не вражда двигали им, а всего лишь жадность грубого выжиги, алчность бездушного, паршивого землевладельца. (Если читателя удивляет такая моя эмоциональность, могу сказать только, что я искренне ненавижу этого прохиндея Лавана. И то, что Библия может внушать столь сильные личные чувства к своим персонажам, — еще одно свидетельство ее величия.)
Бесспорно, сам Иаков был далеко не ангел. Читатель, возможно, пришел к выводу, что его брачная ночь была ему карой за то, как он облапошил своего отца и брата, разумеется, с подачи его мамочки. Ведь именно Ревекка обложила его гладкие руки кожею козлят, чтобы слепой Исаак принял его за косматого Исава. Исаак заметил, что «голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы». И все же вопреки этому сомнению Исаак попался в расставленную ему ловушку и благословил самозванца. Гнуснейший обман, нанесший смертельный удар и Исаву, и Исааку: отцовское благословение в те дни имело колоссальную важность. Когда они поняли, что обмануты, их реакция была много сильнее, чем Иакова, когда он обнаружил в своей постели Лию. Исаак «вострепетал», а Исав «поднял громкий и весьма горький вопль».
Для достижения своих целей Ревекка и Лаван одинаково воспользовались неспособностью их жертв что-либо видеть. «Исаак состарелся, и притупилось зрение глаз его», а Иаков буквально находился во тьме. Но ведь Ревекка и Лаван были сестрой и братом, скроенными по одной мерке. Ну а в том, что касается надувательства и нравственной низости, они сущие близнецы.
Расчет Лавана на готовность Иакова отработать ради Рахили еще семь лет оправдался полностью. И теперь, когда Иаков стал мужем обеих сестер, все еще страдая от потрясения, каким обернулась его брачная ночь, его любовь к Рахили подверглась новой проверке. Она выдержала тяжкие испытания самопожертвования и тягостного ожидания. Теперь ей предстояло выдержать будничные трудности семейного быта — на фоне сложных отношений внутри его семьи.
В первые годы брачной жизни Иакова Лия рожает ему сыновей, оставаясь нелюбимой, а Рахиль бесплодна, но любима. Вот что кроется за разнообразными горестями этой семьи. Иаков никогда не скрывал, что отдает предпочтение Рахили. Так и написано: «Господь узрел, что Лия была не любима, и отверз утробу ее, а Рахиль была неплодна». Надрывающие душу страдания Лии — которые тоже надо поставить в счет ее отцу — четко отражены в именах, которые она дает сыновьям, рожая их Иакову одного за другим. «Лия зачала, и родила сына, и нарекла ему имя: Рувим; потому что сказала она: Господь призрел на мое бедствие; ибо теперь будет любить меня муж мой. И зачала опять, и родила сына, и сказала: Господь услышал, что я не любима, и дал мне и сего. И нарекла ему имя: Симеон. И зачала еще, и родила сына, и сказала: теперь-то прилепится ко мне муж мой; ибо я родила ему трех сынов. От сего наречено ему имя: Левий».[1] Нам не известно, любила ли Лия Иакова до свадьбы, но совершенно ясно, что, оказавшись нелюбимой женой, она поставила себе целью завоевать его сердце. Ее оружием стала плодовитость. И как бы ни шокировала нас ее тактика, будущее доказало, что расчет этот оказался верным.
В тот момент Рахиль все еще наслаждается положением любимой жены. Читателю ясно, что почти все свое свободное время Иаков проводит с Рахилью, но никто его не винит: ведь он с самого начала отдал предпочтение ей, и это было известно всем. Да и к браку с Лией его принудили против его воли. Тем не менее Иаков по натуре — человек семейный, и четверо его маленьких сыновей — Рувим, Симеон, Левий и Иуда, — естественно, наполнили его сердце горячей любовью. Со временем часть этой любви пролилась и на Лию. Ревность между сестрами принимает обоюдоострый характер — Лия завидует любви Иакова к Рахили, Рахиль завидует материнству Лии. Подобная напряженная ситуация никак не обещает счастливого домашнего очага, а уж тем более если вспомнить все, что привело к ней. Медленно, но верно Рахиль начинает терять почву под ногами. Иаков уже не юный изнемогающий от любви пастух, тяжко трудившийся ради возлюбленной. Теперь он отец, муж, преуспевающий овцевод. Рахиль, ожесточившаяся, бесплодная женщина, лишь отдаленно напоминает юную красавицу у колодца в земле «сынов востока». История движется к кульминации — их первой большой ссоре.
Ссора вспыхивает, когда Рахиль ставит перед Иаковом ультиматум: «Дай мне детей; а если не так, я умираю». Вполне вероятно, что этому предшествовали стычки между сестрами — сцены, которые навряд ли доставляли Иакову большое удовольствие. В любом случае вспышка Рахили отдает истерикой, и, возможно, именно это вызывает гнев Иакова, полностью выводит его из себя, так как он грубо ее обрывает: «Разве я Бог, который не дал тебе плода чрева?» Тут нам вспоминается другая библейская супружеская пара в сходной ситуации — Анна и Елкана, родители пророка Самуила. И здесь в начальных стихах Первой книги Царств мы находим любимую, но неплодную жену, которой противостоит плодовитая соперница. И тоже бесплодная жена тревожится, ведет себя крайне нервно. И хотя я сомневаюсь, что Елкана был способен, как Иаков, на семь лет самопожертвования, он тем не менее показал себя чутким и добрым. «Анна! что ты плачешь, и почему не ешь, и отчего скорбит сердце твое? не лучше ли я для тебя десяти сыновей?» Возможно, это не слишком точная передача ситуации, но в словах Елканы есть теплота и заботливость. Иаков, бесспорно, такой чуткости не проявил.
Глава 30 Книги Бытия следом за отчаянной мольбой Рахили превращается в истинный праздник размножения: вновь и вновь друг за дружкой следуют страсть, «охота», мандрагоры, селекция, оплодотворение, ношение, роды, так что на свет появляется множество младенцев и ягнят. Плодятся и размножаются все и вся. В доме этим начинают заниматься даже служанки, а на лугах Иаков скрещивает своих овец и считает их приплод с головокружительной быстротой. Так и кажется, что все вокруг беременеют от одного только его взгляда — за исключением Рахили. Эпизод с мандрагорами знаменует конец главенства Рахили в доме Иакова как любимой жены.
И тут совершается чудо: после шести сыновей и дочери, рожденных Лией, и четырех сыновей служанок, утроба Рахили отверзнута, и у нее родится Иосиф.
«Снял Бог позор мой», — говорит она человеку, который ради нее батрачил четырнадцать лет — многозначительнейший намек на трагедию, постигшую их великую любовь. Общественные нормы тех времен, многие из которых и по сей день мешают нам жить, утверждая взгляд на женщину, как на детородную машину, а число сыновей делая меркой социального статуса и мужской силы, эти нормы погубили их отношения. Их любовь, вспыхнувшая пламенем безграничного самопожертвования и беспредельной готовности поступиться собой, выродилась в мелочные бухгалтерские подсчеты. Так и кажется, что речь идет о субсидии любви, выдаваемой отделом социального обеспечения романтических чувств.
У Авраама было два сына, как и у его сына Исаака. И только при Иакове плодовитость в доме и в овчарне превратилась в высшую добродетель. Согласно официальным записям в Книге Бытия, сыновья Иакова последовали его примеру, произведя на свет огромное количество отпрысков, ни один из которых не идет ни в какое сравнение с Авраамом. Первой жертвой синдрома «теплой колыбели» стала Рахиль. В конечном счете он ей стоил не только счастья и положения в доме, но и самой жизни.
По возвращении в землю Ханаанскую Иаков встречается со своим братом Исавом. Ничего хорошего он от этой встречи не ждал и постарался принять меры на случай нападения. Нас тут интересует тревога Иакова за Рахиль. Возможно, он в первую очередь заботится именно о ней потому, что она родила ему сына. Во всяком случае, готовясь к обороне, впереди он ставит служанок и их сыновей, а за ними Лию и ее детей. А вот Рахиль и Иосифа помещает позади всех, в самом безопасном месте. Это, безусловно, было пером в шляпу Рахили, вновь вознесенной на первое место. Пребывая в убеждении, что причина этому Иосиф, она старается снова забеременеть, о чем думала, еще когда нарекла своего первенца Иосифом,[2] сказав: «Господь даст мне и другого сына». И действительно, после нежданно счастливого примирения с Исавом Рахиль вновь понесла под сердцем. И вот вся семья отправляется из Вефиля на юг навстречу непоправимой беде. «И когда еще оставалось некоторое расстояние земли до Ефрафы, — рассказывает нам Библия, — Рахиль родила, и роды ее были трудны. Когда же она страдала в родах, повивальная бабка сказала ей: не бойся; ибо и это тебе сын». Так мы узнаём, что, даже умирая на скамейке повивальной бабки, Рахиль думала только об одном — подарить своему возлюбленному Иакову еще одного сына. О собственной жизни и безопасности она не думает. Все ее мысли отданы только долгу перед мужем, обязанности рожать ему сыновей, и ради этого она охотно принесла в жертву свою жизнь.
1
Рувим означает «смотрите, сын»; Симеон — «Господь услышал»; Левий — «присоединение».
2
Иосиф означает «Он прибавит».